"Ты не обязана", вновь сказал я. Ей пришлось основательно задуматься и 
полностью включиться в понимание. "Я подниму газету, я отдам ее маме, я хочу ее 
поднять, я хочу попросить прощения". "Хорошо", сказал я.
Десять лет спустя мои две младшие дочери стали кричать на мать. Я подозвал их и 
сказал: "Постойте-ка в углу. Я не думаю, что это очень здорово - орать на мать. 
Постойте и подумайте, согласны вы со мной или нет".
"Я могу простоять там хоть всю ночь", заявила Кристи.
Рокси сказала: "Думаю, что неправильно было кричать на маму. Я пойду и извинюсь 
перед ней".
Я продолжал работать над рукописью. Через час я посмотрел на Кристи. Простоять 
час, это все равно утомительно. Я отвернулся и продолжал писать еще час. Снова 
повернулся и сказал: "Кажется, что даже стрелки часов стали двигаться 
медленнее". Через полчаса я снова повернулся к ней и сказал: "Я думаю, что 
реплика, которую ты бросила маме, была очень глупой. И еще глупее было кричать 
на нее".
Она бросилась ко мне в объятия и, заплакав, сказала: "Я тоже так думаю".
Десять лет без наказаний - с двух лет до двенадцати. В пятнадцать лет я еще раз 
наказал ее. И все. Только три раза.
В своей статье "Поиск состояния безопасности" в сборнике "Семья как процесс", 
Эриксон писал: "Реальность, чувство безопасности и определение границ 
дозволенного являются важной составной частью развивающегося сознания ребенка...
 Когда он еще мал, слаб, но уже понимает, когда он оказывается в мире 
неопределенностей и эмоциональных изменений, тогда у него возникает желание 
узнать, что может обеспечить ему реальное чувство безопасности и силы".
Эриксон мог прекратить наказание после того, как Кристи "сдалась", но он 
продолжал, пока она не сказала "я хочу". Это означало, что нормы социально 
желательного поведения стали ее внутренними нормами. В этом рассказе Эриксон 
яснее, чем кто-либо, показывает процесс развития совести или суперэго.
Он также подчеркивает необходимость "определения границ дозволенного" с самого 
раннего возраста. Благодаря тому, что это "сильное и надежное" дисциплинирующее 
воздействие, от которого исходило одновременно чувство силы и безопасности, 
было использовано в раннем возрасте, в дальнейшем понадобилось наказывать 
Кристи только два раза за пятнадцать лет. Ранний урок был прекрасно выучен.
Мусор.
У детей короткая памятью но я отлично запоминаю, что они делали или говорили.
Роберт однажды заявил: "Я достаточно взрослый, большой и сильный, чтобы каждый 
вечер выносить мусор".
Я выразил сомнение в этом, но он горячо защищал свою точку зрения. Тогда я 
сказал: "Хорошо, со следующего понедельника мы попробуем".
Он вынес мусор в понедельник, во вторник, но в среду забыл это сделать. В 
четверг я ему напомнил, и он вынес мусор, но забыл это сделать в пятницу и в 
субботу. Поэтому в субботу я дал ему возможность как можно больше поиграть в 
активные игры, которые ему очень понравились, но от которых он устал. И затем, 
в качестве особого исключения я позволил ему лечь спать так поздно, как он 
пожелает, В час ночи он сказал: "Пожалуй, я пойду спать".
Я отпустил его спать. По какой-то странной случайности я проснулся в три часа 
ночи. Я разбудил Роберта и очень извинялся за то, что забыл ему напомнить 
вынести мусор. Не сделает ли он этого сейчас? И вот, с большой неохотой Роберт 
оделся. Я еще раз извинился за то, что не напомнил ему и он понес мусор.
Вот он вернулся, разделся, одел пижаму и забрался в кровать. Я был уверен, что 
он крепко спит. Я снова разбудил его. На этот раз я извинялся еще больше. Я 
сказал ему, что сам не понимаю, как это мы просмотрели мусор в кухне. Не 
оденется ли он снова и не вынесет ли этот мусор? Он выбросил его в мусорный 
ящик у дороги. Он шел обратно глубоко задумавшись и уже дошел до крыльца. Вдруг 
он рванулся обратно на дорогу к мусорному ящику, чтобы убедиться, что крышка на 
нем хорошо закрыта.
Войдя в дом, он остановился и окинул взглядом кухню, прежде чем снова лечь в 
постель. А я все еще продолжал извиняться. Он лег спать и уже больше никогда не 
забывал выносить мусор.
Фактически, Роберт запомнил этот урок так крепко, что у него вырвался тяжелый 
вздох, когда я сказал ему, что опишу этот случай в своей книге.
Хейди-Хо, шестилетняя клептоманка.
Родители, которые пришли ко мне, были в отчаянии: "Что нам делать с нашей 
шестилетней дочкой? Она ворует у нас, она ворует у наших друзей и у своих 
подруг. Когда мать берет ее с собой в магазин, она ворует и там. Мы отправляли 
ее в детский лагерь для девочек, в котором они находятся весь день, но она 
приходила оттуда с чужими вещами, которые были даже подписаны именами других 
детей. Она лжет, что эти вещи ей покупает мать, и настаивает, что они 
принадлежат ей. Можно ли сделать хоть что-то с клептоманкой в этом возрасте? С 
обманщицей, которой только недавно исполнилось шесть лет?"
Я сказал им, что займусь этим делом и написал девочке следующее письмо:
"Дорогая Хейди - Хо, ты, конечно, знаешь, что у каждого ребенка есть своя фея, 
которая следит за ним, когда он растет. Есть феи, которые следят за развитием 
шестилетних детей. Так вот, я - твоя фея. Нас, фей, никто не видит, и ты тоже 
меня никогда не видела. Может, тебе будет интересно узнать, как я выгляжу? У 
меня глаза на макушке головы, на лбу и под подбородком. Это для того, чтобы я 
видела все, что делает ребенок, за ростом которого я слежу.
Я наблюдала, как ты потихоньку учишься многому. И я очень обрадовалась, когда 
ты кое-чему научилась. Что-то было трудно, что-то не очень. А еще у меня есть 
уши. Но не думай, что они у меня тоже на макушке головы, потому что тогда они