подозреваемому. Описание любопытной ордалии мы находим в «Тристане и Изольде». 
После того как трое советников короля Марка обвинили Изольду в супружеской 
измене с Тристаном, она защищается Божьим судом… и лицемерием, соучастником в 
котором соглашается стать покровитель любовников. Когда Изольда направляется на 
суд, назначенный в присутствии короля Артура, через брод на реке ее переносит 
переодетый прокаженным ее любовник. После этого она клянется на священных 
реликвиях, что ни один мужчина не держал ее в своих объятиях, кроме ее мужа и 
того нищего, что помог ей перейти через реку. В некоторых вариантах поэмы она 
подкрепляет эту клятву, которую можно считать лжесвидетельством, берет в руки 
кусок раскаленного железа, и ладони ее остаются невредимыми.
Еще одно лжесвидетельство подобного рода. Ланселот в королевстве Горр выходит 
на бой с целью доказать невиновность королевы в адюльтере с сенешалем Кеем, 
тогда как настоящим ее любовником является он сам.
Обычно рыцарь не подвергается ордалиям, а выходит на судебный поединок. Сюзерен 
провозглашает, что через день состоится бой между защитниками интересов двух 
сторон в тяжбе; происходит это после обмена залогами – необходимая вещь при 
отсутствии письменных документов. Участники тяжбы могут сражаться сами, 
отстаивая свою правоту, но чаще всего их интересы защищают другие, поскольку 
непосредственные участники либо слишком слабы, чтобы выйти на поединок (как, 
например, сенешаль Кей), либо, что происходит много чаще, это вдовы или девицы, 
как в истории Ивэна, описанной Кретьеном де Труа.
Поединок за отстаивание личной чести с целью смыть оскорбление, которое мы 
называем дуэлью, не имеет непосредственного отношения к судебному поединку.
Великий романист XII века, из творчества которого мы черпаем столько материала, 
дает нам основные черты судебных поединков, тем более ценные, что они появились 
примерно веком ранее первых юридических текстов, посвященных тому же вопросу.
В первую очередь изложенный в «Ивэне» (Ивэн, 4444–4446) принцип, полностью 
разделяемый в ту эпоху, когда вера была сильна:


Если изложить принцип этого,
То он таков: Бог всегда на стороне правого,
Бог и справедливость – это одно,
И если оба будут мне помогать,
То у меня будет наилучшая компания,
Какой не будет у тебя, и наилучшая помощь.


Бог выступает на стороне правого, Бог и право составляют единое целое. Следует 
запомнить эту красноречивую формулировку, секрет которой известен клирику 
Кретьену де Труа и в которой право персонифицировано и обожествлено.
Если защитник Люнетты побеждает на поединке, то происходит это, прежде всего, 
потому, что щитом ему служит божественная помощь. Поэтому, несмотря на 
численное превосходство врагов, уравновесить которое не может помощь его льва, 
ему и удается отправить негодяев на костер, который они предназначали для 
невиновной.
Самый древний пример судебного поединка в литературе, который я знаю, – это 
осуждение предателя Ганелона императорским судом в Аахене, в «Песни о Роланде» 
(середина XI в.).
Казалось бы, в данном случае, когда Гане л он, отчим Роланда, изобличен судом в 
измене, в том, что он сдал французский арьергард сарацинскому королю Марсилию, 
его надо предать казни. Но его не казнят. Еще более странно, что он получает 
право на судебный поединок, на котором сойдутся его защитник и обвинитель.
Написано в старой книге, что Карл созвал из многих стран своих вассалов. Все 
они собрались в Аахене. Там был торжественный съезд в день святого Сильвестра. 
Тогда и начинается история предателя Ганелона. Император повелел привести его к 
себе.
«Сеньоры бароны, – обратился король Карл Великий, – судите Ганелона по праву. 
Он был в моем войске в Испании; он предал двадцать тысяч моих французов, моего 
племяника, которого вы больше не увидите, и Оливье, сильного и куртуазного; 
и двенадцать пэров он предал за деньги». Ганелон сказал: «Пусть на меня ляжет 
позор, если я утаю это! Роланд присвоил мое золото и мое добро, поэтому я желал 
ему смерти и разорения. Но предательства тут никакого не было, я это не 
признаю». Франки ответили: «Мы будем держать совет».
Итак, подсудимый не признаёт себя виновным в измене, он просто совершил личную 
месть. Совет разберется. Странно, но многие высказываются в его защиту: 
«Оставим обвинение и попросим короля провозгласить Ганелона невиновным».
Единственный голос звучит диссонансом среди голосов пэров, которых Карл 
справедливо называет вероломными. Это голос Тьерри, брата Годфруа, герцога 
Анжуйского. Он уверяет, что, даже если Роланд был не прав в отношении Ганелона, 
племянник был на службе короля Карла, а потому неприкосновенен.
«Ганелон вероломен, и он – предатель; он нарушил клятву и совершил преступление 
в отношении вас. Поэтому я считаю, что его следует повесить».
Он готов подкрепить мечом свое мнение против выставленного обвиняемым защитника,
 каковым будет Пинабель (Рол., 3841–3849):
Он сказал королю: «Сир, это ваш суд: повелевайте. К чему столько шума! Я слышал 
слова Тьерри. Я отвергаю его обвинение и готов с ним драться». Он передает 
королю свою замшевую перчатку с правой руки. Император говорит: «Я требую 
важных заложников». Тридцать родственников предлагают в заложники себя. Король 
говорит: «Теперь я дам свои поручительства». Он приказывает поместить их под