безрассуден в склонностях. Ведь ты готов лезть с кулаками на всякого, у кого на 
один волос больше или меньше в бороде, чем у тебя, или только за то, что 
человек ест каштаны, в то время как у тебя глаза каштанового цвета. Голова у 
тебя набита кулачными соображениями, как яйцо — здоровою пищей, и, совершенно 
как яйцо, сбита всмятку вечными потасовками. Разве ты не поколотил человека за 
то, что он кашлянул на улице и разбудил твою собаку, лежавшую на солнце? Разве 
ты не набросился на портного, осмелившегося надеть новую пару до Пасхи, или на 
кого-то другого за то, что он новые башмаки подвязал старыми лентами?»
[32]




Дуэль на рапирах с плащами


А ведь речь идет об образце миролюбия того времени!



Кинжал для учебного фехтования


Жители XVI века готовы были принять за вызов любой брошенный на них взгляд, как 
повествует о том в своей «Практике» Винченцо Савиоло. Предоставим ему слово:
«Что же произошло с врожденной галантностью благородных мужей древности? Есть в 
том вина и некоторых недостойных людей, которую я не могу не порицать — выходя 
на улицу, эти люди взяли себе в привычку окидывать всех проходящих мимо таким 
взглядом, словно они хотят оценить и запомнить их; многие из тех, на кого 
подобным образом смотрели, не могли оставаться спокойными, и это стало опасным. 
Ведь может статься, что тот, на кого брошен изучающий и оценивающий взгляд, 
может в силу подозрительности своей натуры, или какой-нибудь личной тайны, 
приписать такому взгляду какие-то одному ему известные причины. И может 
разгореться нешуточная ссора, поскольку тот, на кого смотрели, спросит, чем он 
обязан такому взгляду, а тот, кто смотрел, может ответить резко или грубо, и 
оба придут в ярость, и ситуация станет опасной. Я сам видел замечательный 
пример подобного конфликта, когда проезжал через город Триест, находящийся на 
краю области Фриуле в Италии. Два брата, один из которых был весьма уважаемым 
офицером, а второй — храбрым и достойным солдатом, шли по улице, и несколько 
местных молодых господ подвергли их не слишком учтивому осматриванию посреди 
улицы. Офицер с братом восприняли это как бесцеремонность и любезно 
поинтересовались, не встречались ли они с этими господами раньше и знакомы ли 
они. Те ответили «нет»; на следующий вопрос о том, почему же вы тогда столь 
пристально на нас смотрите, один из наглецов дал ответ «глаза есть, вот и 
смотрим», а другой добавил «все вопросы к воронам, почему они нам их до сих пор 
не выклевали». Короче, слово за слово, и перешли к делу, ибо что сказано языком,
 то должно подтвердить руками: завязалась яростная драка, брат офицера был убит,
 двое из местных — ранены, а остальные — бежали, причем самый искусный боец из 
них оказался раненым в ногу и убежать не смог, был арестован и вскоре 
обезглавлен. Его очень любили в городе, но никто не помог ему избежать смерти, 
к которой его привели безумная самоуверенность и плохая компания».
В те бурные времена самым мудрым советом было «ни с кем не спорить». Много 
голов полетело из-за возражений, ведь любое, самое ничтожное слово поперек 
полоумному горячему парню воспринималось как наглая ложь, а рапиры в те дни 
очень непрочно сидели в ножнах… Более миролюбивыми и здравомыслящими людьми 
были придуманы и напечатаны правила о возражениях, где подробно расписывалось, 
в каком именно случае встречи с «наглой ложью» следует драться, а в каких — не 
следует. Там присутствовало понятие «Безусловное Обвинение во Лжи», которая 
была определенно подходящей причиной для драки, да и в наше время, когда 
обществом заправляют юристы, привела бы к появлению на руках лжеца наручников; 
но в благословенные времена королевы Елизаветы наручники были вещью неизвестной,
 а подобные споры решались с помощью ее величества рапиры.
Так, к примеру, некий Джон заявлял некоему Джеймсу:
— Ты сказал, что я в битве при Монконтур забыл присягу и трусливо бежал, так 
вот, я отвечаю на это, что ты солгал! — и мог добавить, дабы еще более 
прояснить свои намерения: — И язык твой подобен рукам вора!
Это — пример четкого и энергичного возражения, и Джеймсу теперь положено 
вызвать Джона на поединок, чтобы своими руками доказать правоту своих слов.
Помимо «Безусловного Обвинения во Лжи», имелось еще «Общее Обвинение во Лжи» — 
это когда утверждение произнесено «в общем», без указания на конкретное лицо, 
например: «Кто бы ни говорил, что я не верен своему сюзерену, тот лжет!» На 
подобное утверждение никто не обязан отвечать вызовом, потому что возможно, что 
об этом говорили все подряд, а сражаться со всеми подряд было бы неумно.
Затем следует «Условное Обвинение во Лжи». «Условным Обвинением во Лжи мы 
называем обвинение, которое будет действительно при некоем условии, например 
заданном в утверждении типа: «Если ты назвал меня вором, ты тем самым солгал, 
если назовешь меня вором впоследствии, ты тем самым солжешь, и сколь часто ты 
произносил или произнесешь такие слова, столь часто и солгал или солжешь». 
Такое «Условное Обвинение» часто вызывает споры и сомнения, поскольку оно не 
может считаться действительным, пока не проверено условие, иными словами — пока