хотя бы частью верны, то хвастать ему было чем.

Кампиньель утверждает, что к началу эпохи Филиппа Орлеанского души людей были 
измучены деспотизмом. Они устали от напряжения, были по горло сыты королевским 
великолепием и славой и не хотели ничего, кроме полного расслабления и 
всевозможных удовольствий. Дурному примеру Филиппа стал следовать весь двор, а 
сам он вел себя в полном соответствии с вышеприведенной характеристикой. 
Учтивость и галантность, свойственная предыдущему режиму, сменилась циничным 
дебоширством; блудливость не считалась более поводом для скандала, а стала 
будничным явлением — плохая репутация становилась предметом гордости как мужчин,
 так и женщин, и краснели они только тогда, когда совершали что-нибудь 
благородное.
Разгильдяй по природе своей и сладострастник по образу жизни, регент жил 
удовольствиями одного дня, не думая о будущем. Он был лишь бледной тенью короля,
 временным хранителем верховной власти; какое ему было дело до того, что вся 
основа его могущества разваливается прямо у него в руках, пока у него была 
возможность демонстрировать свое величие? Он ничего не замечал до тех пор, пока 
это не мешало ему властвовать или наслаждаться жизнью. Так что в отношении 
дуэлей мы видим полное отсутствие каких-либо предубеждений против них и никаких 
усилий, подобных усилиям Людовика XIV. Неудивительно, что вскоре мания частных 
стычек стала почти такой же популярной, как и во времена Генриха Великого. 
Каждый день появлялись известия о том, что еще один молодой человек, а то и 
несколько убиты или покалечены, и ни одно известное семейство не жило в покое. 
Надо заметить, что законы против дуэлей никто не отменял; их просто перестали 
соблюдать, но время от времени, как мы увидим, о них все же вспоминали, правда, 
в поисках не правосудия, но мести.
История Бутона, банковского служащего
Герцогиня де Берри, дочь Филиппа Орлеанского, не отставала от отца. Она была не 
только принцессой, но и очень красивой женщиной, и при этом не менее доступной, 
чем большинство других дам, составлявших двор регента. Естественно, что у нее 
было множество поклонников, одному из которых, аббату д'Эди, она особенно 
благоволила. О принадлежности этого достойного сына божьего к церкви напоминали 
только одежда да пара монастырей, доходы от которых он тратил не только на 
благотворительные цели. Аббат был большим ценителем женских прелестей и не 
ограничивался герцогиней. Так, например, он частенько бывал в доме одной 
маленькой оперной певички и однажды вечером поссорился там с неким Бутоном, 
банковским служащим. Они разругались, выхватили свои колишемарды, и клерк, 
который позаботился, как оказалось, не только о том, чтобы носить с собой 
оружие, но и о том, чтобы научиться им владеть, после обмена парой ударов 
пробил аббату бедро, на день-два уложив его таким образом в постель. Герцогиня, 
прослышав о случившемся, позаботилась о том, чтобы милый ей священнослужитель 
сменил аббатство на мальтийский крест, поэтому нам он в дальнейшем известен как 
шевалье д'Эди. Сам же аббат, вне себя от ревности к оперной певице, принялся 
преследовать своего соперника, да так упорно, что они успели подраться еще 
четыре или пять раз, и все неудачно для бывшего аббата, пока герцогиня, 
опасаясь за безопасность своего любовника, не сообщила о происходящем 
коннетаблю. Был созван суд, состоящий из маршалов Франции, каковой только и мог 
разрешать вопросы чести; однако юрисдикция этого суда распространялась только 
на тех, кто по праву рождения был наделен привилегией носить шпагу, то есть на 
дворян и людей благородного происхождения, которые обращались к членам суда 
«милорды»; со стороны персоны низшего ранга, само существование которого на 
этой земле не должно было волновать маршалов, такое обращение воспринималось 
как оскорбление.
Обоих участников ссоры привели к суду, и какой же гнев охватил председателя 
суда маршала де Шамильи, когда ему сообщили, что один из присутствующих — не 
благородного происхождения.
— Какого черта он тогда делает здесь? — вскричал маршал. — Какого черта он 
называет нас «милорды»? Таким, как ты, я не «милорд»! Ты… Ты насмехаешься над 
маршалами Франции! И у тебя хватило немыслимой наглости заявить, что тебя зовут 
Бутон?
Больше всего председателя суда возмутила мысль о том, что кто-то хочет над ним 
подшутить, поскольку его самого звали Бутон де Шамильи. Суд достаточно 
разозлился, чтобы рекомендовать регенту посадить любовника своей дочери в 
крепость Ам, чтобы научить его уважать королевские указы, и, более того, 
продержать его там добрых два года за то, что он унизился до принятия вызова от 
простолюдина. Что же касается клерка, то его просто выпихнули на улицу — особы 
столь низкого происхождения суд не интересовали. Но герцогиня де Берри, будучи 
женщиной не только порочной, но и мстительной, запустила против клерка 
дремлющую машину закона, добившись, чтобы его обвинили, нашли, арестовали, 
отдали под суд, и успокоилась только после казни несчастного.
«Это была кошка!»
Да! Заварушку, о которой мы сейчас расскажем, вызвала кошка — красивая, 
очаровательная и самая, наверное, изысканная кошка во всей Франции — но всего 
лишь кошка.
Роскошные похороны великого монарха прошли, и королевский скипетр оказался на 
время в руках регента Филиппа. Его нрав был хорошо известен, и все знали: пока 
ему не мешают развлекаться и не посягают на его почти королевскую власть, можно 
без помех хоть целоваться, хоть ссориться. Как-то раз между двумя офицерами 
французской гвардии вспыхнула ссора. Звали их Ферран и Жирардан, и оба были 
отпрысками духовных особ. Глубинной причиной их вражды была ревность, но сама