Эриксон М. Глубокий гипнотический транс: индукция и использование; Бэндлер Р. 
Искусство Мастера НЛП.


Милтон Эриксон — знаменитый американский психотерапевт.
В представляемой читателю оригинальной работе мэтра гипноза в доступной и 
увлекательной форме описывается применение естественных методов гипноза при 
индивидуальной психотерапевтической реабилитации клиентов.




Милтон Эриксон
Глубокий гипнотический транс: индукция и использование



Естественные методы гипноза

Под естественным подходом подразумевается, что психотерапевт принимает ту 
ситуацию, с которой он сталкивается и использует ее, не пытаясь перестроить ее 
психологически. При таком подходе поведение пациента становится не помехой, а 
определенным вспомогательным средством и играет действенную, активную роль при 
индуцировании транса.
Для пояснения этих положений я приведу несколько историй болезней.

Случай 1

Мужчина в возрасте 30 лет очень заинтересовался гипнозом и вызвался быть 
субъектом на нескольких экспериментальных сеансах в университете. На первом 
гипнотическом сеансе оказалось, что он является отличным гипнотическим 
субъектом, но, к сожалению, потерял всякий интерес к дальнейшим 
экспериментальным опытам.
Спустя несколько лет он решил, что воспользуется гипнозом у дантиста, так как 
его зубы требовали обширного лечения, но он очень боялся боли.
Он легко вошел в состояние транса у дантиста; у него возникла анестезия руки 
после соответствующего внушения, но он не смог перенести обезболивание на 
полость рта в самой небольшой степени. Наоборот, ему показалось, что полость 
рта стала еще более чувствительной. Его усилия вызвать анестезию прямым образом 
также потерпели неудачу.
Дантист предпринял дополнительные, но также не принесшие успеха попытки научить 
пациента различным методам анестезии и обезболивания. Пациент мог поступать 
таким образом с любыми частями своего тела, но только не с полостью рта. Тогда 
его послали к автору, так как это был особый Случай.
Легко было индуцировано состояние транса, и пациенту как бы случайно напомнили 
о его желании легко и свободно чувствовать себя в кресле дантиста. При этом ему 
приказали быть внимательным к инструкциям, которые ему будут даваться, и 
выполнять их четко и полностью.
Ему было сделано внушение, что его левая рука станет очень чувствительной ко 
всем стимулам, в том числе и болевым. Это гиперстетичное состояние будет 
продолжаться до тех пор, пока ему не будут даны другие, противоположные, 
инструкции. В течение всего этого времени ему нужно принять все возможные меры, 
чтобы защитить его руку от болезненных контактов.
Пациент правильно до конца отреагировал на эти внушения. Кроме гиперстезии и 
без всякого дополнительного внушения на этот счет, он спонтанно развил 
анестезию своей полости рта, что позволило выполнить всю зубоврачебную работу 
без введения других анестезирующих средств.
Даже в последующих попытках анестезию и обезболивание нельзя индуцировать прямо 
и намеренно, за исключением только части рисунка гиперстезии — анестезии, 
характерной для этого пациента. Однако это единственный пример поведения такого 
типа. Автор время от времени встречался с другими похожими случаями.
Очевидно, психологически фиксированное понимание пациента состояло в том, что 
зубоврачебная работа должна быть абсолютно связана с гиперчувствительностью. 
Когда это фиксированное жесткое понимание было достигнуто, то стала возможной и 
зубоврачебная анестезия способом, аналогичным релаксации одного мускула, что 
позволяет сжатие другого.

