стоит полдюжины французов», тот не схватил месье за шиворот и не устроил ему 
такую взбучку, что до конца квартала хозяин обеспечивал ему вполне сносные 
условия, а потом молодой человек переехал в семью месье Ливье, женатого на 
англичанке, некогда бывшем балетмейстером в театре «Друри-Лейн». Если старый 
Буало был скрягой, то этот достойный человек оказался полнейшим сибаритом, так 
что под его крылом юноша зажил припеваючи.
Что же касается фехтования, то отец с самого начала неплохо подготовил юношу, а 
потом, решив все же сделать из сына продолжателя семейного ремесла, отдал его в 
обучение к месье Мотте, одному из лучших мастеров в Европе. Как пишет сам 
Генри:
«К этому искусству я питал гораздо больше склонности, чем к книгам, и быстро 
прогрессировал в науке нападения и защиты. Не раз уже я обязан жизнью тем своим 
успехам, и мальчишеское безрассудство того периода обеспечило мне мгновенную 
славу.
В ту пору любой, кто имел хоть какие-то претензии на благородство, носил шпагу. 
В Париже мало кому из молодых людей, бродивших по ночному городу или посещавших 
увеселительные заведения, удалось избежать уличных стычек, где мелькание шпаг 
было делом столь же обычным, как в Лондоне — мелькание кулаков. Мне случилось 
впутываться во множество подобных историй, хотя мне и повезло выбраться из них 
всех без малейшего вреда как для здоровья, так и для чести. Единственный 
выпавший на мою долю несчастный случай произошел во время товарищеского 
поединка с лордом Мазарини, когда конец рапиры противника вместе с шариком 
оказался у меня во рту.
Свой первый поединок я провел с неким французским офицером на одной из ярмарок, 
которые в Париже проходили два раза в год, — летняя, ярмарка Сен-Овид, и зимняя,
 ярмарка Сен-Жермен. Там был театр под названием л'Амбигю-комик.
Однажды вечером в этом театре, когда я поднимался со своего сиденья в антракте, 
сидевший рядом со мной офицер, явно охочий до драки, наступил мне на ногу. 
Приняв это за случайность, я не отреагировал, лишь выдернув ногу. Однако он тут 
же второй раз наступил на то же место. Я понял, что он намеренно хочет меня 
оскорбить, и жестом пригласил его выйти. Мы выбрались из театра, поднялись по 
узкой улочке и, наконец, оказались в каком-то тупике. Наш поединок продлился 
недолго и был прерван появлением двух офицеров полиции в сине-красных, расшитых 
серебром мундирах. Один из них схватил моего соперника, а второй — привел меня 
домой, где месье Ливье выступил в роли моего поручителя. Мне разрешили 
переночевать дома с условием, что на следующее утро я явлюсь в полицейский 
участок.
С моей стороны никаких особых свидетельств не потребовалось — эти офицеры были 
из тайной полиции, и они видели все произошедшее в театре, вышли за нами вслед 
и арестовали не в меру задиристого героя. Это был отчаянный человек, нарушитель 
общественного спокойствия, и он получил по заслугам».
По возвращении в Англию Генри Анджело хозяином вошел в школу отца, находившуюся 
тогда в Опера-Хаус, что возле Сенного рынка. После того как в 1879 году театр 
сгорел, фехтовальщики перебрались в те комнаты на Сент-Джеймс-стрит, где они и 
их потомки преподавали на протяжении почти ста лет. Старый Доминик дожил до 
весьма преклонного возраста; его сын Генри женился, и у него было двое сыновей, 
старший из которых стал впоследствии полковником армии и получил должность, 
связанную с управлением обучением фехтованию. Младший брат, Уильям Анджело, 
которого мы помним как невысокого старика с покалеченной правой рукой, которому 
приходилось привязывать шпагу к перчатке, продолжал обучать в своей школе. 
Генри Анджело умер в возрасте девяноста лет, а его внук, тоже носивший имя 
Генри, достойно хранил честь семьи вплоть до своей смерти в 1864 году.
На этом род Анджело прервался, и руководство школой фехтования, сохранившей 
старое название, перешло к знаменитому Уильяму Мактурку, который на протяжении 
нескольких лет работал там старшим инструктором. Это был джентльмен старой 
школы во всех смыслах — таких, увы, больше нет. Учтивость манер и любезность 
обхождения не мешали ему быть одним из лучших фехтовальщиков, когда-либо живших 
в этой стране, и именно его великолепному обучению автор этих строк обязан 
своими знаниями об истинной природе обращения с оружием.
Мактурк умер в 1888 году в почтенном возрасте, семидесяти лет, и с ним ушла 
былая слава знаменитого дома. Но имя Анджело осталось в истории.




Книга четвертая
Соискательские состязания и призовые соревнования



Глава 25
Звания фехтовальщиков и соискательские состязания

Не стоит путать соискательские состязания и призовые соревнования. Они 
существовали в разное время. Столетие, в которое процветали соискательские 
состязания, успело закончиться, и только тогда началось столетие призовых 
соревнований.
Как мы уже отмечали, в рыцарские времена фехтование было уделом низших сословий.
 Так что и люди, практиковавшие это искусство в том виде, в каком оно тогда 
существовало, были далеко не джентльмены и готовы были ради получения