Том не спеша выбрался из машины. Аккуратно положил халат на заднее 
сиденье, я тоже последовал его примеру. Том подошел к воде и, когда большой 
палец ноги коснулся влажного песка, он произнес: “Пожалуй, я сегодня поплаваю”.
        Я нырнул и поплыл вслед за Мартой. На обратном пути я спросил у нее: 
“Сколько воды Том наливает в ванну?” “Каких-то несчастных три сантиметра”, — 
выпалила Марта.
        На той же неделе Тому предложили повышение: должность старшего 
психиатра. “Мне кажется, я еще не готов”, — ответил он заведующему отделением. 
Тот, однако, возразил: “Я бы не предложил тебе это место, если бы не был уверен,
 что ты готов. Либо ты начинаешь работать в новой должности, либо увольняйся и 
ищи себе работу в другом месте”.
        Том и Марта уехали. К тому времени я убедился, насколько они были 
влюблены друг в друга. Марта мечтала о собственном уютном домике и о детях.
        Двадцать пять лет спустя я приехал с лекцией в Пенсильванию. По 
окончании ко мне подошли седоголовый старик и старая изможденная женщина: “Вы 
нас узнаете?” — “Нет, но судя по вопросу, должен”. “Это я, Том”, — сказал 
старик. “А я — Марта”, — произнесла женщина. “Когда же ты поплаваешь Том?” — 
“Завтра”, — ответил он. Я повернулся к Марте и спросил: “Сколько воды он 
наливает в ванну?” — “Все те же чертовы жалкие три сантиметра”. “Чем ты сейчас 
занимаешься, Том?” — “Я ушел в отставку”, — ответил он. “В каком чине?” — 
“Младшего психиатра”. Жаль, у меня тогда было мало времени, а то уж как-нибудь 
затолкал бы я Тома в то озеро.
        Сид: А как с Мартой?
        Эриксон: Тогда у Марты были бы дети. Если удается сломать сковывающую 
модель фобии, то человек готов к новым поискам. А наши пациенты склонны 
ограничивать себя и тем лишают себя очень многого.
        Вчера вечером мне позвонил приятель из Калифорнии. “Я нашел способ, как 
излечить подростков от их идиотских выходок. Надо поместить их в глубокую 
заморозку и оттаять, когда им будет 21 год”. (Эриксон смеется.)
        Моего сына Ланса совершенно серьезно беспокоило и возмущало отсутствие 
у меня ума. Он мне так прямо и заявил, что я довольно туп. Затем он уехал 
учиться в Мичиганский университет. Позднее он признался: “Знаешь, папа, мне 
хватило двух лет, чтобы заметить, что ты как-то вдруг перемахнул от идиотизма к 
интеллекту”. Недавно он позвонил мне из Мичигана и сообщил: “Папа, считай себя 
отмщенным. Мой старший, наконец, открыл, что у меня есть кое-какие мозги, и 
заявил мне об этом. А у меня еще трое таких открывателей!”
        Мужчина: Мой отец мне то же самое рассказывал. (Эриксон согласно кивает.
)
        Эриксон: Расскажу вам об одной истории болезни. История и сложная, и 
весьма незамысловатая.
        Роберт Дин окончил военно-морское училище в чине младшего лейтенанта. 
Шла война, его назначили служить на эсминец и дали месячный отпуск. Роберт 
отправился к Фрэнсису Брейкленду, главному психиатру флота, и объяснил, что 
страдает неврозом. Брейкленд признал, что проблема существует, но объяснил 
Роберту: “Младший лейтенат, я ничем не могу вам помочь. Я не могу изменить 
приказ или добиться вашего перевода на береговую службу. У вас приказ явиться 
на эсминец. Я могу потребовать военного суда. Суд пошлет вас в Уолтер 
Рид-госпиталь. Вам станет хуже, и вас переведут в госпиталь Св. Елизаветы. Там 
вы останетесь надолго и будете потихоньку сходить с ума и так доживете свою 
жизнь. Я вам советую в свой отпуск поехать в клинику Джона Хопкинса и узнать, 
не могут ли они вам помочь частным образом”.
        Роберт прибыл туда и рассказал о своей беде. Они обо всем тщательно 
расспросили и сказали: “Помочь вам не можем. Но в Мичигане работает некий 
Эриксон. Возможно, он вам поможет”.
        Роберт позвонил отцу в Нью-Йорк, а тот позвонил мне и попросил принять 
его сына. Я ответил, что на следующей неделе буду в Филадельфии. Пусть он туда 
приедет и расскажет мне все о сыне, а я подумаю, что можно сделать.
        Отец Роберта нашел меня в гостинице. Он вошел в мой номер, представился 
и сказал: “Во мне всего полтора метра росту. Я из кожи вон лез, чтобы 
вытянуться и попасть в действующую армию во время Первой мировой войны. Я 
тоннами поглощал бананы и ведрами пил молоко, чтобы пройти хотя бы по весу. А 
чертово начальство всю войну продержало меня рядовым в прачечной роте. Я 
поклялся, что когда демобилизуюсь и женюсь, и у меня родится сын, сделаю все, 
чтобы он стал боевым офицером, желательно на флоте. Раз уж я не сгодился для 
американской армии”.
        “Понятно, — заметил я, — но в чем же заключается проблема Роберта?” — 
“Как вам сказать, у него, что называется, “застенчивый” мочевой пузырь. Он не 
может мочиться на людях. Вот дуралей. Говорит, что это у него с самого детства. 
Уж так намучился, пока учился в училище. Кстати, говорят вы, “мозгоправы”, 
зарабатываете кучу денег. Что это вы остановились в таком дешевом номере? Или 
просто жадность подвела?” — бесцеремонно поинтересовался отец Роберта.
        “Что еще вы можете рассказать о Роберте?” — спросил я. “У него были 
проблемы и в бойскаутском лагере. Почему вы себе приличную одежду не купите? 
Неужто вы не можете позволить себе костюмчик получше?” “Давайте лучше о 
Роберте”, — перебил я. “Приезжая на каникулы, Роберт не мог пользоваться 
уборной на автобусной станции. Ему приходилось снимать номер в ближайшей 
гостинице и делать свои дела, запершись в ванной. Он и в школе не мог 
пользоваться общим туалетом... Неужели у вас нет денег на приличный галстук?” 
“Давайте дальше о Роберте”, — предложил я.
        “Время-то уже обеденное, — возразил он. — Неужели вы можете таким