Креморгана, которого я хорошо помню. Секундант Гилберта был из числа его 
родственников, кавалерийский капитан.
По окончании всех предварительных действий, когда все зрители собрались и 
расселись, как на скачках, а по краям поля встали на страже конные охотники, 
дуэлянты поскакали навстречу друг другу. Оба выстрелили, не доскакав до барьера,
 и оба промахнулись. Стали сходиться второй раз — теперь большая часть дроби из 
пистолета Гилберта попала моему деду в лицо, но дробинки не пробили кости, а 
большая пуля, на счастье, прошла мимо. Раны оказались неопасными и лишь пуще 
разозлили старого Иону Баррингтона. Противник его жаждал дальнейшей крови, и 
началась яростная рукопашная битва. Правда, я не думаю, что бой был 
действительно такой уж плотный, иначе непонятно, как они остались живы.
Дед получил три раны, которыми любил хвастаться: один шрам у него был на правом 
бицепсе, второй — на запястье, а третий — на тыльной стороне левой ладони. 
Шляпа, которую он хранил до самой смерти, тоже была пробита в нескольких местах,
 но у обоих под шляпами были каски, что, возможно, спасло их мозги от того, 
чтобы быть разбросанными по траве.
Гилберт получил от деда два удара — в бедро и в бок, но его эти раны не вывели 
из строя. Подозреваю, что он выглядел лучше в бою, будучи таким же сильным, как 
мой дед, но более спокойным; мне кажется, дед слишком уж эмоционально подошел к 
делу, потому что, сблизившись, он вместо того, чтобы ударить Гилберта, начал 
как можно чаще наносить удары его коню, пока животное не упало, подмяв под себя 
седока. Тогда дед спрыгнул с коня, отбросил саблю, достал кинжал и, приставив 
его к горлу Гилберта, приказал просить пощады. Тот ответил, что готов просить 
пощады только при том условии, что они безо всяких извинений или разговоров 
пожмут друг другу руки и станут в дальнейшем добрыми товарищами, не позволяя 
молодому поколению продолжить былую вражду отцов. Деду такие условия показались 
вполне приемлемыми, поскольку от них веяло здравым смыслом, так что с того 
момента они стали близкими друзьями и добрыми соседями».




Книга пятая
XIX век



Глава 28
Дуэльная шпага


Во всех цивилизованных странах шпага повседневного ношения исчезла из обихода 
благородных людей, но не отошла в полное забытье. Она продолжала существовать в 
форме ?p?e de combat
[51]
, излюбленного дуэльного оружия французов. Эфес ее, лишенный дуги и pas d'asne, 
сохранил лишь защитную корзинку, которая в первой половине века практически 
ничем не отличалась от защитной корзинки отошедшей в прошлое малой шпаги; от 
малой шпаги сохранился и трехгранный клинок, да и способ использования этого 
оружия не претерпел больших изменений. Месье Вижеан, знаменитый поэт 
фехтовального искусства, оставил нам много интересных рассказов о применении 
дуэльной шпаги.

Жан-Луи
Жан-Луи, родившийся примерно в 1784 году, имел, как и его предшественник 
Сен-Жорж, необычный цвет кожи, что в сочетании с хилым и почти неправильным 
сложением сильно мешало ему в ранние годы жизни. Однако прилежание в учебе 
владению оружием перевесило все эти недостатки, и в возрасте двадцати лет он 
уже попал в число лучших фехтовальщиков Европы, успев к этому времени сразиться 
на многих дуэлях. Великодушие характера в сочетании с превосходным владением 
оружием позволили ему победить всех противников, не лишив при этом ни одного из 
них жизни.
В те времена ни одна встреча искусных фехтовальщиков не могла считаться таковой,
 если там не было Жана-Луи. Как-то раз, продемонстрировав, как обычно, свои 
успехи и принимая поздравления окруживших его друзей, Жан-Луи вдруг услышал 
презрительный голос:
— Неплохо, конечно, но одно дело — спортивный зал, а совсем другое — реальный 
бой. С игрушечной рапирой этот парень управляется неплохо, но посмотрел бы я на 
него в настоящем деле!
Жан-Луи оглянулся и тут же узнал говорившего. Это был известный хвастун, чьи 
собственные достижения были крайне скромными. Жан-Луи пожал плечами и 
пробормотал:
— А-а, это он… Ну не обращать же внимания на все, что он говорит.
Через некоторое время состоялись еще одни соревнования фехтовальщиков. Первым, 
кого увидел Жан-Луи, войдя в зал, был все тот же самонадеянный хвастун — он 
сидел в первом ряду и с самого начала принялся отпускать уничижительные 
замечания. В противниках у нашего героя оказались в тот раз несколько сильных 
фехтовальщиков, но ни одному из них не удалось и дотронуться до него. По 
окончании турнира Жан-Луи вернулся в раздевалку и уже собирался уходить, когда 
услышал разговор двух зрителей.