Эриксон: А сейчас, Кристина, сходи в мой кабинет, там где-то лежит 
конверт с историями болезней. Большой такой коричневый конверт. Скорее всего, 
на бюро с канцелярскими принадлежностями, рядом с письменным столом. (Кристина 
идет в кабинет и приносит конверт.) Тридцатилетнему мужику пора бы перестать 
мотаться по ночам через весь город, чтобы чинить краны у своей мамаши.
        Зигфрид: Согласен.
        Эриксон: И он должен сам платить свой подоходный налог.
        Кто из вас красиво читает по-английски? Не кричите все сразу.
        Джейн: Я могу.
        Эриксон (передает ей копию письма): Читай вслух.
        Джейн: “29 февраля. Уважаемый доктор Эриксон, я пишу в ответ на вашу 
просьбу, которую вы высказали в нашем телефонном разговоре несколько недель 
тому назад. Я бы написал раньше, но я хотел повидать доктора Л., чтобы выяснить,
 не могла бы она проводить меня до Феникса (если представится возможность 
увидеть вас). Но ее несколько недель не было в городе, вот я и задержался с 
ответом. Именно она весьма рекомендовала мне вас. Она также подчеркнула, что 
хотела бы поехать со мной в Феникс, если ей удастся выкроить время. Она очень 
загружена работой.
        Относительно моей проблемы. Я начал заикаться, когда мне было четыре 
или четыре с половиной года. Разговаривать я начал на двенадцатом месяце. 
Начало заикания приблизительно совпало с рождением моей сестры (второго ребенка 
после меня) и с операцией по удалению миндалин вскоре после того, как мне 
исполнилось 4 года. Я до сих пор не понимаю, имеют ли эти два события 
какое-либо отношение к моему заиканию. Я неоднократно пытался обнаружить 
возможные детские потрясения с помощью традиционной психотерапии, безуспешных 
сеансов гипноза (доктор Л. считает, что я поддаюсь гипнозу), лечения криком у С.
Д., с помощью курса терапии по Фишеру-Гоффману. Я пробовал различные телесные 
терапии, например, рольфинг, Ломи, контрастную терапию, иглоукалывание, 
биоэнергетику и дыхательные техники. Я пробовал и различные механические 
устройства. Я прошел ЭСТ и массу специальных курсов по медитации, 
религиозно-духовному самопознанию и йоге. Кое-что из того, что я пробовал, в 
какой-то мере мне помогло. Но у меня все же остается ощущение, что в моем 
прошлом есть какой-то очень значимый материал, познание которого меня отчаянно 
страшит.
        Несколько моих друзей, медиумов из Бэй Ареа, считают, что мои отношения 
с матерью все еще остаются неразрешенными. Я также осознаю, что иногда с трудом 
подавляю в себе чувство гнева. Хотя мне 30 лет, люди считают, что во мне много 
детского (многие с трудом верят, что мне больше 20), и многие все еще считают 
меня ребенком. Мне хочется стать взорослым и жить своей жизнью. Я устал всю 
жизнь вариться в этом котле эмоций.
        До сих пор моя жизнь строилась по следующей схеме: за что бы я ни 
брался, вначале все предвещает блистательный успех. Но стоит возникнуть 
малейшим шероховатостям, как я отступаю и все идет прахом.
        Я особенно надеюсь, что мне удастся избавиться от заикания, потому что 
этот изъян мешает мне свободно общаться с окружающими и, в отдельных случаях, 
препятствует более длительным отношениям. По этой же причине мне пришлось 
отказаться от путешествий по разным странам мира. Поскольку заикание чаще 
бывает у детей, то я в какой-то мере и сам чувствую себя ребенком.
        В настоящее время моя жизнь вступает в период перемен, но я до сих пор 
не могу полностью проявить свои способности и получить возможность самому 
зарабатывать на жизнь. Чувство экзистенциональной вины разрушает мое нынешнее 
существование. В настоящее время я могу рассчитывать только на работу очень 
низкой квалификации. В свете моего прошлого, это вызывает у меня болезненную 
неудовлетворенность. Я успешно учился в аспирантуре (исследования в области 
системного управления и теоретической статистики), но ушел, не защитив 
докторскую диссертацию, чтобы отдаться своему увлечению музыкой. Некоторое 
время я занимался музыкой, дела у меня шли успешно. Мне нравилось слушать то, 
что я играл, и мое исполнение получило определенное признание. Затем на 
некоторое время я перестал играть, а когда вновь занялся музыкой, то 
почувствовал жесткость и меньшую чувствительность в левой руке, да и во всей 
левой стороне. С этого момента я стал играть все хуже и перестал считать себя 
серьезным профессиональным музыкантом. С угасанием моих музыкальных 
способностей усиливалась ненависть к себе самому, равно как и употребление 
наркотиков. Только в последние два года я попытался сократить прием наркотиков 
(я довольно регулярно употреблял их в течение семи лет).
        Сейчас у меня такое ощущение, словно я нашел точку опоры, страстно 
желаю сделать что-то толковое из своей жизни. Я возлагаю надежды на работу с 
вами, хотя на сознательном уровне я чувствую внутреннее сопротивление исцелению,
 и это чувство постоянно преследует меня. Это сопротивление — часть структуры 
моего Эго. Возможно, из чувства страха или недоверия я невольно ухожу от 
предлагаемого сотрудничества.
        Надеюсь на ваш скорый ответ. С надеждой ожидаю сотрудничества с вами, 
если вы согласитесь принять меня. Я буду в вашем распоряжении в любое удобное 
для Вас время после первого апреля (за исключением вечерних часов по вторникам 
в течение всего апреля). С уважением, Джордж Леки”.
        Эриксон: Вот этот самый пациент позвонил мне несколько недель тому 
назад. “Алло”, — произнес я в трубку, а в ответ услышал: “Ба-ба, ба, ба, ба, ба,
 ба”. Я сказал: “Напишите мне” — и положил трубку.
        И вот, спустя несколько недель, я получаю этот рассказ о его неврозе и 
о семилетнем пристрастии к наркотикам. Получив письмо через такой долгий срок,