Я сказал ей: “В таком случае гость, блюющий на ковер в столовой, а 
также те, кто этому потворствуют, не имеют права требовать особый обед в любое 
время и не получат его”. “И я так думаю”, — сказала жена адвоката.
        Как-то она зашла ко мне снова. “Я оплачиваю все счета и все налоги, 
свои и мужа. А он только изредка приносит пакет продуктов. И то только потому, 
что ему вдруг захочется какого-нибудь любимого блюда. В Сан-Диего предстоит 
конференция юристов, муж хочет, чтобы я поехала с ним. А я не хочу”. Однако я 
ей сказал: “Если он хочет взять вас с собой, поезжайте. Когда вернетесь, 
расскажете, как вам там понравилось”.
        По возвращении женщина зашла ко мне. “Мне хотелось остановиться в 
гостинице с бассейном, но муж настоял на другой гостинице, на противоположной 
стороне улицы, там, якобы, лучше атмосфера. Бассейна там не было, да и особой 
атмосферы я не заметила. Мне пришлось заплатить тысячу долларов за одну неделю. 
За питание платила отдельно.
        Когда мы спустились в столовую, наша полуторагодовалая малышка начала 
стучать кулачком по своему высокому стульчику с подносом для еды и радостно 
булькала, пуская пузыри. Мужа раздражал поднятый ею стук и он ударил ее по лицу.
 Произошла безобразная сцена”. Я ей объяснил: “Ваш муж — юрист и он должен 
знать закон о грубом обращении с детьми. Он грубо обошелся с ребенком и, если 
вы не воспрепятствуете подобному поведению мужа, вы наравне с ним будете 
отвечать в соответствии с этим законом”. “Я тоже так подумала, — согласилась 
женщина. — Я ему больше не позволю бить ребенка”.
        Прошло несколько недель, и жена адвоката опять появилась у меня. “Раза 
два, три, а то и четыре в году у моего мужа появляются долги: по две, три, 
четыре или пять тысяч долларов. Тогда он просит, чтобы я продала часть моих 
ценных бумаг в покрытие его долгов”. “Знаете, — заметил я, — человек с годовым 
доходом в 35.000 долларов сам должен платить свои долги, если учесть, что его 
жена несет все расходы по дому и платит подоходные налоги”. “Я тоже так думаю,
 — согласилась жена. — Больше не трону свои ценные бумаги”. Я добавил: “Если вы 
за них возьметесь, то четверти миллиона ненадолго хватит”.
        Еще через несколько недель она пришла с новой информацией. “Два-три 
раза в год муж требует у меня развода. Да, собственно, о каком разводе можно 
говорить. Я не знаю, куда он уходит и где остается. Он является обычно в 
четверг вечером и требует, чтобы ему был подан особый обед. А по воскресеньям, 
пообедав, он немного поиграет с детьми и уходит, а куда, я не знаю”. Я ответил: 
“Я полагаю, вам следует поговорить с ним откровенно. Раз он просит развод, 
скажите откровенно, что согласны. Так и скажите: “Хорошо, ты получишь развод, 
когда пожелаешь, я это тебе всерьез говорю. Но учти, больше не будет никаких 
обедов по четвергам и субботам, и я сменю все замки в доме”.
        Она пришла ко мне еще через полгода и спросила: “У меня есть основания 
для развода?” Я ответил: “Я психиатр, а не юрист. Но я порекомендую вам 
честного юриста”. Она записала адрес и спешно развелась.
        Прошло приблизительно еще полгода и на пороге кабинета снова появилась 
моя давняя знакомая, конечно, без предварительной записи. “Вы способствовали 
созданию у меня ложного представления”, — заявила она. “Каким это образом?” — 
изумился я. “Когда я была у вас в последний раз и спросила, есть ли у меня 
основания для развода, вы послали меня к юристу, который добился развода на 
законном основании. Но когда я подумаю, что целых семь лет была женой этого 
подонка, меня с души воротит. Я развелась по личным мотивам!”
        Я спросил: “Если бы я предложил вам развестись по личным мотивам, как 
бы вы реагировали?” “Я бы стала его защищать и терпела бы дальше такое 
замужество”, — ответила она. “Вот в этом все дело. Чем вы занимались последние 
полгода?” — спросил я. “Как только я получила развод, я начала преподавать в 
школе. Работа мне нравится. И плакать я перестала”.
        Научил ее гладить соленый огурец да сказал, что муж у нее прирожденный 
неудачник. А он, хоть и юрист, а не сообразил, что не следовало позволять 
называть себя прирожденным неудачником. А до нее это постепенно доходило... с 
каждым приходом ко мне, с каждой жалобой.
        Зигфрид: Повторите, пожалуйста, последнее предложение. Я не понял.
        Эриксон: Приходя ко мне с каждой новой жалобой на мужа, она все больше 
понимала смысл и правоту моих слов о том, что ее муж “прирожденный неудачник”. 
Вот зачем на первом приеме я пригласил ее в кабинет и сказал ей об этом.
        Зигфрид: А вы на самом деле так считаете? Что он прирожденный 
неудачник?
        Эриксон: А ты разве думаешь по-другому? Он потерял жену, семью. Теперь 
ему придется жить на собственные средства, выплачивать содержание детям и 
самому платить подоходный налог.
        Зигфрид: Возможно, он сможет исправиться.
        Эриксон: Ты так думаешь? Человек, который в течение первых семи лет 
обращается со своей женой подобным образом, не собирается исправляться. Он как 
был, так и остался маменькиным сынком. Он водит свою мамочку обедать в ресторан 
и все так же бежит чинить краны по первому ее звонку.
        Зигфрид: Все это так, но мне кажется, он смог бы сообразить и 
оторваться наконец от мамаши. Вы думаете, он навсегда останется пришитым к ее 
юбке?
        Эриксон: Да, потому что он не собирается искать человека, который 
оторвет его от этой юбки.
        Зигфрид: Значит, вы считаете, что он еще не созрел для перемен?
        Эриксон: Сомневаюсь, что он когда-нибудь созреет.
        Зигфрид: Так, так.