медицинскими сестрами, вашими студентами, практикантами, потому что это ваша 
работа — знать пациентов и тех, кто за ними ухаживает. Вы преподаете 
студентам-медикам и должны знать их проблемы, потому что они — будущие врачи. 
Вы можете изучать своих практикантов, но оставьте в покое семью и друзей, 
избегайте бесцеремонного любопытства. Я никогда не знал, когда у моих дочерей 
менструация. Но когда ко мне приходила на прием женщина, я всегда мог 
определить, на какой стадии цикла она находится.
        Однажды одна секретарша в Мичигане как-то ляпнула моему другу Луи и 
мне: “Вы, чертовы психиатры, думаете, что знаете все на свете!” “Практически 
все”, — скромно ответил я. (Эриксон улыбается.)
        Эта секретарша, Мэри, была замужем за торговым агентом. Он вечно 
мотался по командировкам — на пару дней, на неделю, две, три. В общем, 
совершенно непредсказуемый супруг. Прихожу на работу как-то утром, а из-за 
двери раздается стук ее пишущей машинки. Я послушал, открыл дверь, заглянул в 
ее комнату и сказал: “Мэри, сегодня утром у тебя началась менструация”, — и 
закрыл дверь. Мэри не стала возражать. Несколько месяцев спустя я послушал, как 
она печатает, и заметил: “Мэри, вчера вечером вернулся твой муж”. (Эриксон 
весело хмыкает.) У Мэри и капли сомнения не было, что я все знаю.
        А некоторые сестры и секретарши приходили ко мне каяться заранее. 
Однажды вошла в мой кабинет одна такая “грешница” и говорит: “Пусть ваша 
секретарша выйдет, мне нужно с вами поговорить”. Я попросил ее выйти и выслушал 
признание: “Прошлой ночью у меня началась любовная связь. Я решила сама вам 
сказать, прежде чем вы заметите”. (Общий смех.)
        Ваше чувство благородства и уважения к личной жизни ваших друзей и 
членов семьи вовремя остановит вас. Но пациенты и ухаживающие за ними сестры — 
это другое дело. Студентам-медикам предстоит работать с больными и вам следует 
знать, все ли в порядке у них самих.
        Вы люди взрослые и мои коллеги. Вас я изучать не буду. Я буду читать 
ваши лица и сразу узнаю, если я кому-то неприятен. Вот вы двое, вы ведь знаете, 
что я могу читать по лицам? (Обращается к Салли и Саре.)
        Салли: Читать по лицам? Да, можете.
        Эриксон: Я вам расскажу еще одну историю болезни. Один профессор прошел 
двухгодичный курс психоанализа у нас в стране, а его жену анализировали в 
течение года. Затем они отправились в Европу, где профессора в течение года 
анализировал сам Фрейд, по пять раз в неделю, а его женою в течение года 
занимался один из учеников Фрейда. На следующее лето они вернулись в Америку и 
предложили свои услуги вустерской больнице.
        Профессор рассказал мне о двух годах психоанализа, о встрече с Фрейдом 
и о двух годах психоанализа его жены. Он и его жена хотели пройти у меня курс 
психотерапии. Я только что начал работать в исследовательском отделе и был 
очень загружен своими делами. Я сказал, что придется подождать, пока я смогу 
выкроить для них время.
        В первую же неделю моей работы в Вустере проходила книжная ярмарка. Я 
любил покупать книги, особенно когда распродавались привезенные издателями 
остатки. Профессор присоединился ко мне, он тоже был книголюб. Идем мы по улице,
 и тут из магазина, метрах в пяти перед нами, выходит чрезвычайно тучная 
женщина, ростом метра полтора и такой же ширины.
        Профессор повернулся ко мне и вздохнул: “Милтон, тебе не хочется взять 
в руки такую вещь?” “Нет, не хочется”, — ответил я. “А я бы взял”. Вернулись мы 
в больницу, я вызвал к себе жену профессора и рассказал: “Шли мы сегодня по 
улице позади очень толстой женщины, прямо кубарь — полтора на полтора, а ваш 
муж спрашивает, не хочется ли мне подержаться за этот зад. Я ответил, что у 
меня нет ни малейшего желания, а он сказал, что подержался бы”.
        Жена прямо взвилась: “Так и сказал, что он подержался бы за эту 
необъятную жирную задницу?!” “Именно так, и причем с большим чувством”, — 
ответил я. “Подумать только, — окончательно возмутилась она, — что все эти годы 
я морила себя голодом, чтобы сохранить стройные девичьи бедра. Конец голодовке! 
Такую жирную задницу отращу, что будет его крючьям за что ухватиться!” (Общий 
смех.)
        Приходит она ко мне через несколько недель и заявляет: “Знаете, мой муж 
чересчур уж джентльмен. Чистюля чопорный. Думает, что он во всем разбирается. Я 
хочу, чтобы вы ему сказали, как меня следует любить. Он считает, что 
единственный способ — это когда он лежит на мне. А мне иногда самой хочется 
полежать на нем”.
        Я пригласил к себе мужа и объяснил ему, что в любви любая позиция 
хороша, если оба партнера получают удовольствие. А если один недоволен, значит, 
позиция не годится. Объяснил ему все до мельчайших подробностей. К этому и 
свелась вся моя психотерапия.
        (К группе.) Как же этот профессор за три года психоанализа не сумел 
выяснить, что девичьи бедра жены ему не по вкусу? И почему его жена за два года 
психоанализа, пять раз в неделю, не дотюкала, что ее мужу нравится пышный 
нижний бюст?
        В общем, мне понадобилось всего две беседы с ними, чтобы успешно 
завершить весь фрейдовский анализ и анализ его подручного. Профессор сейчас 
отошел от дел, у них с женой появились внуки, она стала полтора на полтора — и 
оба счастливы. (Эриксон улыбается.) Вот что такое психотерапия.
        Приехав в Мичиган, я в первый же день обратил внимание на одну девушку, 
которая, как выяснилось, работала санитаркой. Она была очень хорошенькая выше 
талии и ниже колен. Но попка у нее была редких размеров. Стоило ей вильнуть 
бедром на продящего мимо, как он падал, не в силах удержаться на ногах. Она