Случай 2

Несколько раз безуспешно дантист и его коллеги пытались использовать гипноз на 
жене этого дантиста для ее лечения. Каждый раз, по ее словам, она от испуга 
словно каменела, не могла двинуться, а потом начинала плакать. Она не могла 
сделать ничего из того, что ей приказывали. Она не могла расслабиться. Она не 
могла выполнить левитацию руки, закрыть глаза. Все, на что она оказалась 
способной, так это пугаться и плакать.
К ней был применен естественный подход, включая и синергизм. Общая ситуация, 
сложившаяся вокруг ее случая, была объяснена следующим образом:
«Вы хотите, чтобы при лечении ваших зубов был применен гипноз. Ваш муж и его 
коллеги хотели того же, но каждый раз, когда к вам применялся гипноз, вас не 
могли ввести в состояние транса. От испуга вы каменели и плакали. Но ведь можно 
каменеть, но не плакать. Теперь вы хотите, чтобы я поработал с вами как 
психиатр, но я не верю, что в этом есть необходимость. Вместо этого я введу вас 
в состояние транса так, чтобы вы смогли применить гипноз во время лечения 
зубов».
Она отвечала: «Я тут же испугаюсь, окаменею и заплачу».
Ей ответили: «Нет, сначала вам нужно окаменеть. Это первое, что вам нужно 
сделать, и вы это сделаете сейчас. А теперь каменейте все больше и больше; ваши 
руки, ваши ноги, ваше тело, ваша шея становятся все тверже и жестче, гораздо 
тверже, чем тогда, на сеансах с вашим мужем.
Теперь закройте глаза, и пусть ваши веки начинают каменеть до тех пор, пока не 
станут настолько жесткими, что вы не сможете открыть их».
Ее реакции были почти адекватными.
«Теперь следующее, что вы должны сделать, так это глупо испугаться, а потом 
заплакать. Конечно, вам этого не хочется, но вы должны сделать это, потому что 
вы научились делать так, но не делаете этого сейчас.
Гораздо легче сделать глубокий вздох, расслабиться и глубоко заснуть.
Почему бы вам не попытаться сделать так, вместо того чтобы пугаться и плакать».
Ее реакция на такое внушение была немедленной и достаточно хорошей.
Следующее внушение было таким:
«Конечно, вы можете продолжать глубоко спать в состоянии транса, расслабиться и 
чувствовать себя спокойно и удобно. Но в любой момент, когда вы захотите, вы 
можете начать пугаться и плакать. Но, может быть, теперь, когда вы знаете, как 
это нужно делать, вы сможете сохранить удобное, спокойное состояние транса, так,
 чтобы вы смогли вылечить свои зубы в самом спокойном состоянии».
Затем было дано простое постгипнотическое внушение, чтобы дать возможность для 
индукции транса в будущем.
После этого ее спросили, интересно ли ей узнать, является ли она компетентным 
субъектом. Получив ее согласие, к ее удовольствию и удовлетворению, на ней были 
опробованы различные явления сомнамбулического транса.
С тех пор почти в течение года она была отличным гипнотическим субъектом.

Случай 3

Случай другого типа, в котором был использован тот же подход, произошел со 
вступившей в брак девушкой, у которой почти в течение недели, хотя она и хотела 
половой близости с мужем, возникало состояние сильнейшей паники при каждой 
попытке ее мужа и даже тогда, когда он просто предлагал ей это.
Она вошла в кабинет вместе со своим мужем, запинаясь, рассказала о своих 
жалобах и объяснила, что нужно что-то сделать, так как ей угрожают 
бракоразводным процессом. Ее муж подтвердил все, что она сказала, добавив 
несколько деталей описательного характера.
Мы выбрали способ, который часто использовали в подобных случаях.
Ее спросили, хочет ли она, чтобы мы воспользовались какой-нибудь процедурой для 
решения ее проблемы. Она ответила: «Да, все, что угодно, но только чтобы меня 
при этом не трогали. Я ненавижу, когда меня трогают». Ее муж подтвердил ее 
заявление.
Ее проинструктировали, что будет использован гипноз. Она, колеблясь, 
согласилась, но снова попросила о том, чтобы ее никто не касался.
Ей было сказано, что ее муж будет постоянно сидеть в кресле на другой стороне 
кабинета, а автор будет сидеть рядом с мужем. Однако она сама лично поставит 
свой стул в дальний конец комнаты, сядет там и будет постоянно наблюдать за 
мужем. Если муж или автор когда-нибудь встанут со своих мест, то она немедленно 
должна покинуть кабинет; она будет сидеть рядом с дверью кабинета.

