Подход к решению этой проблемы был довольно прост. Мы исходили из того, что 
кошмары являются искаженными, беспорядочными и, вполне возможно, фрагментарными 
переживаниями случившегося в действительности. Поэтому нельзя было просто 
освободиться от них или подавить их. Их следовало принять такими, как они есть, 
модифицировать и исправить. Делалось это следующим образом. В начале кошмаров, 
когда мальчик начинал стонать, над ним голосом, который по ритму и тону 
совпадал с его выкриками, произносили: “Сейчас что-то случится — будет очень 
больно — это грузовик — он мчится прямо на тебя — будет очень больно — он тебя 
сшибет — сшибет тебя — будет больно — сшибет тебя — будет страшно больно”.
Эти реплики произносились вслед за его выкриками и прекращались, когда он 
впадал в вышеописанное состояние. Так мы пытались связать во времени и по 
характеру внутренние переживания Роберта с теми стимулами, которые поступали к 
нему извне. Мы надеялись установить ассоциативную связь между обоими 
переживаниями и по возможности обусловить одно другим.
В первую ночь, когда применяли этот метод, кошмар у Роберта был дважды. На 
следующую ночь он опять повторился дважды. Выждав довольно долгое время, в 
течение которого мальчик мирно спал, мы снова прибегли к нашему методу и почти 
сразу же спровоцировали третий кошмар.
На третью ночь, дав мальчику мирно поспать, но, не дожидаясь начала кошмара, мы 
дважды прибегали к нашему методу. И оба раза, явно благодаря ему, нам удавалось 
спровоцировать кошмар. Позже, в эту же ночь, этим же методом мы в третий раз 
спровоцировали у мальчика кошмар. Разница была лишь в том, что, учитывая его 
желание и чувства, но не искажая реальную ситуацию, ввели новую фразу: “На той 
стороне улицы есть еще один грузовик. И он тебя не сшибет. Он проедет мимо 
тебя”. Она представляла собой вполне приемлемую идею и в то же время не 
искажала реальности подлинного события. Будучи принятой, она прокладывала 
дорогу для новых положительных интерполяций в будущем.
На следующую ночь во время непроизвольного кошмара у Роберта мы снова применили 
этот модифицированный прием. Позже этой ночью у него уже спровоцировали кошмар, 
а прием снова модифицировали, добавив реплику: “И все будет хорошо, все хорошо, 
все хорошо”. И затем, ночь за ночью, когда у ребенка начинался непроизвольный 
кошмар, мы прибегали к этому общему методу. Вслед за выкриками и репликами 
мальчика автор произносил свои реплики, постепенно видоизменяя их, пока они не 
приняли вид: “Вот едет грузовик. Это очень плохо, он тебя сшибет. И ты поедешь 
в больницу. Но все будет хорошо, потому что ты вернешься домой. И ты 
поправишься. И на улице ты теперь всегда будешь замечать все машины, все 
грузовики и будешь уступать им дорогу”.
По мере того как реплики автора постепенно менялись, характер и острота 
кошмарных видений Роберта спадали, и он, по-видимому, просыпался и спросонья 
слушал, что ему говорят.
Лечение длилось один месяц. В последние три ночи беспокойство малыша 
проявлялось лишь в том, что он разок просыпался, словно для того, чтобы 
убедиться в присутствии автора. С тех пор и поныне, а ему уже четырнадцать лет, 
он спит нормально, и кошмары ни разу к нему не возвращались.
Следующий метод овладения поведением основан на том, что в нем исходят из якобы 
нелогичных и не имеющих к делу соображений и пренебрегают явными и имеющими 
прямое отношение к делу вещами или недооценивают их.
Случай 14. Пациентка в возрасте семидесяти лет, родилась в деревне. Ее родители,
 не верившие в женское образование, не разрешили ей в детстве посещать школу. В 
возрасте четырнадцати лет она вышла замуж за шестнадцатилетнего парня, все 
образование которого сводилось к тому, что он умел расписаться на чеке и знал 
счет. Молодая женщина была в восторге от образованности мужа и хотела, чтобы он 
и ее обучил всему, что знает. Но мечты ее не осуществились. Первые шесть лет у 
нее были заняты хлопотами по хозяйству и беременностями.
Она научилась прекрасно считать, но только в уме. Ей никак не удавалось 
научиться писать цифры. Не научилась она и расписываться.
Когда ей исполнилось двадцать лет, она решила сдать комнату с пансионом 
сельскому учителю, который взамен за пониженную плату обучит ее письму и чтению.

В течение последующих пятидесяти лет она заключала такой договор со школой и 
выполняла его. Каждый учитель охотно начинал с ней заниматься, но, один раньше, 
другой после долгих попыток, отказывался от этой невыполнимой задачи. Население 
поселка росло, учителей становилось больше, и многие годы у нее жили и 
столовались четыре учителя сразу. Но никому из них, несмотря на все их усилия и 
искреннее желание с ее стороны, не удавалось научить женщину читать. Ее дети 
закончили начальную, потом среднюю школу, университет. Они тоже пытались 
научить ее чтению, но тщетно.
Каждый раз, когда с ней начинали занятие, она неизменно вела себя как насмерть 
перепуганный маленький ребенок, или начинала бешено суетиться, чтобы угодить 
учителю, и заниматься с ней в таком состоянии было невозможно.
Нельзя сказать, что Ма (так ее называли знакомые) была глупа. Она обладала 
прекрасной памятью, критично и здраво судила обо всем, хорошо умела слушать и 
была достаточно осведомлена о разных вещах. На людей посторонних, несмотря на 
жуткую свою безграмотность, она производила впечатление человека, получившего 
университетское образование.
Когда автор с ней познакомился, она с мужем несколько лет была на пенсии. На 
пансионе у нее в то время жило три учителя. Эти трое совместными усилиями в 
течение нескольких месяцев пытались научить женщину элементарному чтению и 
письму, но, в конце концов, были вынуждены отказаться от своей затеи. Они 
сказали: “Всегда происходит одно и то же. Она приступает к уроку полная