паники, и, когда я уходил, ко мне подошел старый приятель, поздоровался со мной 
и начал рассказывать длинную скучную историю, и я рассердился на него, — мне 
хотелось вернуться поскорее на работу. Я был просто разозлен, но у меня не было 
паники. Потом, когда я вышел из своего офиса, чтобы приехать сюда, в двери меня 
остановил клиент, чтобы рассказать анекдот, и я опять был зол, потому что он 
задерживал мою поездку к вам. Когда я наконец отправился в путь, я понял, что у 
меня был опять приступ паники, но очень небольшой, что я могу справиться с ним 
сам. Теперь вам придется сказать мне, что здесь происходит. Ах, да, мы с женой 
один раз вечером выпили по две порции виски перед обедом. Она сказала, что 
виски, смешанное с вином, вкуснее, и правда?”.
“Но все-таки, что происходит? Вы сидите и записываете, что вы и я говорим. Вы 
не гипнотизируете меня, вы не проводите никакого психоанализа. Вы говорите со 
мной, но ничего определенного. Я предполагаю, что вы все еще готовитесь 
гипнотизировать меня, но для чего, я не знаю. Я пришел сюда по своей проблеме 
после того, как без всяких результатов я „психоанализировался" в течение 2,5 
лет, промывал себе мозги транквилизаторами и психоанализом еще полгода, а 
теперь через два часа вы, ничего не делая, внедрили в меня уверенность, что я 
справлюсь с этим”. Я дал ему ничего не говорящий ответ, что лечение происходит 
внутри пациента, что время — прежде всего катализатор. На это он заметил: “Ну, 
катализатор, готовьтесь! Если я смог потратить три года жизни на психоанализ и 
транквилизаторы, становясь все хуже, а теперь за два часа я становлюсь лучше 
(отметьте употребление местоимения первого лица), наблюдая, как вы пишете, в 
вашем распоряжении все мое время. Это удивительно, прийти в офис и домой, 
обедать, встречаться со старыми друзьями, и ведь тот анекдот моего клиента был 
не так уж плох. Когда будет наша следующая встреча?”.
Автор просил его прийти через неделю и дать волю своему подсознательному разуму 
поработать над своей проблемой, сколько ему потребуется.
Неделю спустя пациент вошел в кабинет и спросил с некоторым замешательством: 
“Все идет хорошо. У меня были приступы паники всю неделю, не очень сильные, но 
довольно странные. Они все происходили не в тех местах, как раньше. Я регулярно 
выполняю свою работу так, как я хочу. Я повысил свою нагрузку. Я вхожу в свой 
офис и ухожу из него, и все бывает хорошо. Но происходит нечто глупое. Я 
надеваю один ботинок вполне свободно, но только беру второй, тяжелый приступ 
паники охватывает меня, потом исчезает, и я спокойно надеваю второй. Я въезжаю 
в гараж, выключаю зажигание, запираю дверь гаража, и паника набрасывается на 
меня. Но в тот момент, когда я кладу ключи от машины в карман, паника уходит. 
Больше того, каждый приступ паники меня все больше забавляет, это глупо и 
нелепо. Я даже не против них. Просто смешно, как человек может так паниковать и 
страдать, как это было со мной раньше”.
“Интересно, не является ли причиной этих приступов паники раздражение моей жены 
по отношению ко мне. Она всегда хотела, чтобы я на все смотрел так, как она 
хочет и меня это всегда доводило до сумасшествия. Поэтому я думаю, не впадаю ли 
я в панику, потому что она так раздражает мою жену. Вы знаете, я думаю, что это 
— первопричина всего. Я подозреваю, что каким-то образом вы заставляете меня 
разорвать старую проблему на мелкие кусочки и разбросать ее во все стороны 
наподобие конфетти. Интересно, почему за три года я никогда не рассказывал 
моему аналитику об антагонизме моей жены. По четыре-пять часов в течение трех 
лет он выуживал из меня всякие мысли. Почему я вам все это говорю? Вы никогда 
меня об этом не спрашивали! Ах, да, я два дня играл в гольф так, как мне это 
всегда нравилось — без выпивок, без паники. Затем по пути сюда у меня опять 
возникла паника, когда я вышел из здания офиса, и поэтому я пошел в соседний 
бар, заказал три двойных виски, заплатил за них, посмотрел на все три стакана, 
стоящих передо мной, и понял, что ни разу в жизни не видел более глупой вещи, 
чем эта. Поэтому, хотя бармен и стоял, уставившись на меня и на нетронутые 
стаканы, я вышел. У меня уже не было никакой паники”.
“Сейчас вы уже полчаса записываете то, что я вам рассказываю, и часы говорят, 
что сейчас уже половина первого, а я хочу заключить пари, что в следующий раз, 
когда я взгляну на них, они покажут, что уже час”. (Намек этого замечания 
очевиден.)
Автор медленно и серьезно ответил ему: “Вы совершенно правы”. Его глаза сразу 
же закрылись, и у него возникло глубокое состояние транса. Автор попросил его 
вкратце дать обзор тех успехов, которые он сделал, и ему медленно зачитали 
отчет о предыдущей беседе. Пока он слушал, он медленно кивал головой в знак 
согласия.
Точно в час автор сказал пациенту: “Как вы и сказали, сейчас ровно час”. Он 
проснулся, потянулся, зевнул и сказал: “На следующей неделе в это же время, не 
так ли?”.
Такая встреча была назначена.
Когда он уходил из кабинета, он заметил: “Я читаю эту удивительную книгу. 
(Вынимает из кармана.) Не хотите прочесть ее, когда я кончу?” Его уверили, что 
это будет огромным удовольствием для автора.
Следующая встреча была самой обнадеживающей. Когда он вышел, он сказал: “Мне 
нравится беседовать с вами. Я теперь понимаю. В течение многих лет у меня 
подсознательно накапливалось неприязнь к жене только в одном отношении. Ее отец 
умер, когда она была еще ребенком, и ее мать поклялась, что заменит отца своей 
маленькой дочери. Она и была им. Да и сейчас тоже, а моя жена очень похожа на 
свою мать. Она дома ходит все время в брюках. И моих, и моего сына тоже. Во 
всех отношениях она ведет себя дома как мужчина. Но мы так подходили друг к 
другу во всех других отношениях, и мы так нежно любили друг друга, и она всегда 
решает все вопросы верно. Дело в том, что мне хотелось бы получить от нее