как принято в этой ливанской общине.
        Рик стал заикаться, как только начал говорить. И никакие усилия 
всяческих специалистов, которых богач-отец в течение 16 лет приглашал к Рику, 
не принесли плодов. Все это я узнал от матери.
        Я сказал ей: “Я посвящу Рику еще несколько часов, но при двух условиях: 
вы можете взять напрокат автомобиль, поездить по окрестностям Феникса и 
познакомиться с видами Аризоны. Помните, что это говорит мужчина”. Мои слова 
“вы можете” были восприняты матерью Рика как безоговорочный приказ. (Эриксон 
указывает левой рукой на Кристину и слегка меняет интонацию.) Когда вы будете 
выезжать на прогулки, ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не 
вступайте в беседу с ливанцами, поскольку здесь, в Фениксе, есть ливанская 
колония”. Они обещали слушаться меня.
        “Теперь второе условие. У одной моей знакомой есть свой цветочный 
магазин и небольшая оранжерея. Я сейчас ей позвоню, а вы слушайте, что я буду 
говорить”.
        Я позвонил Минни, так звали мою знакомую, и сказал: “Минни, у меня 
сейчас на приеме семнадцатилетний юноша, он у меня лечится. Каждый день, в 
назначенный тобою час, он будет приходить к тебе в магазин или оранжерею. 
Поручай ему самую грязную работу, какая у тебя только найдется. Когда он войдет,
 ты его сразу узнаешь”.
        Минни сама была ливанка, а двое из ее братьев лечились у меня. Поэтому 
она меня сразу поняла. “Пусть он работает у тебя два часа, платить ему ничего 
не надо, даже вялого цветочка не давай. А работу подбери погрязнее. Когда он 
придет, ты его узнаешь. Здороваться с ним не надо. Ничего не говоря, покажи, 
что надо делать”. Ни одному уважающему себя ливанцу из упомянутой общины и в 
голову бы не пришло работать на женщину — это ниже его достоинства. А уж 
грязная работа, так это исключительно женское дело.
        Спустя некоторое время я справился у Минни. Рик являлся как часы. Минни 
давала задание, главным образом, надо было перетирать вручную землю с навозом. 
Как мы и условились, Минни с Риком не разговаривала. Рик приходил точно в 
указанное время, отрабатывал свои два часа и уходил. Никто с ним не прощался и 
не разговаривал. Хотя, в соответствии с обычаями, любая ливанская женщина 
обязана почтительно кланяться мужчине и учтиво разговаривать с ним. А здесь с 
Риком обращались как с последним отребьем. Итак, Рик работал по два часа, семь 
дней в неделю, и они с матерью не общались ни с какими ливанцами.
        Время от времени я встречался с Риком. Подробно расспрашивал у матери о 
нем, о сестрах, об их жизни в Вустере, чтобы убедиться в правильности своих 
выводов относительно причин болезни Рика. После своих нечастых часовых встреч с 
Риком я сказал его матери: “Я хочу, чтобы вы сняли Рику жилье на время. 
Откройте ему счет в банке, а затем первым же рейсом возвращайтесь в Вустер”. “Я 
боюсь, этого не одобрит его отец”, — сказала мать Рика. (Эриксон смотрит на 
Кристину.) “Женщина, — возразил я, — я не потерплю, чтобы кто-нибудь вмешивался 
в дела моих пациентов. Иди и делай, как я сказал”. Она сразу поняла, что имеет 
дело с мужчиной. Мать сняла Рику жилье, открыла счет и в тот же день отбыла в 
Массачусетс.
        Когда Рик пришел ко мне, я сказал ему: “Я слушал тебя, Рик, и очень 
озадачен звуками, которые ты издаешь, когда пытаешься говорить. Ты придешь ко 
мне еще пару раз. Я начинаю догадываться, в чем дело”. Посвятив ему в целом 14 
часов, я сказал: “Рик, я внимательно выслушал тебя. Начиная с годовалого 
возраста, все тебе твердили, что ты заикаешься. На этом сошлись и 
психоаналитики, и психиатры, и все медики в целом, и учителя, и логопеды, и 
психологи, и все кому не лень. Я внимательно тебя слушал и не думаю, что ты 
заикаешься. Даю тебе задание на дом. Возьми два листа бумаги и напиши на них 
числа от единицы до десяти и алфавит. А затем придумай сочинение на любую тему 
по своему выбору и принеси мне завтра утром. Это будет доказательством того, 
что у тебя нет заикания”. Рик удивленно посмотрел на меня, когда я сказал, что 
у него нет заикания.
        На следующий день он принес две странички. Я вам покажу одну. 
Подчеркнуто мною, чтобы студентам было ясно, что у Рика нет заикания. 
Достаточно быстрого взгляда, не больше (Эриксон несколько секунд смотрит на 
листок и передает его Анне, сидящей слева от него в зеленом кресле), чтобы 
понять, что Рик не заикается.
        У меня есть тайная надежда, что однажды встретится человек, который, 
глянув на листок, скажет: “Верно, Рик не заикается”.
        (Обращаясь к Анне.) Ты так долго его созерцаешь, что можно целую 
диссертацию написать. Передавай дальше, все равно ничего не поняла.
        (Санде, следующей.) И ты тоже собралась диссертацию написать.
        Анна: Мне кажется, я поняла.
        Эриксон (Кивает): Передай дальше. (Страничка переходит из рук в руки. 
Обращается к Анне.) Что же ты поняла? В чем доказательство, что он не 
заикается?
        Задание Рика
        9 8 7 6 5 4 3 2 1 04
        z y x w v u t s r q p o n m l k j i h g f e d c b a
        История жинзи
        Я чувстувю, что етсь другая принича для могео заикания5, которую мы еще 
не обсуждали. Мне кажется, что это незначительная причина. Вам может показаться,
 что к моему заиканию это не имеет отношения**.
        В детстве, примерно до четвертого класса, я был очень толстый. Даже 
сейчас у меня вес колеблется. Как только я набираю лишние 10—20 фунтов, я