особый случай, так как за ними обычно следует пробуждение с потерей памяти обо 
всем, что происходило в этом состоянии”. Как это замечание применимо к 
вышеупомянутому наблюдению Бинета и Ферса, остается неясным. Хотя Гулл признает,
 что постгипнотическое внушение представляет собой “особый случай”, он забывает 
о своем собственном утверждении, а также о том, что знает о наблюдении Бинета и 
Ферса. Ни он, ни его ассистенты в своей обширной экспериментальной работе не 
делают никаких попыток объяснить возможное существование какого-то особого 
постгипнотического внушения, которое могло бы влиять на постгипнотические 
действия. Гулл посвящает целую главу своего учебника постгипнотическим явлениям,
 но изучает лишь амнезию прямо внушенных действий и долговечность 
постгипнотических внушений, без ссылки на психическое состояние испытуемого.
Гулл и его коллеги не одиноки в этом отношении. Такова общая тенденция: изучать 
постгипнотическое поведение только в смысле того, насколько хороша и полна 
внушенная задача, без учета психического состояния, которое определяет условия 
для этой задачи. Это в основном объясняет запутанный, ненадежный и 
противоречивый характер результатов, полученных при экспериментальном 
исследовании постгипнотических явлений.
Ландхольм в исследовании изменения функций репрезентативных систем под гипнозом,
 утверждает: “Эксперименты проводились с субъектом, который после выхода из 
транса, в состоянии полного бодрствования не слышал звуковых сигналов, что 
явилось результатом предшествующего внушения во время гипнотического сна”. 
Таким образом, предполагается, что субъект вроде бы полностью проснулся. Здесь 
признается тот факт, что постгипнотическое внушение обеспечило устойчивость 
некоторых проявлений транса, невозможных в состоянии полного пробуждения.
Другой пример того, как не учитывается постгипнотическое состояние, можно найти 
в эксперименте Платонова у пациентов со старческим слабоумием: “Когда субъект 
достигал соответствующей стадии гипноза, ему обычно внушалось: „Сейчас вам 
шесть лет (это внушение повторяется трижды). Проснувшись, вы будете ребенком 
шести лет. Просыпайтесь!"”.
После того как субъект просыпался, с ним проводилась короткая беседа с 
ориентировочной целью, и за ней следовали тесты по методу Бине—Симона. С 
помощью внушения субъекты регрессировали к четырех-, шести- и десятилетнему 
возрасту. При переходе из одного возраста в другой им снова индуцировали транс, 
давали соответствующие внушения и снова будили. В конце опыта внушался реальный 
возраст, а затем наступала амнезия.
Исходя из этого описания, можно прийти к выводу, что во время проведения 
психометрических тестов субъекты находились в состоянии бодрствования (в 
обычном смысле этого слова). Однако такой вывод был бы ошибочным, так как сам 
исследователь признавал, что обычные воспоминания при пробуждении не возникали, 
а его экспериментальные результаты убедительно подтвердили, что психическое 
состояние у таких субъектов существенно отличалось от обычного состояния 
бодрствования и было вызвано постгипнотическим внушением.
В ряде статей Гулл и его коллеги ссылаются на проблемы, возникшие при изучении 
выхода из постгипнотического состояния. В этих работах нет очевидного понимания 
того, что у субъекта, вследствие получения постгипнотических внушений или 
выполнения постгипнотических действий, может проявляться поведение, способное 
значительно затруднить выполнение этой задачи.
Игнорируется тот факт, что здесь обязательно должно развиваться особое 
психическое состояние, позволяющее субъекту при использовании соответствующего 
“ключа” частично или полностью осознать и реализовать постгипнотическое 
внушение. Но в этом случае понимание ограничено и не сравнимо с обычным 
сознательным пониманием. Гулл и его коллеги направили свое внимание 
исключительно на начало и конец длинного сложного процесса и не учли 
промежуточные этапы.
Чтобы на примере показать путаницу, возникающую при использовании 
постгипнотического внушения, можно процитировать опыт Уильямса.
Субъект, который находился в состоянии полного изнеможения, так как передвигал 
большой груз в состоянии транса, был разбужен повторением фразы: “Один, два, 
три — быстро просыпайтесь”. Добавлялась также команда: “Продолжайте тащить”, 
так что субъект, проснувшись, продолжал свою работу.
В этом сочетании команд в состоянии транса: проснуться и продолжать тащить 
после пробуждения содержалось постгипнотическое внушение. Уильяме, очевидно, 
допускал, что' пробуждение из гипнотического транса может произойти мгновенно, 
несмотря на продолжение той деятельности, которая совершалась в этом состоянии. 
Он также считал, что следующее состояние транса может возникнуть мгновенно, без 
прерывания деятельности, связанной с предыдущим постгипнотическим внушением. 
Следовательно, достоверность его результатов, как бы представляющих 
деятельность в состоянии пробуждения и в состоянии транса, весьма сомнительна.
Такую же путаницу, касающуюся постгипнотического внушения и ожидаемых от него 
результатов, можно обнаружить в опыте Мессершмидт по диссоциации. 
Постгипнотические команды давались в прямой и косвенной связи с отдельными 
задачами, одна из которых, вероятно, должна была выполняться на сознательном 
уровне понимания, а другая — как постгипнотическое или “подсознательное” 
действие. Как следствие этого, и постгипнотическое поведение, и поведение во 
время пробуждения представляли собой действие, одна часть которого была 
обеспечена гипнотическими внушениями, другая — происходила в ответ на косвенные 
и непреднамеренные постгипнотические внушения, а именно — в ответ на команду, 
что постгипнотическая деятельность должна осуществляться независимо от 
постановки новой задачи в состоянии пробуждения. В состоянии транса субъекты 
осознавали, что необходимые действия должны быть двойственными по своему