Затем ей нужно расположиться в кресле, откинувшись назад, вытянув вперед ноги и 
скрестив их, и напрячь все мускулы. Ей нужно пристально смотреть на мужа
до
тех пор, пока все, что она может увидеть, будет им, а автора она будет видеть 
только краем глаза. Она должна скрестить руки перед собой и плотно сжать кулаки.


Она послушно начала выполнять свою задачу. Когда она все это проделала, ей 
приказали глубоко уснуть и не видеть ничего, кроме мужа и автора. Пока она 
будет все глубже и глубже погружаться в сон, она почувствует себя испуганной и 
запаниковавшей, она не будет в состоянии двинуться или сделать что-либо, кроме 
того, что она будет наблюдать за нами обоими, все глубже погружаясь в состояние 
транса, в прямой пропорции к состоянию паники.
Это паническое состояние, в соответствии с данной ей инструкцией, углубит ее 
транс и в то же время удержит ее в состоянии неподвижности в кресле.
Потом постепенно она почувствует, как ее муж будет касаться ее интимными, 
ласкательными движениями, хотя она отчетливо будет видеть его сидящим в кресле 
в другом конце комнаты. Ее спросили, хочет ли она почувствовать такие ощущения, 
и ей также сообщили, что существующая неподвижность ее тела ослабится в 
достаточной степени, чтобы позволить ей кивнуть головой в знак согласия или 
покачать ею в знак отрицания чего-либо, и что на этот вопрос нужно дать ответ 
не торопясь, вдумчиво.
Она медленно кивнула головой в знак согласия.
Потом ее попросили отметить, что ее муж и автор отвернули головы от нее, 
поскольку она теперь начнет ощущать постепенно становящиеся все более интимными 
ласки мужа на своем теле, пока она наконец не почувствует себя полностью 
расслабившейся, счастливой и удовлетворенной.
Приблизительно через пять минут она обратилась к автору со словами: «Пожалуйста,
 не оглядывайтесь, я так смущена. Можно нам уйти домой, так как со мной сейчас 
все в порядке?».
Ей разрешили выйти из кабинета, а ее мужу была дана инструкция отвести ее домой 
и пассивно ожидать развязки.
Спустя два часа они сообщили по телефону: «Все в порядке».
Приблизительно через неделю контрольный телефонный звонок подтвердил, что все 
идет у них нормально. Приблизительно через 15 месяцев они с гордостью показали 
автору своего первенца.
Такие методы были использованы и в случаях с брачной импотенцией. Таких случаев 
у автора было восемь, но здесь дается в виде иллюстрации только один из них.

Случай 4

Этот 24-летний жених, окончивший в свое время колледж, вернулся после медового 
месяца в очень удрученном состоянии духа. Его невеста немедленно отправилась к 
адвокату, чтобы начать бракоразводный процесс, а он обратился за помощью к 
психиатру.
Его уговорили привести свою жену к психиатру и без особых трудностей ее убедили 
принять участие в гипнотерапии ее мужа.
Ему приказали глядеть на свою жену и заново испытать чувство абсолютного стыда, 
унижения и безнадежной беспомощности.
Когда он сделает так, то почувствует необходимость сделать хоть что-то, чтобы 
уйти, избавиться от этого ужасного ощущения. По мере того, как это будет 
продолжаться, он почувствует, что не в состоянии видеть ничего, кроме своей 
жены, он не сможет видеть даже автора, хотя и будет слышать его голос. Когда 
это произойдет, он поймет, что впадает в глубокое состояние транса, в котором 
он не сможет контролировать действия своего тела. Затем он начнет 
галлюцинировать свою жену обнаженной, а затем и себя в таком же виде. Это 
приведет его к удивительному для него открытию, что он ощущает физический 
контакт со своей женой, который будет все более интимным и возбуждающим, и что 
нет ничего, что он мог бы сделать, чтобы контролировать свои физические реакции.
 Однако конец его бесконтрольным реакциям наступит только по просьбе его жены.
Состояние транса возникло быстро и в полном соответствии с данными инструкциями.

