|
сойдясь с противником, сначала ушел в оборону, стремясь скорее измотать
соперника. Столь искусно и ловко он отражал удары и корпусом уходил от
серьезных ударов, не обращая внимания на финты, что казалось, что он просто
играет с противником, а тот нападает всерьез. Спокойствие, которое Криштон
сохранял в пылу боя, как молния, озаряло сердца зрителей и делало его предметом
любви всех итальянок; ярость же второго бойца, ставшего похожим на раненого
медведя, способна была вселить страх в волков и испугать даже английского
мастифа.
Оба бойца были в одних рубашках и внешне казались находящимися в совершенно
равных условиях, но, когда итальянец удваивал усилия в яростном броске, у него
на губах выступала пена, а дыхание становилось хриплым; шотландец же, сдерживая
натиск, спокойно срывал все планы нападающего. Тот заставлял соперника работать
то примами, то секундами, менять защиту терциями на защиту квартами, парируя
удары то высоко, то низко, и выгибал тело, как только можно, в поиске уязвимых
мест в обороне рыцаря — но все тщетно. Неодолимый Криштон, перед которым была
бессильна любая хитрость, отражал все атаки и с невероятной ловкостью как в
парировании, так и в перемещениях разрушал все замыслы противника. Только
теперь в голову непобедимого доселе итальянца начала закрадываться мысль о том,
что кто-то может превзойти и его. Несравненный же Криштон решил, что пора
положить сокрушительный конец затянувшемуся поединку, чтобы не обмануть
ожиданий дам и надежд герцога. Он просто перевоплотился, обернувшись из
защищающегося в нападающего, и совершил, в защиту чести герцогской семьи и в
воздаяние за кровь троих убитых здесь ранее, следующее: провел длинную стоккаду
de pied ferme; отскочил и нанес еще один удар, на долю секунды зафиксировав
клинок в теле соперника; и наконец, сделал последний шаг назад и, резко
стартовав с правой ноги, вогнал рапиру в живот итальянца, горло и сердце
которого уже были пробиты предыдущими двумя ударами. Таким образом он отмстил
за трех вышеупомянутых господ, которые были убиты тремя такими же ударами.
Итальянец, чувствуя, как жизнь покидает его вместе с вытекающей кровью, успел
сказать только одно — что он умирает со спокойной душой, ибо принял смерть от
руки самого храброго воина».
Джеймс Криштон был не только талантливым бойцом, но и в целом очень способным и
образованным молодым человеком, так что неудивительно, что герцог Мантуа питал
к нему особую привязанность, и тем более — после славной победы над заезжим
бойцом. Видя, что Винченцо ди Гонцага, сын герцога, имеет склонность к
литературе и искусствам, правитель приставляет Криштона к сыну в качестве
компаньона и наставника. На беду, сам Винченцо оказался человеком злобным,
мстительным и имел много плохих привычек.
Как рассказывает нам сэр Томас Уркухарт, после победы над итальянцем на глазах
у всего города красавицы Мантуа готовы были пасть к ногам героя. Среди толпы
красоток он бы и жил счастливо, но, к сожалению, нашлась среди них одна,
захватившая гораздо больше его внимания, чем все остальные. К большому
сожалению, и принц тоже начинает питать пристрастие именно к этой особе, в
связи с чем у него развивается ревность к шотландцу, перерастающая в
смертельную ненависть. Как-то раз последний возвращался от предмета своей
страсти, по бытовавшей в то время среди итальянской знати манере играя на
мандолине. На него набрасываются с полдюжины вооруженных бандитов, чьи лица
тщательно закрыты масками. Криштон вынимает рапиру и кинжал и так умело
обороняется, что вскоре двое нападающих уже повержены наземь, трое — бегут, а у
шестого он выбивает оружие, срывает с него маску и видит принца Винченцо,
своего молодого господина. Да, он лишь разоружил противника, да и то —
защищаясь, а ведь мог бы и убить. Потрясенный своим открытием, он становится на
колено и с поклоном возвращает принцу его рапиру. Винченцо, пьяный от вина,
разъяренный своим поражением, подлый и мстительный по природе, принимает рапиру
и тут же протыкает ею рыцаря насквозь. Так в юном возрасте двадцати двух лет
завершилась жизнь Восхитительного Криштона.
Глава 12
О рыцарском поведении мастеров рапиры
Пожалуй, хватит о жульничествах, о злобе и предательстве. Теперь приятно было
бы узнать о том, что не все благородные господа того времени были столь жестоки.
Да, действительно жестокие и безнаказанные убийства капитана Матаса и
Восхитительного Криштона, совершенные теми, кого эти рыцари только что
великодушно пощадили, вряд ли могли подтолкнуть благородных по природе своей
людей к тому, чтобы вести себя с побежденным противником так, как подсказывает
сердце. Но все же в истории сохранилось немало примеров рыцарской учтивости
победителей по отношению к побежденным, которую последние принимали с
благодарным почтением. Узнаем же о них.
Как два капитана, Петр Корсиканец и Джованни из Турина, сражались на рапирах и
плащах, и как великодушно они себя вели по отношению друг к другу
При дворе принца Джианнино дей Медичи состояли двое храбрых капитанов,
именовавшихся Петр Корсиканец и Джованни из Турина. Они храбро служили своему
повелителю во всех войнах и несколько лет жили добрыми друзьями. Но как-то раз
между ними зародилось недовольство; они перестали доверять друг другу, и
отношения их переросли в открытую ссору. Споры между ними стали постоянным
делом, а поскольку ни тот ни другой ни в чем не желал признать себя неправым —
при том что виноваты были в какой-то степени оба, — примирить их стало задачей
|
|