Эриксон: Я выждал время и заставил одну действовать против другой.
        Зейг: Да.
        Эриксон: Салли обогатится позитивным опытом, а Роз запомнит на будущее: 
“Не пытайся сопротивляться”.
        
       ВТОРОЙ ДЕНЬ ОБСУЖДЕНИЯ (03.02.80)
        
        Зейг: Мы остановились на том, что ты вывел Салли из транса и приступил 
к индукции в отношении Розы. Ты объяснил, что хотел, чтобы Салли пережила 
ощущение, вызванное допущенной ею ошибкой. Салли сказала, что следующим 
человеком, который войдет в транс, будет Роза и что у нее это легко получится, 
но на деле Роза долго не поддавалась гипнозу. Давай еще разок посмотрим эту 
последнюю часть записи.
        Роза: Мне и со скрещенными ногами удобно. (Пожимает плечами.)
        Эриксон: Я не сказал, что тебе будет неудобно. Никто этого не говорил. 
(Роза соглашается кивком головы.) Я только спросил у Салли, сколько времени 
тебе понадобится, чтобы распрямить ноги, закрыть глаза и войти в транс. (Роза 
согласно кивает. Пауза. Э. выжидающе смотрит на Розу. Обращаясь к сидящей слева 
от него Салли.) Наблюдай за ней. (Пауза. Роза закрывает и открывает глаза.)
        Зейг: Ты использовал множество косвенных приемов, чтобы заставить Розу 
подчиниться. Пока ты этим занимался, находившаяся между вами Салли перестала 
реагировать на происходящее. Тогда ты заставил Салли снова включится в работу и 
велел ей наблюдать за Розой по двум причинам: во-первых, Салли должна воочию 
убедиться в своей ошибке, а во-вторых, это было дополнительным воздействием на 
Розу с целью добиться от нее гипнотической реакции.
        Эриксон: Да.
        Зейг: Но Роза остается все в той же “скрещенной” позе. Интересно 
наблюдать это столкновение двух сильных характеров, ведь ты не собирался 
допускать такого отпора. Роза уже приближается к тому, чтобы закрыть глаза и 
распрямить ноги, но сопротивляется изо всех сил. Это уже похоже на битву, и все 
же она вот-вот сделает то, что ты от нее ждешь, и подчинится твоему внушению.
        Эриксон: Хотя это и битва, самое главное заключается в том, понимает ли 
это Роза и насколько.
        Зейг: Насколько она понимает? Думаю, она осознает, что это битва.
        Эриксон: Да. Насколько очевидно мое боевое усилие?
        Зейг: По-моему, с твоей стороны никакого боевого усилия нет. Ты 
воздействуешь косвенно. Просто разговариваешь с Салли. Но в то же время 
выжидательно смотришь на Розу.
        Эриксон: Мой голос направлен на Розу.
        Эриксон: Она закрыла и открыла глаза. Сколько еще тебе надо времени, 
чтобы закроешь [sic] их и больше не откроешь [sic]? (Пауза. Роза закрывает и 
открывает глаза.)
        Зейг: В прошлый раз мы говорили о грамматической ошибке, которую ты 
сделал, чтобы сконцентрировать внимание Розы на слове “закроешь”.
        Эриксон: Именно так. Потому что, если бы я сказал “чтобы закрыть их”, с 
этим можно дальше бороться, а “чтобы закроешь” — как с этим бороться? Ей 
пришлось прибегнуть к ряду психологических маневров, чтобы определить, что это 
грамматическая ошибка.
        Зейг: Да. Ей стало труднее сопротивляться, потому что часть своей 
энергии она направила на определение грамматической ошибки.
        Эриксон: Совершенно верно. Когда затрагиваешь в лекции какой-нибудь 
спорный вопрос, надо быть чрезвычайно осторожным. Сразу замечаешь в аудитории 
враждебные лица оппонентов, и стоит тебе оговориться, как тут же раздается: “Я 
бы лучше справился”. Автор реплики полон чувства собственного превосходства, но 
не осознает, что это чувство зиждется всего лишь на одном неправильном слове.
        Зейг: То есть он спорит с формой, а не с содержанием.
        Эриксон: Угу.
        Зейг: Это вариант того случая, когда пациенту предлагается символ, 
способный принять на себя его эмоции. Помнишь ту историю, когда ты посоветовал 
женщине, у которой умер ребенок, посадить дерево. Символ поглотил горькие 
чувства. Так и здесь: ты делаешь грамматическую ошибку, и она отвлекает на себя 
и поглощает часть эмоций.
        Эриксон: Можно единственным словом вызвать враждебность, и в то же 
время подарить людям ощущение счастья.
        Зейг: Ощущение собственного превосходства.
        Эриксон: Угу. Они воспринимают счастье как счастье, не вдаваясь в его 
природу.
        Зейг: Не определяя его как чувство высшего порядка?
        Эриксон: Не соотнося это чувство с породившей его причиной. Они тебя 
слушают и счастливы.
        Зейг: Потому что ты оговорился.
        Эриксон: Однажды со мной вступил в спор один преподававший в Чикаго 
приверженец Адлера. Я пытался уйти от этого спора, возражал, но он решил, что я 
его боюсь. Я использовал массу отвлекающих маневров, включая неправильное 
произнесение слов. Он с таким ликованием поправлял меня и был так счастлив по 
этому поводу, что это счастье стало излучаться на то, что я говорил. Он давно 
возглавлял чикагскую школу и знал об Адлере больше меня. Но я продолжал все в 
том же духе, пока он, наконец, не расплакался.
        Зейг: Отчего он расплакался?
        Эриксон: Он слушал меня с возрастающим восторгом, но не осознавал, что