пажом, с поводьями коня герцога Бэкингема в руках.



Глава 22
Колишемард

Вот мы и расстались с леди Шрюсбери и ей подобными, по крайней мере на время, 
так что давайте теперь пересечем Ла-Манш и посмотрим, чем занимаются наши 
парижские друзья. Пока мы у себя в Англии предавались кровавым утехам, в этом 
веселом городе, некогда служившем многолюдной дуэльной площадкой, ныне о дуэлях 
даже и не слышали. На протяжении долгих семнадцати лет, по крайней мере так 
утверждает Кампиньель, Людовику XIV удалось беспощадной твердостью подавить 
всеобщую страсть к частным поединкам, хотя и не искоренить ее до конца. Но по 
крайней мере, один важный фактор ему удалось изменить. До того не только сами 
дуэлянты, но и их друзья, приняв участие в дуэли и вернувшись домой 
победителями, наслаждались уважением друзей и восхищением красавиц; теперь же 
дело обстояло по-другому. После триумфального возвращения домой победителей 
ждали слуги закона, которые бросали их в тюрьму, судили и вскоре вешали, как 
простых воров. Дуэль лишилась своей романтики, так что не зря Филипп Орлеанский 
цинично бросил: «Мода на дуэли прошла чересчур уж быстро».
Дуэли в старомодном стиле вышли из употребления, секунданты перестали принимать 
участие в сражении, и зачастую их присутствием стали пренебрегать, как чересчур 
опасным: если впоследствии выяснялось, что при стычке присутствовали секунданты,
 то обвинение их в участии в дуэли становилось неминуемым. Однако не следует 
думать, что благородные дворяне вообще перестали улаживать свои ссоры 
излюбленным способом. Даже «король-солнце» вряд ли мог запретить человеку со 
шпагой в руке защищать свою «невинную жизнь» от внезапного нападения. Частные 
стычки стали еще более частными и стали по-другому именоваться. Если у некоего 
господина появлялся повод для выяснения отношений с соседом, он не удалялся 
домой, чтобы впоследствии прислать тому вызов, а говорил:
— Уважаемый, у нас есть с вами повод для ссоры, но это не может удержать меня 
от любезных моему сердцу прогулок, а завтра я собираюсь погулять в таком-то 
парке.
На следующий день выходило так, что оба случайно оказывались прогуливающимися в 
одном и том же месте в одно и то же время, и частенько до дома в тот день 
добирался только один из двоих. Такие «случайные встречи» получили название 
«ранконтр».



Колишемард


Эти «подпольные» встречи снова породили простор для обмана и мошенничества: кто 
приходил на бой в кольчуге под одеждой, кто с нюхательным табаком в кармане, 
чтобы в нужный момент бросить его в глаза ничего не подозревающему противнику, 
кто мог просто отвлечь внимание противника разговором или криком и проткнуть 
его. Учитывая, что поединки проводились без свидетелей, подобные злодеяния 
можно было совершать, не особенно опасаясь разоблачения. А в те дни много пили 
и много играли, и эти две причины часто приводили к обнажению легких, 
элегантных малых шпаг. Однако часто бывало так, что более рассудительный 
участник ссоры не собирался брать на душу грех убийства, и в этом мастера 
фехтования готовы были ему помочь. Они разработали серии движений для 
обезоруживания противника, чтобы таким образом его можно было обезвредить, не 
убивая. Большой вклад в их разработку внес Жерар, а до совершенства довел в 
1763 году знаменитый Анджело.
Манеры благородных господ начала XVIII века все так же оставляли желать лучшего,
 но вот форма их оружия претерпела изменения. Клинки с плоским и ромбовидным 
сечением исчезли, а место их заняли трехгранные, что позволило выиграть, с 
одной стороны, в жесткости, а с другой — в легкости оружия. Примерно той же 
длины, что и распространенная прежде шпага, новомодное оружие имело очень 
широкий клинок в близкой к эфесу части, возможно, для увеличения силы защитных 
действий, поскольку в то время использовались только «простые» парирования; 
клинок оставался широким первые дюймов восемь, а затем внезапно сужался. Этот 
вид малой шпаги получил название колишемард; популярность его держалась до 
начала второй половины века, и это было серьезное оружие.
«Король умер — да здравствует король!»

Великий монарх, «король-солнце» шел к своему закату. Военная слава, которой он 
так гордился, улетучилась, армии его были разбиты, а сам он, старый и дряхлый, 
готовился отдать природе тот долг, который является уделом каждого, будь то 
король или простолюдин. «Король умер — да здравствует король!» Но кому теперь 
предстоит принять бразды правления, выпавшие из некогда властной руки? 
Маленькому ребенку! А кто главный наставник этого мальчика? Кто правит 
королевством от его имени? Филипп Орлеанский, которого король, по словам 
Кампиньеля, называл «fanfaron des vices»
[46]
. Это был человек, который столь гордился своими драками, что хвастал о них 
направо и налево, а если истории, изложенные в мемуарах шевалье де Раванна,