По окончании состояния транса ему была дана команда:
«Теперь вы знаете, что вы сможете, вы уверены в этом. Фактически, вы достигли 
успеха, и нет ничего, что могло бы помешать вашему успеху и дальше».
В этот же вечер легко был выполнен половой акт. Автор иногда встречался с ними 
в роли семейного советчика, и их брак стал намного счастливее.
Другой тип болезни касался ребенка, родители которого привели его в кабинет, 
угрожая и уговаривая посетить автора.

Случай 5

В данном примере речь идет о восьмилетнем мальчике, страдающем недержанием мочи,
 которого родители наполовину внесли, наполовину втащили в кабинет. Они уже 
обращались за помощью к соседям, и за него даже публично молились в церкви.
Теперь его привели к врачу «для психов» как к последнему средству, пообещав в 
награду обед в отеле после беседы с врачом.
Его отвращение и враждебное отношение ко всему этому носили явный характер.
Автор начал с того, что заявил мальчику: «Ты очень сердишься и собираешься 
оставаться злым и дальше. Ты считаешь, что ничего не можешь поделать с этим, но 
на самом деле есть одна вещь, которая вполне в твоих силах. Тебе не хотелось 
встречаться с доктором сумасшедших, но ты здесь, и тебе хочется что-нибудь 
сделать, но ты не знаешь что. Твои родители привели тебя сюда, заставили тебя. 
Ну, ты можешь заставить их уйти отсюда. Фактически, мы оба можем… Ну-ка прикажи 
им уйти из кабинета». В этот момент его родителям был незаметно дан сигнал уйти,
 чему они охотно подчинились, к явному удовольствию ребенка, хотя это и вызвало 
у него удивление.
Затем автор продолжил так: «Ты все еще сердит, и я тоже, потому что они 
приказали мне вылечить тебя с тем, чтобы ты больше не мочился в постели. Но они 
не могут отдавать мне приказы, как тебе. Но сначала мы с тобой договоримся 
насчет них…». И, сделав медленный, выразительный, приковывающий внимание жест, 
автор добавил: «Посмотри вон на тех щенков. Мне больше всего нравится 
коричневый, но я думаю, что тебе больше всего нравится черно-белый щенок, 
потому что у него передние лапы белые. Если ты хочешь быть вежливым, ты 
приласкаешь моего щенка. Мне нравятся щенки, а тебе?».
Тут у мальчика, охваченного чувством большого удивления, возникло состояние 
сомнамбулического транса. Он прошел по кабинету и сделал несколько движений, 
как бы лаская, гладя этих двух щенков, при этом одного больше, чем другого. 
Потом он взглянул на автора, который сказал ему: «Я рад, что ты больше не 
сердишься на меня. И я думаю, что нам с тобой не следует рассказывать об этом 
твоим родителям. Может быть, им послужит уроком, то, что они заставили тебя 
прийти сюда, то, что ты ничего им не скажешь, пока не кончится этот учебный год.
 Но насчет одного события договоримся с тобой наверняка. Ты мне должен поверить,
 что, если в течение месяца постель у тебя будет оставаться сухой, они купят 
тебе щенка, похожего на нашего Спотти, даже в том случае, если ты им не скажешь 
ни слова об этом. Им придется это сделать. Теперь закрой глаза, глубоко вздохни,
 потом глубоко и крепко засни и проснись ужасно голодным».
Мальчик сделал все в соответствии с командами и был отпущен к родителям, 
которые были проинструктированы частным образом.
Через две недели он был использован в качестве демонстрационного субъекта для 
группы врачей. Никакого лечения не проводилось.
В течение последнего месяца учебного года мальчик каждое утро демонстративно 
вычеркивал в календаре по одному дню.
Когда до конца месяца осталось несколько дней, он, хитро улыбаясь, заметил 
матери: «Вам лучше подготовиться».
31 числа его мать сказала ему, что его ожидает сюрприз. Его ответом было: «Было 
бы здорово, если он будет черно-белым». В этот момент в комнату вошел отец с 
щенком в руках. Мальчик был так возбужден и доволен, что не задал никаких 
вопросов. Спустя 18 месяцев постель мальчика оставалась сухой.

