|
Эриксон: Каждый, сидя в этой в этой комнате, знает, что он может. А вы только
думаете, что можете.
Катлин: Я знаю, что могла это сделать минуту назад. У меня всегда был сильный
страх того, что я не смогу двигаться, став калекой, как моя мать.
Эриксон: Что сделало ее калекой?
Катлин: Много лет я думала, что это полиомиелит, но потом я поняла, что дело
было в ее психике. Полиомиелит у нее действительно был, но реальной причиной
была ее психика.
Эриксон: У меня действительно был полиомиелит, был по-настоящему, к тому же
организм порядочно износился за эти годы. В один прекрасный день я развалюсь,
как старая телега. Однако же до этого момента я собираюсь держаться.
Знаете, когда я был маленьким, родители повезли меня в гости к брату моей
бабушки. Его семья держала овец, и они их стригли. Я слышал, как блеяла овца. Я
убежал, потому что не понимал, что это значит, стричь овцу. Тетя Мэри подала к
столу жареную печенку и с тех пор я много лет не мог есть печенку, потому что
вспоминал уши той овцы. Сейчас, имея подагру, я не могу съесть столько печенки,
сколько бы мне хотелось.
А сейчас закройте глаза и пробуждайтесь полностью. Полностью.
Пробуждайтесь полностью. Свободной. Постарайтесь сейчас не улыбаться. Так что
же вы думаете о рвоте? Это похоже на ощущение, которое возникает, когда вы
выпьете слишком много содовой воды. И у вас тошнота, вас тошнит.
Катлин: Неужели вы тайно собираете слухи?
Эриксон: Сегодня зашла ваша подруга и сказала, что у вас был плохой сон, от
которого в памяти остались только эмоции. Это навело меня на мысль, что у вас
есть фобия. Другой мой собеседник сказал, какая именно. Разве вы не рады, что
существуют сплетни? Вы верите в переселение душ?
Катлин: Я собираюсь вернуться в качестве французской дудочки.
Эриксон: Я думаю, вам придется расстаться с этой мыслью.
Катлин: Знаете, я всю свою жизнь возвращалась в качестве такой французской
дудочки, сама не зная этого! Сейчас у меня возникает зрительный образ; раньше я
слышала только звук!
Эриксон: Пусть вам это послужит уроком: ваша способность мыслить не ограничена
вашей черепной коробкой. Вы помните слова Шекспира: "Стадии жизни по-настоящему
начинаются во младенчестве".
Сейчас, я думаю, вы должны сделать хорошее начало в жизни.
А в Послании Апостолов к Коринфянам говорится: "Когда я был ребенком, я говорил
как ребенок. Я поступал, как ребенок. А теперь я стал взрослым человеком и
отложил детские забавы". Значит, и страхи тоже, правда? Какое ваше первое имя?
Катлин: Кэти.
Эриксон: Может быть, мне официально изменить его вам? Отныне вы будете только
Катлин, а не Кэти, с ее кошачьим оттенком имени и рвотой. Как вы себя
чувствуете?
Катлин: Что-то среднее между растворением в пространстве и умиротворением.
Эриксон: Есть одна старая ирландская песня, я не хочу звать свою жену, чтобы
она процитировала ее. Я никогда не цитирую точно. Я вам могу представить мнение
Маргарет Мид, считающей, что я не умею точно цитировать поэзию. Но у меня не
вызовет трудности представить вам доктора Маргарет Мил. И еще одно, в чем я был
уверен: в том, что я мог процитировать стихотворение Гертруды Эпстайн "Роза,
это роза, это роза, это роза". Был уверен только для того, чтобы потом узнать
от членов своей семьи, которым нравилось это стихотворение, что в имени
Гертруды Стайн нет "Эп", и что там только три розы! Сейчас мне приходит на ум
"Нырнул Мак-Гинти в глубину моря". Он поклялся, что если бы это было море
ирландского виски, то он бы никогда не стал выныривать. А если бы в этом море
не было воды, то он не потратил бы зря ни одной его капли, отрыгивая ее!
А Катлин - это хорошее ирландское имя! Сейчас вы видели психотерапию в действии.
Не было ничего похожего на то, чтобы я встал в позу. Я смеялся и шутил. Может
быть, я утомил кого-либо из вас разговорами о китах и планктоне и тому подобном.
О дятлах и жуках.
Вышеприведенная запись так богата примерами косвенного внушения и
использованием символического языка, что понадобилась бы целая книга, чтобы
обсудить все тонкости. Не будем лишать читателя удовольствия открыть для себя
некоторые из них.
Окольным путем, начиная с разговоров о различных животных и способах их
адаптации, Эриксон проводит мысль о том, что рвота, это приспособительная
реакция человека, спасающая ему жизнь. Он говорит о том, что "внутренние
реакции" организма очень важны. Он представляет свою оптимистическую,
жизнеутверждающую философию в противовес страху пациентки стать калекой, "как
моя мать". Он говорит: "В один прекрасный день я развалюсь, как старая телега.
Однако же до этого момента я собираюсь держаться". Он делает отступление,
вспоминая дом, и утверждает ее исцеление, ссылаясь на "младенца" у Шекспира, и
обрывает цитату так, чтобы пациентка смогла сама ее закончить. ("Сперва
младенец, пищащий и отрыгивающий в руках матери".) И чтобы убедиться, что она
приняла эту мысль, он ссылается на Послание к Коринфянам, в котором говорится:
"...И сейчас, став взрослым человеком, я, отложил детские забавы". Он
добавляет: "Значит, и страхи тоже, правда?" Чтобы изменить ее отношение к себе,
он даже меняет ей имя на Катлин, чтобы это прежнее отношение к себе она смогла
оставить позади, вместе с его "кошачьим оттенком имени и рвотой". Он
заканчивает словами: "Сейчас вы видели психотерапию в действии". Я это было
по-настоящему изящное действие!
Эриксон использует для целей психотерапии все высказывания и мысли пациентки -
|
|