отойти от всего. Она спала до 10.30 утра, потом вставала, принимала душ, 
несмотря на то, что это вызывало у нее сильную боль. (Позже она объяснила, что 
помимо соблюдения личной чистоты она надеялась, что эта процедура поможет ей 
привыкнуть к постоянной правосторонней гиперэстезии и гипералгезии.)
Затем она съедала сразу и завтрак и ленч (второй завтрак), ложилась на кушетку, 
смотрела в потолок и курила. В 6 часов вечера она вставала, обедала, вновь 
ложилась на диван и курила, уставившись в потолок, время от времени пыталась 
разговаривать с мужем и детьми (это происходило все реже и реже). 
Приблизительно в 10.00 вечера она ложилась спать.
Ее третья госпитализация и вероятность того, что будет сделана 
нейрохирургическая операция, вызвали у нее большой интерес и надежды, которые 
вновь обернулись отчаянием. При четвертой госпитализации она вновь приняла 
лечение с новой уверенностью и энтузиазмом, но была жестоко разочарована тем, 
что закрепилась правосторонняя гипералгезия. Пациентка дала согласие на 
очередную нейрохирургическую операцию, но особой надежды у нее уже не было. 
Малая эффективность проводимого лечения привела к полному отчаянию и чувству 
безнадежности, чувству, которое присутствовало у нее уже несколько месяцев, но 
теперь полностью овладело ею. Она пассивно согласилась обратиться к врачу общей 
практики по совету своего домашнего доктора, но даже то, что, по его мнению, 
анатомическое разделение неврологических нарушений по средней линии тела может 
носить истерический характер и является показанием для гипнотерапии, не вызвало 
у нее большого интереса. Также безучастно она согласилась прийти на 
консультацию к автору и при встрече с ним вручила ему клочок бумаги с едва 
различимыми словами “Помогите мне!”
Эта лично выраженная мольба о помощи, несмотря на то, что с ней был ее муж и 
этот особый кажущийся истерический характер анатомической демаркационной линии 
ощущений тела произвели на автора благоприятное впечатление, как признак, 
дающий большие надежды на то, что пациентка будет сотрудничать с автором на 
каждом этапе лечения, на то, что это — не истерическая реакция, а очень 
выраженная соматическая гиперкомпенсация. Ей и ее мужу все именно так и 
объяснили, а домашнему врачу все было изложено в письме. Чтобы укрепить в ней 
чувство веры и надежды, ей несколько раз достаточно настойчиво и выразительно 
повторили, что такое распределение ощущений можно объяснить не истерией, а 
гиперкомпенсаторным стремлением ее тела к выздоровлению и восстановлению 
“нормальной” чувствительности. Это весьма своеобразное объяснение, как 
оказалось, пробудило в ней веру в успех лечения.
Тем не менее картина представлялась автору не такой уж и обнадеживающей. Первый 
час беседы изнурил пациентку, и она явно потеряла к ней интерес уже в первые 15 
минут, хотя ее муж все еще продолжал рассказ о ее болезни. Интерес и желание 
мужа видеть ее здоровой не вызвали никаких сомнений, но общая ситуация 
показывала, что вопрос о каком-то улучшении, если оно вообще возможно, зависит 
от настойчивости ее усилий. Поэтому, прежде чем они ушли из кабинета, пациентку 
заставили дать торжественную клятву, что она будет во всем сотрудничать с 
автором; ее предупредили, что “хорошее лекарство всегда горькое на вкус”, и что 
ей не всегда будет доставлять удовольствие выполнять инструкции терапевта. Она 
пожала плечами, и после нескольких попыток, заикаясь сказала: “Я сделаю это”, и,
 когда ее спросили, не имела ли она в виду, что сделает все, что ее попросят, 
она энергично кивнула головой.
Вскоре ее отпустили, и она, качаясь и спотыкаясь, вышла из кабинета, вызвав 
выражение тревоги на лице мужа, которому затем были даны соответствующие 
указания. Так как его работа требовала частых отлучек из дома, автор 
договорился с ним, что при его жене постоянно будет находиться сиделка, которая 
также будет выполнять роль ассистента автора. Родственница, которая 
сопровождала пациентку, сама вызвалась выполнять это поручение, и беседа с ней 
привела к заключению, что она будет идеальным человеком для выполнения любого 
плана лечения, разработанного автором.
Три дня автор усилено раздумывал над тем, что делать с этой пациенткой, у 
которой, очевидно, поврежден мозг в результате кровоизлияния, с остаточными 
явлениями пареза, с выраженными симптомами афазии и алексии, с таламическим 
синдромом, по поводу которого ей была сделана операция без заметных признаков 
улучшения, которая уже в течение 11 месяцев находится в состоянии отчаяния и 
беспомощности. Автор был почти согласен с плохим прогнозом на будущее у этой 
женщины, который дали ведущие неврологические клиники страны. Все это привело 
автора к заключению, что нужно исследовать экспериментально возможность помочь 
пациентке, объединив гипноз, психотерапевтические методы, использовав хорошо 
разработанную ее собственную модель крушения надежд и принципы работы Денгли, 
который экспериментально доказал, что утрата способности к обучению зависит от 
объема корковых поражений, а не от их локализации.
Основной смысл этого решения заключался в том, что у пациентки создалась хорошо 
разработанная модель крушения надежд и отчаяния, которые, если правильно их 
использовать, могут стать движущей силой для формирования очень выраженной 
эмоциональной реакции, что приведет к коррекции симптомов.
Этот план был комплексным и сложным; иногда он менялся не только со дня на день,
 но даже в течение одного дня, так что, если не считать некоторых моментов, 
пациентка никогда не знала, чего ждать от автора, и даже то, что было сделано, 
часто для нее, казалось, не имело смысла. В результате у пациентки всегда 
поддерживалось состояние ожидания, поиска, борьбы, состояние разрушенных надежд,
 эмоциональное состояние, в котором гнев, замешательство, отвращение, 
нетерпение и горячее желание взять все в свои руки и делать все упорядоченным, 
разумным образом стали преобладающими чувствами. (Во время написания этой