заостренного меча для всадников, встречается сравнительно редко.
Теперь я перехожу к рассмотрению различных моментов, связанны с прямой и 
изогнутой формами лезвия. Опыт орудования мечом позволяет отметить, что форма 
любого образца или модели, будь то инструмент или оружие, предполагает для него 
одну-единственную специфическую цель. Этого следует ожидать. Воин выбирает себе 
меч так же, как лесоруб — пилу. Покажите механику новое зубило, и он поймет его 
предназначение по форме, общему виду, углу заточки, по закалке, весу и тому 
подобным деталям; он определит, что оно не предназначено для забивания гвоздей, 
сверления дыр, а служит для обработки дерева или другого не особо твердого 
вещества. Так и форма меча определяется задачами, выполнение которых от него 
ожидается.
У меча три основные функции — рубить, колоть и защищать. Если бы качества, 
необходимые для выполнения этих грех функций, можно было совместить, было бы 
нетрудно выбрать единую наилучшую форму. Но к сожалению — а может, стоило бы 
сказать, к счастью, — каждое качество сильно мешает другому. Отсюда и различные 
модификации, принятые различными народами, и последовательные ступени прогресса.

Самая простая и самая эффективная форма боевого инструмента, рассчитанного на 
рубящее действие, — американский палаш, которым пользуются скваттеры в лесной 
глуши. Это возрожденная форма доисторического кельта или инструмента палача — 
простой тяжелый стальной клин, закрепленный на легкой, жесткой ручке так, чтобы 
вся сила удара концентрировалась на лезвии, которым наносится удар. По поводу 
его предназначения никакой неопределенности нет; если бы в фехтовании не было 
необходимости обеспечивать защиту, а не только вывести из строя соперника, это 
было бы наилучшее, наидревнейшее оружие из произошедших от дубинки. Но рубящий 
меч, который является его родственником в короткой изогнутой форме, имеет 
длинное лезвие, которое позволяет выбирать рубящее действие — хорошее или 
плохое. Если ударить, к примеру, по ветке дерева самым наконечником меча 
(«слабой четвертью клинка»), то единственным эффектом удара будет лишь 
неприятное сотрясение руки и запястья. То же самое будет, если удар придется на 
часть клинка, близко находящуюся к рукояти. В обоих случаях вибрация клинка 
покажет, насколько теряется сила. Проэкспериментировав и нанеся несколько 
ударов, каждый раз сдвигая точку контакта на дюйм и сравнивая эффект, владелец 
меча находит в конце концов точку, приблизительно в конце «полуслабой четверти» 
клинка, где, грубо говоря, вибрации нет и где, следовательно, эффективной 
становится вся сила удара. Но наш «центр удара» не надо путать с «центром 
тяжести». Точка центра тяжести находится примерно на середине «полусильной 
четверти» клинка; это наилучшая точка для отражения удара, и только для него.
Мистер Генри Уилкинсон из Лондона, практичный ученый муж, недавно впервые 
предложил формулу для определения центра удара без утомительного процесса 
экспериментирования с каждым отдельным лезвием. Его система основана на 
свойствах маятника. Легкий прут, длиной примерно 39,2 дюйма, на конце которого 
закреплен тяжелый свинцовый шар, качается туда-сюда от зафиксированного центра, 
колебаясь раз в секунду, или шестьдесят раз в минуту, на широте Лондона. В нем 
сконцентрированы три центра — центр удара, центр колебаний и центр тяжести. 
Если бы это был математический маятник — невесомый прут, то все эти три центра 
находились бы точно в центре шара, или на расстоянии в 32,2 дюйма от места 
подвеса. Лезвие для измерения подвешивается, крепко закрепляясь на точке, на 
которой оно повернулось бы, нанося удар, и путем раскачивания превращается в 
маятник.

Чем короче расстояние, тем быстрее колебания; вместо шестидесяти лезвие делает 
восемьдесят колебаний. Простая формула определяет длину такого маятника в 
двадцать два дюйма. Это расстояние отмеряется от точки, в которой подвешено 
лезвие, и полученная точка отмечается как ударный центр, в котором отсутствует 
вибрация лезвия и можно нанести наиболее эффективный удар.
Опять же изучение топора показывает, что режущая кромка его достаточно сильно 
вынесена вперед по отношению к держащей его руке, по «линии направления», 
которая у меча проходит по прямой от головки до острия. Если бы режущая кромка 
была вынесена назад, оружие уходило бы с линии удара, и для преодоления этого 
фактора требовалось бы дополнительное приложение силы. Почти все изогнутые мечи,
 за исключением японских, сделаны таким образом, чтобы создавалось ощущение, 
что «клинок хорошо ведет вперед»; и этот вопрос был тщательно исследован 
народами, у которых общепринятым образом нападения является рубка. Обычно линия 
рукояти выгибается вперед так, чтобы формировать угол с осью лезвия, который 
делается тупее или острее в зависимости от того, насколько сильна кривизна 
лезвия. Если поставить клинок стоймя на головку рукояти, эффект становится 
очевиден — меч падает лезвием вперед не хуже топора.
Превосходство кривого лезвия для рубки легко доказать. При каждом рубящем 
движении удар приходит в цель под каким-то углом, и проникающая часть 
становится клином. Но этот клин расположен не под прямым углом к самому мечу: 
угол этот имеет больший или меньший наклон по отношению к изгибу, и, 
следовательно, разрубание производится более острым концом. Прилагаются рисунки 
двух рубящих оружий — ятагана и прямого меча; эти рисунки доказывают, что если 
режущая кромка движется по прямой (АВ) по отношению к любому объекту (С), то 
она будет выполнять роль клина (D), четко измеряя ширину лезвия. Но изгиб 
выдвигает край вперед, и таким образом «полуслабая четверть» выполняет роль 
клина (Е), который длиннее и, следовательно, острее, в то время как 
максимальная толщина клина (задней части клинка) является фиксированной. Таким 
же образом, если рубить еще ближе к острию, возрастающее искривление производит