Эриксон: В нашем мозгу миллиарды клеток, способных реагировать на 
миллиарды разных раздражителей. Функции клеток мозга очень специализированы. 
Если ты принадлежишь к народу, где из поколения в поколение использовались лишь 
определенные клетки мозга, любой сигнал, получаемый младенцем извне, приводит в 
действие эту многовековую схему. Возьми, например, евреев. Тысячелетиями они 
подвергались преследованиям. Они могут и между собой воевать, причем весьма 
жестоко, но стоит вмешаться народу другой национальности, как они тотчас 
объединяются против незваного пришельца. Распри побоку, евреи объединяются 
против общего врага.
        Зейг: Да.
        Эриксон: Разве не так?
        Зейг: Так.
        Эриксон: Норвежцы известны как потомственные мореплаватели и 
исследователи новых земель, со временем они распространились по всему свету. И 
греки поколениями оставались греками и, добравшись до Америки, основали большую 
колонию. Уже четвертое поколение греков в Америке все равно говорят по-гречески.
 Они держатся вместе, не откалываются. Ливанская колония всегда остается 
ливанской колонией, а сирийская — сирийской. Зато норвежцы рассеялись по всему 
свету.
        Американцы тоже повсюду распространились. Понимаешь, в тех, кто 
рождается с одинаково функционирующими клетками мозга, уже заложена 
определенная модель поведенческих реакций.
        Вчера я разговаривал с очень умным польским евреем. Он был в полном 
отчаянии. Мы проговорили с ним часа два. “Что я сделал не так, — вопрошал он, — 
что мои родившиеся в Соединенных Штатах дети не уважают старые польские 
обычаи?” Единственное, что он мог понять, — это старые польские обычаи. Сам он 
работает мясником, а сын у него физик-ядерщик. Сердце старика разбито. Его сыну 
следовало стать мясником. Его жена — добрая домохозяйка. Дочь хочет сделать 
карьеру. А он все повторяет: “Что я сделал не так, что мои дети пошли не по 
тому пути?”
        Есть народы, где семья, владеющая участком земли, скажем, тысячу лет, 
все еще продолжает обрабатывать его, хотя он уже не в состоянии прокормить их 
всех.
        Зейг: Эти культурные отличия весьма стойки, они вошли в плоть и кровь.
        Эриксон: Настолько вошли, что приходится прибегать к окольным путям, 
чтобы предостеречь ребенка от естественной поведенческой реакции.
        Зейг: Можно это как-то связать с нашей видеозаписью?
        Эриксон: Возьмем Розу. У нее свое особое представление об отношениях 
мужчины и женщины.
        Зейг: Потому что она итальянка?
        Эриксон: Совершенно верно.
        В Милуоки живет один мой хороший приятель. Он успешно практикует там 
как психотерапевт. Приходит к нему пациент с нервным срывом, итальянец по 
происхождению, и рассказывает: “Я приехал сюда с родины вместе с женой. Она 
целыми днями только и делает, что сплетничает с соседками. Я прихожу с работы, 
сам готовлю себе еду, сам занимаюсь стиркой. Вся работа по дому на мне”. Мой 
приятель спрашивает: “Вы родом из каких краев Италии?” Он ответил: оттуда-то. 
“А ваша жена откуда родом?” Он назвал другое место. Тогда мой друг объяснил 
ему: “Вы выросли в тех краях Италии, где принято, чтобы мужчины относились к 
своим женам с добротой. А ваша жена родом из мест, где любящий муж выражает 
свои чувства тем, что исправно поколачивает свою половину. Когда вы придете 
домой и не обнаружите никаких признаков обеда, всыпьте своей жене как следует и 
добавьте на словах: “Чтобы к моему приходу обед был на столе”. Результат 
превзошел ожидания, а все потому, что муж проявил любовь, ведь в ней с детства 
было заложено: бьет — значит любит.
        Индивидуальность Розы проявляется в том, что она держится с мужчинами 
независимо, словно бросая им вызов — докажите, что вы сильнее. Вот и следует 
доказывать.
        Зейг: Кажется, Карл Витакер сказал, что любое лечение начинается с 
борьбы. И терапевт должен быть готов к этой борьбе, иначе не получится никакой 
психотерапии. Каждый пациент приходит и начинает испытывать тебя на прочность.
        Эриксон: Он хочет выяснить, есть ли у тебя достаточно сил, чтобы помочь 
ему, а это подразумевает борьбу. Или ты мягкий и покладистый, как хотелось бы, 
или, напротив, сильный и напористый, что и требуется?
        Один молодой доктор, грек по национальности, был, кажется, трижды женат.
 И каждый раз его выбор падал на американку. Он был родом из тех мест в Греции, 
где были сильны матриархальные устои. Каждую новую попытку создать семью его 
мать сопровождала напутствием: “Вот поживешь с ней несколько месяцев, а потом я 
тебя с ней разведу, и ты сможешь посвататься к другой девушке”. Об этом я узнал 
от самого доктора. Я выслушал и его мать, которая мне поведала каким, по ее 
представлениям, должен быть настоящий жених. В свадебное путешествие он должен 
отправиться со своей мамочкой, а невеста пусть сидит дома. И вообще, она должна 
быть рабыней матери мужа. Приблизительно представляя, каковы будут последствия 
моих слов, я все же твердо заявил, что ее сын — американец и имеет право 
жениться на ком хочет. А поскольку мамаша проживает в Америке, то не имеет 
права превращать жену сына в свою рабыню. Сын слушал, вытаращив глаза, а мамаша 
разразилась потоком греческих слов. Сын был потрясен. Он даже не догадывался, 
что его мамаша знает подобные выражения.
        У меня на приеме была одна девушка, родом из Испании, из мест, где, 
наоборот, преобладал патриархат. Там невеста отправлялась в свадебное