быть. Нельзя сказать слишком быстро”.
В ответ на дальнейшие расспросы были расшифрованы следующие слова: “транс”, 
“буду”, “мой”, “каталепсия”, “каждый” и “когда-либо”; они были подтверждены и в 
нужном порядке размещены в предложении следующим образом:
Слово Предложение
Транс 1 1
будет 2 2
моя 3
каталепсия 10, 11 или 12 1 и 2 включены в одно предложение
каждый 8, 9 или 10 1 и 2 включены в одно предложение
когда-либо 13 или 14 1 и 2 включены в одно предложение
Дальнейший опрос оказался бесполезным и не помог расшифровке. На все вопросы 
Браун просто отвечала: “Не буду”.
Тогда исследователь начал все с самого начала, пытаясь заставить мисс Дамон 
посмотреть на различные части записи и дать свободные ассоциации. Мисс Браун 
сразу же прервала эту попытку, написав: “Нет, нет”. Последовала полная 
блокировка усилий мисс Дамон понять, что от нее хотят. Это интересная параллель 
с поведением тех пациентов, которые на сеансах психоанализа внимательно и 
серьезно слушают повторные объяснения того, что они должны сделать, но, видимо, 
не способны даже переварить услышанное и вообще дать свободные ассоциации. Это 
выглядело так, будто Браун имеет власть, которая запрещает мисс Дамон думать и, 
таким образом, приостанавливает ее интеллектуальные процессы.
Так как мисс Дамон знала код Морзе, было сделано внушение, чтобы Браун 
использовала ее привычку барабанить пальцами и отстучала сообщение. У нее 
несколько раз получился знак SOS, который, по ее словам, означал: “Эриксон, 
помоги, спрашивай”.
Затем последовали усилия идентифицировать отдельные буквы как таковые, 
независимо от их положения в предложении или в словах. На эти попытки были даны 
путаные, противоречивые ответы, которые Браун в конце концов суммировала так: 
“Не могу; просто не могу; нет правильных вопросов”. Она так и не дала .понять, 
какими же могут быть правильные вопросы.
В этот момент у Браун спросили, нужно ли исследователю продолжать свои попытки 
закрепить отдельные слова, и она ответила: “Попытайтесь”. Браун дали инструкцию 
начертить две горизонтальные линии: одну, чтобы символизировать наиболее 
значащие слова в сообщении, а вторую — для обозначения менее значащих слов. Они 
могли быть любой длины, равные или неодинаковые, так как линии сами по себе не 
имеют значения.
Браун начертила две линии, одна из которых была почти вдвое длиннее второй. 
Проводя первую линию, Браун на мгновение сделала паузу приблизительно в 
середине, а вторую начертила одним штрихом. Исследователь взял это на заметку и 
сразу же протянул свою ручку, как бы указывая на первую линию, а на самом деле 
прикрыл вторую половину линии. В это время мисс Дамон, которая обменивалась с 
ассистентом ироническими замечаниями относительно глупых вопросов исследователя,
 заметила, что он, вероятно, слишком поглощен своей работой и не замечает 
неприятного запаха от сигареты, брошенной в пепельницу. Когда исследователь с 
извинениями загасил окурок, Браун отодвинула от себя лист бумаги с нанесенными 
линиями. На вопрос, может ли экспериментатор продолжать свои вопросы, она 
ответила: “Попробуйте, спрашивайте”. Ее внимание привлекли к разрыву линии и 
спросили, не означает ли это сложное слово, образованное двумя словами. Этот 
вопрос в различных формулировках повторили несколько раз, но в ответ получили 
лишь утверждение, что правильный вопрос не задавался. Наконец исследователь 
уверенно заявил: “Эта прерванная линия должна означать два слова в форме одного,
 не так ли?” — “Да”. — “И слово „запах" каким-то образом касается первой части, 
не так ли?” — “Нет”. — “Вы имеете в виду, что это может быть неприятно?” — “Да”.

Тогда Браун передвинула руку к другой части листа, а мисс Дамон заявила, что ей 
страшно и хочется плакать. Браун тем временем писала: “Помогите Д.”, и, когда 
исследователь предположил, что это означает: “Успокойте Д.”, написала: 
“Правильно”. Исследователь немедленно вовлек мисс Дамон в обсуждение своих 
действий, и она проявляла к этому живой интерес, пока ей не показали прерванную 
линию. Здесь у нее снова появился страх; она сказала, что не может понять своих 
“странных ощущений”, и начала их высмеивать.
Браун сразу же написала: “Чувствует себя лучше, спрашивайте”, а потом добавила 
слог “con”, который объявила неправильным. Подробный опрос, в котором активно 
участвовала мисс Дамон, выявил слова “подсознательный”, “последующий”, 
“последовательный”, “последствия”, которые мисс Браун объявила и верными и 
неверными. Мисс Дамон сразу же назвала ее сумасшедшей и лгуньей. Браун тут же 
отказалась писать что-либо за исключением “Не буду”. Когда ее спросили: 
“Почему?”, — Браун ответила: “Сердита”. Мисс Дамон, прочитав это, сильно 
покраснела и в замешательстве объяснила: “Браун хочет, чтобы я извинилась”, и 
смущенно добавила: — Извините меня, Браун!”. Вопросы исследователя выявили, что 
Браун приняла извинения и теперь снова будет писать. Она непроизвольно 
написала: “Э., Э., Э.”, как бы адресуясь непосредственно к исследователю, в то 
время как мисс Дамон весело обсуждала с ассистентом свое “невежественное 
поведение”. Исследователь продолжал задавать свои вопросы, на что Браун 
ответила одним словом: “Спать”. — “Почему?” — “Мешает”. Пока Браун писала это 
последнее слово, мисс Дамон по-прежнему беседовала с ассистентом, не зная о том,
 что пишет Браун, но когда слово было закончено, мисс Дамон заявила: “Ну, Браун 
хочет меня наказать”. Вопросы, обращенные непосредственно к мисс Дамон, 
показали, что у нее есть только “ощущение”, что она должна быть наказана, и что