Случай 6

Последний случай касается 16-летней девушки, привычка которой сосать большой 
палец вызывала негодование и отвращение у ее родителей, учителей, школьных 
товарищей, водителя школьного автобуса; короче говоря, у всех, кто с ней 
общался.
После многих усилий со стороны ее родителей, которые искали совета у соседей, 
после вмешательства священника в местной церкви, после того, как ее заставили в 
школе носить на груди записку со словами «Я сосу палец», было, наконец, решено 
обратиться за консультацией к психиатру как к последнему средству, считая это 
позором для семьи.
Прежде всего родители заявили автору, что они надеются, что лечение их дочери 
будет основано прежде всего на религии. Но, поскольку болезнь прогрессировала, 
то автору удалось получить от них обещание, что после того как девушка станет 
его пациенткой, родители в течение целого месяца не будут вмешиваться в лечение 
ни единым словом, ни единым жестом, что бы ни происходило с их дочерью.
Девушка неохотно пришла в кабинет вместе с родителями. При этом она шумно 
сосала свой палец. Родителей попросили уйти из кабинета, и дверь за ними 
закрылась. Когда автор повернулся, чтобы посмотреть в лицо девушки, она вынула 
палец изо рта лишь настолько, чтобы можно было сказать о том, что она не любит 
всяких там докторов.
Ей сказали в ответ: «А мне не нравится, что твои родители приказали мне 
вылечить тебя от твоего сосания пальца. Мне приказывать!.. Это твой палец и 
твой рот, и почему бы тебе не делать это, если тебе хочется! Приказывать мне 
лечить тебя!.. Ну и дела! Мне только интересно, почему, когда тытак воинственно 
относишься к попыткам избавить тебя от сосания пальца, ты не мочишься так же 
воинственно, как грудной ребенок, который еще не знает, как воинственно нужно 
сосать палец?
Мне бы хотелось научить тебя, как сосать пальцы достаточно воинственно, так, 
чтобы твои старики-родители, черт возьми, пришли еще в больший ужас! Если тебе 
интересно, я расскажу тебе об этом; если нет, то я буду только смеяться над 
тобой».
Слова «черт возьми!» полностью приковали ее внимание. Она считала, что врач не 
должен применять такие слова по отношению к ней, выпускнице средней школы, 
которая регулярно посещала церковь.
Кроме того, высказывание о неадекватности ее агрессивности, воинственности, что 
два семестра внушал школьный психолог, еще больше приковало ее внимание к 
автору.
Предложение научить ее, как еще больше досадить своим родителям, о которых 
автор отозвался так неуважительно, вызвало полнейшую фиксацию ее внимания, так, 
что вопреки ее намерениям и целям она оказалась в состоянии гипнотического 
транса. Потом он сказал решительным тоном:
«Каждый вечер после обеда, как часы, твой отец идет в гостиную и читает газету 
от корки до корки. Каждый вечер, когда он начинает читать, иди туда же, садись 
рядом с ним, соси свой палец добросовестно и громко и делай это целых 20 минут, 
чтобы это раздражало его так, как никогда раньше.
Затем иди в комнату матери, где она занимается шитьем каждый вечер, прежде чем 
идти мыть посуду. Садись около нее и тоже 20 минут соси свой палец, чтобы она 
лопалась от злости.
Делай это каждый вечер и делай добросовестно. По дороге в школу подумай о том, 
кто из людей тебе не нравится больше всех, и каждый раз как встретишь его, 
засовывай палец в рот и смотри за тем, как он будет отворачиваться. И будь 
готова к тому, чтобы вновь засунуть палец в рот, когда он на тебя поглядит 
снова.
Выбери себе одного учителя из своей школы, которого ты не любишь больше всего, 
и проделывай с ним то же самое. Вот тогда, я надеюсь, ты будешь действительно 
агрессивной».
После некоторых заключительных замечаний автор отпустил девушку домой и 
пригласил ее родителей.
Он им напомнил об их обещании и сказал о том, что если они твердо сдержат свое 
обещание, то сосание пальца у девушки скоро прекратится, приблизительно в 
течение месяца. Оба родителя подтвердили свое согласие на полное сотрудничество.

