пугалом заявиться в ресторан гостиницы?” Я ответил, что вполне могу.
        По дороге в ресторан он поинтересовался, не смущает ли меня моя 
кривобокая походка. “Представляю, сколько старушонок вы посшибали на улицах, а 
сколько раз падали, споткнувшись о какого-нибудь постреленка? А уж сбитым вами 
старикам, верно, и счету нет?” “Как-то обхожусь”, — ответил я.
        Когда мы вошли в зал, отец Роберта заявил: “В этой гостинице отвратно 
готовят. Тут в середине следующего квартала есть славный ресторанчик. Если мы 
попробуем туда добраться пешком, сможете дотащить в целости свой хилый остов, 
не покалечив встречных стариков и старушек и не споткнувшись о какого-нибудь 
пацана? Или такси взять?” Я пообещал дотащиться в целости.
        В середине следующего квартала он извинился за ошибку. Ресторан 
находился в следующем квартале. По дороге он всячески издевался над моей 
походкой, внешним видом и всем, что только приходило ему в голову.
        Он сообщил, что занимается торговлей недвижимостью и считает делом 
чести выжать из каждого клиента все до последнего цента.
        Наконец, мы прибыли в ресторан, который, как оказалось, был расположен 
в двенадцати кварталах от гостиницы. “Конечно, можно пообедать и на первом 
этаже, — заявил папаша. — Но я предпочитаю на галерее. Как бы нам закинуть туда 
ваш остов? Сами управитесь или помочь?” Я сказал, что управлюсь сам. Столик 
выбрал он сам.
        Пока мы поджидали официантку, папаша сообщил: “Повара здесь 
изумительные. Мясное готовят — пальчики оближешь. А вот рыба у них — или гнилье,
 или недожареная, а в пюре одна вода и картошка недоваренная. А чай со льдом 
они из речки качают, а сверху ледок плавает. Кошмар!”
        Подошла официантка, и папаша кивнул головой, показывая, чтобы я первый 
изучил меню. Я заказал жаркое из ребрышек, печеный картофель и горячий кофе. И 
еще что-то на десерт, я уж забыл. Официантка повернулась к папаше и подала ему 
меню, он тут же произнес: “Его заказ отменяется. Принеси ему рыбу с пюре и чай 
со льдом”. Себе он заказал то, что вначале заказал я: жаркое из ребрышек, 
печеную картошку, кофе и десерт. Официантка не сводила с меня вопросительных 
глаз, но я сидел с каменным лицом. Развлечение было что надо.
        Наконец официантка вернулась с двумя подносами. Выражение лица у нее 
было несчастное и беспокойное. Я сказал: “Подайте рыбу с пюре этому джентльмену,
 как он и заказывал. А мне, пожалуйста, жаркое”. Она так и сделала и мгновенно 
улетучилась. Папаша посмотрел на меня и сказал: “Такого со мной еще никто не 
проделывал”. “Все когда-нибудь случается в первый раз”, — ответил я.
        Он проглотил свою рыбу с пюре и выпил чай со льдом. Я наслаждался 
ребрышками.
        Когда мы кончили обедать, он заявил: “Я привел вас в отличный ресторан. 
Почему бы вам не взять на себя расходы?” Я ответил: “Вы меня пригласили. Я ваш 
гость. Вам и платить”. “Может, хоть чаевые заплатите?” — сопротивлялся он. “Это 
дело хозяина”, — ответил я.
        Наконец, на свет появился разбухший техасский бумажник, где желательно 
чтобы была хотя бы одна тысячедолларовая бумажка, несколько пятисотенных, 
сотенных, полусотенных и по мелочи: двадцатки, десятки, пятерки и 
однодолларовые купюры.
        Извлек он этот пузатый бумажник, отсчитал какую-то сумму и полез в 
карман за мелочью. На чай он оставил 5 центов. Хорошо, что я тайком от папаши 
передал девушке хорошие чаевые. Бедняжка так изнервничалась, что ей такое 
успокоительное было как раз кстати. (Смех.) Мой “кормилец” предложил стащить 
мой остов с лестницы, на что я ответил, что на худой конец могу сам с нее 
скатиться, без его помощи. Когда мы вышли на улицу, он снова проявил ко мне 
внимание. “Дотянете до гостиницы, не развалитесь? Или такси брать?” “Думаю, 
дойду”, — ответил я. Мы возвращались под аккомпанемент весьма нелестных 
замечаний в мой адрес со стороны мистера Дина.
        Когда мы пришли, я сказал: “Меня еще кое-что интересует о вашем сыне”. 
Мы поднялись в мой номер. Он тут же заявил, что чемодан у меня мог бы быть 
получше, а дешевле моего кейса он не встречал. Когда я стал записывать кое-что 
из того, что он говорил, он и тут не удержался: “Да что вы за человек, черт 
побери! Даже своей ручки нет! Пишете гостиничной ручкой на гостиничной бумаге”. 
“Расскажите мне подробнее о Роберте,” — перебил я. Он вспомнил еще какие-то 
моменты и спросил, возьмусь ли я лечить Роберта. Я попросил: “Передайте Роберту,
 чтобы он явился ко мне на прием в мой кабинет в Мичигане, ровно в 6 часов 
вечера.
        Роберт явился в форме младшего лейтенанта флота. Заглянув в дверь из 
коридора, он сказал: “Так это вы та ученая шишка, что собирается меня лечить?” 
“Я психиатр, который собирается с вами работать”, — ответил я.
        Роберт вошел в приемную и окинул изучающим взглядом почти двухметрового 
практиканта в военной форме. Призванным в армиию студентам-медикам разрешалось 
служить свой срок в медицинских учреждениях. “А что здесь делает эта здоровая 
бутыль ни с чем?” — поинтересовался Роберт. “Джерри — студент-медик и помогает 
мне”, — объяснил я. “Какой же вы великий специалист, если в помощниках 
студент?” — усмехнулся Роберт. “Весьма знающий специалист”, — ответил я.
        Тут Роберт заметил в кабинете моего друга, профессора-искусствоведа из 
Мичиганского университета. “А этот хмырь с цедилкой для супа под носом что 
здесь ошивается?” — “Он профессор искусствоведения из Мичиганского университета.
 Он тоже будет помогать мне в твоем лечении”.
        “А я думал, что медицинская консультация — дело приватное”, — сказал 
Роберт. “Это так. Именно для того, чтобы не было никакого разглашения 
медицинской тайны, мне нужно столько помощников. Входи и садись”.