находились в состоянии бодрствования, в обычном смысле этого слова, во время 
проведения тестов, несмотря на признание экспериментатором того, что обычные 
воспоминания при пробуждении не возникали, и вопреки этому факту, его 
экспериментальные результаты убедительно подтвердили, что душевное состояние, а 
не обычное состояние бодрствования было вызвано постгипнотическим внушением.
При изучении целого ряда статей Гулла и его коллег было найдено много ссылок на 
проблемы, возникшие при изучении выхода из постгипнотического состояния. В этих 
работах нет очевидного понимания того, что субъект, вследствие получения 
постгипнотических внушений или выполнения постгипнотических действий, может 
проявлять поведение, расходящееся с назначенной задачей, которое могло бы 
изменить выполнение задачи в значительной степени.
Игнорируется тот факт, что здесь обязательно должно присутствовать какое-то 
состояние ума, которое позволяет приблизить состояние сознательности или 
частичной сознательности постгипнотического внушения, ведь очень часто в 
субъекте нельзя обнаружить понимания до тех пор, пока не будет найден 
соответствующий способ. Даже тогда это понимание носит особый ограниченный 
характер, несравнимый с обычным сознательным пониманием. Гулл и его коллеги 
направили свое внимание исключительно на начало и конец длинного сложного 
процесса и не учли промежуточные этапы.
Чтобы показать на примере путаницу, которая существует при использовании 
постгипнотического внушения, можно процитировать опыт Уильямса.
В случае комбинированных транснормальных рабочих периодов субъект был разбужен, 
когда он достиг изнеможения в состоянии транса, быстрым повторением «один, два, 
три — быстро просыпайтесь». Команда «продолжайте тянуть» также добавлялась в 
этом случае, так что субъект продолжал свою работу, если возможно, в состоянии 
пробуждения.
В этом сочетании команда в состоянии транса — разбудить и продолжать тянуть 
после пробуждения — Уильяме действительно давал своим субъектам 
постгипнотическую команду. Следовательно, «действия при пробуждении» 
происходили в ответ на непреднамеренное и неосознанное постгипнотическое 
внушение. Уильяме, очевидно, допускал, что пробуждение из гипнотического транса 
может быть выполнено мгновенно, несмотря на продолжение деятельности транса. Он 
также признавал, что индукция транса может возникнуть мгновенно без прерывания 
деятельности пробуждения. Следовательно, вероятность его результатов, как бы 
представляющих деятельность в состоянии пробуждения и в состоянии транса, 
весьма сомнительна.
Такая путаница идей относительно постгипнотического внушения и результатов, 
ожидаемых от него, может быть обнаружена у Мессершмидт в ее опыте по 
диссоциации. Постгипнотические команды давались в прямой и косвенной связи с 
отдельными задачами, одна из которых, вероятно, должна была выполняться на 
сознательном уровне понимания, а другая — как постгипнотическое или 
«подсознательное» действие. Как следствие этого, и постгипнотическое поведение, 
и предположительное поведение после пробуждения стали частями одного действия: 
первая часть обеспечена постгипнотическими внушениями, а другая происходит в 
ответ на косвенные и непреднамеренные постгипнотические внушения, а именно в 
ответ на команду, что постгипнотическая деятельность должна выполняться 
независимо от назначения новой, другой задачи в состоянии пробуждения. Субъекты 
в обязательном порядке осознавали в состоянии транса, что нужные действия 
должны быть двойственными по своему характеру. Дать команду субъекту в 
состоянии транса выполнить определенную задачу после пробуждения, когда субъект 
отчетливо знает тот факт, что вторая задача, совместимая с первой, будет 
поставлена перед ним в состоянии пробуждения, представляет собой в 
действительности метод отдачи двух типов постгипнотических внушений. Отдача 
команды субъекту в состоянии транса, что он при пробуждении должен выполнить 
последовательное сложение путем автоматической записи безотносительно к любой 
другой задаче, которая может быть дана ему, или выполнить последовательное 
сложение «подсознательно» во время «сознательного» чтения вслух, составляет 
дачу постгипнотических внушений, которые представляют два типа деятельности: 
«сознательная» задача на самом деле становится постгипнотическим действием, 
согласующимся с другими постгипнотическими действиями. Внушение 
загипнотизированному субъекту, что он выполнит одну задачу подсознательно, а 
другую сознательно, вызовет постгипнотические действия по выполнению обеих 
задач, но невыполнение одной из них в состоянии бодрствования (несмотря на 
большую степень сознательного понимания ее, что само по себе составляет 
дополнительную постгипнотическую реакцию). Опыт Мессершмидт, как эксперимент 
Уильямса, не дает оснований для предположения о возможном существовании особого 
постгипнотического душевного состояния, которое может оказать значительное 
влияние на выполнение внушенных задач.
Совершенно другим является отчет Брикнера и Кьюби, которые во время проведения 
всего своего исследования обращали самое пристальное внимание на значительное 
влияние, которое имеет душевное состояние, что развивается непосредственно из 
постгипнотических внушений, на всю линию поведения. Они также отмечают 
исчезновение всех изменений в общем поведении при завершении выполнения 
постгипнотических заданий. Таким же образом Эриксон и Кастой со своими 
сотрудниками ясно показали развитие в прямой последовательности с 
постгипнотическим внушением особого душевного состояния, которое влияет, 
изменяет и даже отрицает обычное поведение в обычных ситуациях до тех пор, пока 
либо не будет снято постгипнотическое внушение, либо не будет выполнено до 
конца внушенное задание.
Хотя этот обзор литературы, конечно, нельзя назвать полным, но он показывает,