смотрит прямо перед собой, затем переводит взгляд на Эриксона. Отрицательно 
качает головой.) Ты, возможно, почувствовала первый рывок. Вот она поднимается. 
(Салли смотрит на свою руку.) Видишь этот рывок?
        Салли: Когда вы говорите, я действительно чувствую.
        Эриксон: Что?
        Салли: Когда вы говорите о толчке, я его чувствую.
        Эриксон: А всех рывков ты не чувствуешь?
        Салли: Хм-м-м.
        Эриксон (Взяв руку Салли за запястье, он медленно и постепенно 
подталкивает ее вниз. Затем убирает свою руку.): Я опускал твою руку, а ты 
сопротивлялась, верно?
        Салли: Да.
        Эриксон: Зачем?
        Салли: Так, как было, тоже неплохо.(Смеется.)
        Эриксон (Улыбается): Так, как было... неплохо.
        (Смотрит в пол.) Отслужив в морской пехоте и отвоевав войну в южной 
части Тихого океана, молодой тридцатилетний человек возвращается домой. Побывав 
во многих переделках, он не получил ни царапины.
        Отец и мать были рады его возвращению. И оба они решили посвятить себя 
своему мальчику. Мама стала диктовать, что ему есть на завтрак и на обед. 
Каждый день мама советовала, что надеть. Беспокоясь, что сын слишком много 
работает, папа стал заботиться о его отдыхе и подбирал в “Субботней вечерней 
газете”, что Виллу следовало почитать.
        Вилл был очень послушный сын. Он ел и носил то, что ему велела мама. Он 
читал то, что предлагал папа. Родители не могли нарадоваться. Но Виллу 
осточертело жить по указке папы и мамы. А они буквально не давали ему 
самостоятельно вздохнуть. Единственным убежищем, где он чувствовал себя 
относительно свободно, была его работа в небольшой мастерской по ремонту и 
продаже подержанных автомобилей.
        Вскоре выяснилось, что ему нельзя переходить через улицу Ван Бурен, где 
находилась мастерская. Затем оказалось, что ему не следует ездить на работу по 
Северной Центральной Авеню, потому что на ней находится ресторан “Золотые 
Ножки” со множеством окон по фасаду. Чтобы уберечь сына от соблазнов, ему 
велели объезжать это место за несколько кварталов. А потом он обнаружил, что не 
может ехать в лифте, не может пользоваться эскалатором и испытывает страх, 
переходя улицы.
        Чувствуя, что дома у него не все ладно, он пришел ко мне на 
консультацию. Когда я узнал, что Вилл боится ездить мимо ресторана “Золотые 
Ножки”, я ему сказал: “Вилл, тебе придется пригласить миссис Эриксон и меня на 
обед, а ресторан я выберу сам”. Он ответил:”Надеюсь, это будут не “Золотые 
Ножки”? На что я заметил: “Мы с миссис Эриксон будем твоими гостями, Вилл, и 
тебе захочется сделать нам приятное. Ты же не откажешь нам в выборе. Тебе будет 
приятно пригласить гостей туда, куда они сами пожелают”.
        Кроме того, я добавил: “Похоже, ты боишься женщин. Даже продавая 
подержанные автомобили, ты боишься оторвать глаза от пола и никогда не глядишь 
на женщин. Ты их боишься. Поскольку ты приглашаешь нас с миссис Эриксон в 
ресторан, будет очень мило, если и ты придешь с дамой. С твоими вкусами в этом 
вопросе я не знаком, поэтому скажи, какого типа женщины тебе нравятся”. Вилл 
ответил: “С хорошенькой и незамужней я бы не пошел”. “Ну, а кто для тебя 
опаснее хорошенькой и незамужней?” — спросил я. “Конечно, разведенная, да еще 
хорошенькая, это гораздо хуже, чем незамужняя”. “А еще с какими женщинами ты бы 
не стал встречаться?” — спросил я. “С молодыми вдовами”, — сообщил Вилл. 
Наконец, я задал последний вопрос: “Если бы ты решился пригласить куда-нибудь 
даму, какую бы ты выбрал?” — “О, если б уж дело дошло до этого, то ей было бы 
лет 86, не меньше”. “Отлично, — заметил я, — приезжай к нам домой во вторник к 
шести часам вечера и повезешь миссис Эриксон, меня и еще одну даму в ресторан”. 
Вилл испуганно промолвил: “Боюсь, у меня ничего не выйдет”. — “Вилл, я жду тебя 
в шесть вечера в следующий вторник, у тебя все выйдет”. В следущий вторник Вилл 
явился ровно в шесть, весь разодетый и обливающийся потом. Я не мог спокойно 
сидеть на диване. Я сообщил, что дама, которую я для него пригласил, еще не 
приехала и мы приятно скоротаем время, поджидая ее. По лицу Вилла было видно, 
что приятными его страдания не назовешь. Он беспокойно ерзал на диване, не 
отводя глаз от входной двери и с надеждой взирая на миссис Эриксон и меня. Мы 
поддерживали обычную светскую беседу, пока в гостиную не вошла очаровательная 
девушка, опоздав на двадцать минут. Вилл был в нескрываемом ужасе. Я представил 
их друг другу: “Вилл, познакомься с Кич. Кич, Вилл приглашает нас всех на обед”.
 Кич радостно всплеснула руками и расплылась в счастливой улыбке. “Кстати, Кич,
 — спросил я, — сколько раз ты была замужем?” “О, шесть раз”, — беззаботно 
ответила она. “А сколько раз разводилась?” “Шесть раз”, — ответила Кич. 
(Эриксон смеется.) Вилл побелел, как полотно.
        Я попросил: “Вилл, спроси у Кич, где она хочет пообедать”. Кич 
ответила: “О, Вилл, мне хотелось бы в “Золотых Ножках”, на Северной Центральной 
Авеню”. Миссис Эриксон поддержала: “Мне там тоже нравится”. А я добавил: “Это 
хороший ресторан, Вилл”. Вилла всего передернуло, но я сказал: “Пошли. Взять 
тебя под руку, Вилл?” Он ответил: “Нет, я сам пойду, но боюсь упасть в обморок”.
 Я предупредил: “Когда мы будем выходить, там будут три ступеньки. Смотри не 
упади на них в обморок, а то разобьешься об асфальт. Погоди, пока мы выйдем на 
лужайку. Вот там и падай”. “Не хочу я падать, — буркнул Вилл. — Может, я и до 
автомобиля дойду”.
        Когда мы дошли до автомобиля (моего автомобиля), а я знал, что вести