нехорошо вам находиться у меня в такое позднее время и попросила вас уйти.
        А сегодня утром, проснувшись с ощущением полного счастья, я сразу все 
вспомнила. Лежа на кровати, я вошла в транс и передо мной словно развернулся 
длинный свиток, разделенный на две части прямой линией. На одной стороне были 
все “за”, на другой — все “против”. Дело касалось одного молодого человека, с 
которым я познакомилась в декабре прошлого года.
        Джеку с трудом удалось окончить школу. Он был из очень бедной, 
малограмотной семьи. Джеку все время приходилось работать, чтобы помочь семье и 
оплатить свою учебу в колледже, а потом в медицинском институте. Отметки у него 
всегда были ниже средних, поскольку работа отнимала очень много времени, да и, 
если честно признаться, он не принадлежал к тем, кого величают одаренными.
        А я выросла в очень состоятельной семье, принадлежащей к сливкам 
общества и не лишенной изрядной доли снобизма. В декабре прошлого года я все 
больше и больше стала задумываться о Джеке, о том, не выйти ли мне за него 
замуж. Сначала сама мысль меня шокировала, ведь он вышел из низов, а я 
принадлежала к высшему обществу. У меня было преимущество богатства. Я гораздо 
способнее Джека, училась с легкостью, получая только высшие баллы. Я посещала 
оперные спектакли, концерты, драматические театры, путешествовала по Европе. Я 
получила все, что только могло дать богатство. Я выросла в атмосфере снобизма. 
Для меня было жестоким ударом то, что во мне зарождалась любовь к человеку, 
вышедшему из бедности, да к тому же менее способному, чем я.
        В состоянии транса я прочитала все “за” и все “против” относительно 
брака с Джеком. Долгое время я их перечитывала вновь и вновь. Затем я стала 
взвешивать “за” и “против” и вычеркивать “против”, когда находила нужный ответ. 
Мне понадобилось время, так как и “за” и “против” было предостаточно. Я 
перебирала их очень вдумчиво и очень внимательно. Когда все “против” оказались 
вычеркнутыми, осталось довольно много “за”. Проделать такую работу еще раз было 
выше моих сил, и я попросила, чтобы вы заставили меня забыть о том, что я 
думала в трансе. Но перед уходом вы должны были мне сказать: “Достаточно только 
знать ответ”.
        Выходя за дверь, вы произнесли: “Достаточно только знать ответ”. У меня 
тут же мелькнула мысль: “Теперь я могу выйти замуж за Джека”. Понятия не имею, 
откуда эта мысль всплыла. Я была в смятении, в голове все перепуталось. Вы 
закрыли дверь, а я осталась стоять в недоумении. А потом я все забыла.
        Моя практика закончилась, мы стали часто встречаться с Джеком, и наше 
знакомство переросло в роман. В июле мы поженились и оба устроились на работу в 
Нортхэмптон: я — в психиатрическое отделение, а он — в терапевтическое. И вот 
сегодня утром, наслаждаясь своим счастьем, я вдруг вспомнила июнь прошлого года 
и решила, что вы должны все знать”. (Эриксон довольно усмехается.)
        И вот в 1956 году она меня спрашивает: “Доктор Эриксон, вы меня 
узнаете?” А я не узнал. Но как только она упомянула Джека, я сразу все вспомнил.
 Тогда я представления не имел, в чем заключается ее проблема. Она и сама не 
очень ясно ее представляла. От меня требовалась непонятно какая психотерапия. Я 
для нее оказался чем-то вроде благоприятной атмосферы или сада, где 
проклюнулись и вызрели ее собственные мысли, о чем она сама и не подозревала. 
(Эриксон довольно усмехается.)
        Роль лечащего врача не столь уж и важна. Главное, чтобы у него была 
способность побуждать пациента к размышлению, к познанию самого себя. Надо же, 
она уже бабушка! Джек все еще работает терапевтом, а она психиатром. Какая 
долгая и счастливая супружеская жизнь!
        А в учебниках по психотерапии знай себе общие правила формулируют. 
Вчера... как тебя зовут? (к Салли.)
        Салли: Салли.
        Эриксон: Салли опоздала. Я пошутил над ней, заставил смутиться, 
поставил в неловкое положение. Возможно, вызвал твое раздражение. Ты, наверное, 
совсем не так представляла себе психотерапевтическое лечение. И все же она 
вошла в транс, потому что пришла сюда учиться. Кое-чему, я думаю, ты уже 
научилась.
        Салли согласно кивает головой.
        Эриксон: Психотерапевт слушает своего пациента, осознавая тот факт, что 
ему неизвестны те индивидуальные значения, которые каждый человек вкладывает в 
свои слова. Поэтому надо прислушиваться к больному, к особому значению его слов,
 которое вам пока неясно, и помнить о том, что язык ваших представлений для 
него тоже непонятен. Постарайтесь понять слова пациента так, как он сам их 
понимает.
        Вспомните пациентку с авиафобией. Не следут верить всему, что говорит 
вам пациент. Я разобрался во всем только тогда, когда, вслушиваясь в рассказ о 
ее фобии, понял истинный смысл ее слов. Она могла спокойно садиться в самолет, 
нормально себя чувствовала, пока самолет двигался по взлетной полосе, но стоило 
ему оторваться от земли, как начиналась фобия. Я понял, что это не авиафобия, а 
боязнь замкнутого пространства, в котором ее жизнь целиком зависела от 
незнакомого человека — пилота.
        Потребовалось время, чтобы понять ее слова. Я заставил ее дать мне 
обещание сделать все, что я скажу, будь то добро или зло. Я сделал так 
умышленно, потому что это было аналогией ситуации, когда ее жизнь находится в 
руках незнакомого летчика. Затем я ей сказал: “Наслаждайтесь полетом в Даллас и 
обратно и расскажите мне о ваших приятных впечатлениях”. Она не понимала, что 
выполняет данное мне обещание, но дело было именно так. Я-то знал, зачем мне 
было надо такое обещание, а она не знала. “Наслаждайтесь полетом в Даллас и 
обратно”, — ласково сказал я, а она уже дала обещание повиноваться мне во всем.