По пути домой девушка не сосала свой палец, была молчалива всю поездку. 
Родители были так довольны, что они позвонили по телефону, чтобы выразить свою 
благодарность.
В тот же вечер, к ужасу своих родителей, девушка подчинилась данным ей 
инструкциям, о чем они сообщили автору по телефону на следующий день. Им 
напомнили об их обещании автору относительно будущего девушки.
Целых десять вечеров девушка честно выполняла все инструкции.
Потом ее это начало раздражать. Она начала укорачивать время, потом она начала 
опаздывать и раньше заканчивать, затем пропустила несколько раз и, наконец, 
окончательно забыла.
Менее чем через четыре месяца девушка перестала сосать пальцы сначала дома, а 
потом и повсюду. Она стала сильнее интересоваться жизнью своей группы в школе. 
Она стала лучше приспосабливаться к жизни во всех отношениях.
Автор встретился с этой девушкой год спустя. Она узнала его, смотрела на него 
несколько минут, а потом заметила: «Я не знаю, нравитесь вы мне или нет, но я 
очень благодарна вам».
Одним из основных принципов при индуцировании гипноза является обращение с 
пациентом, как с личностью, учитывая его потребности как индивидуума. Очень 
часто делаются попытки приспособить пациента к принятому формальному методу 
внушения, а не согласовывать этот метод с пациентом в соответствии с его 
фактической структурой личности. При любой такой адаптации возникает 
настоятельная необходимость принимать и использовать эти психологические 
состояния, понятия и позиции, которые привносит сам пациент. Игнорирование этих 
факторов в пользу какой-то ритуальной процедуры очень часто задерживает, 
ограничивает и даже предотвращает нужные результаты. Восприятие и использование 
этих факторов, напротив, способствует более быстрой индукции транса, 
возникновению более глубоких состояний транса, более легкому восприятию терапии 
и улучшает общую терапевтическую ситуацию.
Другим важным принципом является необходимость избегать многократного 
повторения очевидного. Как только пациент и терапевт ясно, четко поймут, что 
нужно сделать, то следует ждать возникновения только усталости от дальнейших 
повторений. Восприятие как абсолютное конечное определение понятий того, что 
пациент ожидает и чего хочет, что нужно сделать, а потом ожидание адекватных 
реакций пациента служат для более легкого получения результатов, чем 
многократное повторение команды для определенных реакций. Эта простота 
инструкций с адекватными результатами четко показана во втором случае.
Короче говоря, в каждом из вышеприведенных случаев была сделана попытка 
проиллюстрировать использование поведения пациента и его потребностей как 
натуралистического способа индукции гипнотического транса и гипнотерапии. Была 
предпринята попытка показать, что адаптация гипнотических методов к пациенту и 
его потребностям, а не наоборот, легко и быстро приводит к получению нужных 
терапевтических результатов.



Гипноз и тяжелые заболевания

Применение психологических средств при лечении заболеваний известно с 
незапамятных времен. Психологический аспект медицины играет решающую роль в 
самом искусстве лечения и превращает врача из искусного профессионала в нужный 
человеческий источник веры, надежды, помощи и, что особенно важно, в источник 
побуждения к физическому и духовному благополучию. Следовательно, неудивительно,
 что гипноз следует рассматривать как психологическое средство при лечении 
тяжелых неизлечимых болезней, особенно на их последней стадии развития.
Однако нужно подчеркнуть, что гипноз не является абсолютным, ответом на все 
вопросы и не может быть заменой других медицинских процедур в этой ситуации. 
Скорее, это всего лишь одно из вспомогательных и синергетических средств, 
которое можно использовать для удовлетворения потребностей пациента. Вопрос 
состоит не в том, чтобы вылечить саму болезнь, когда пациент умирает и сильно 
страдает. Первичная проблема состоит в том, каким образом лечить больного так, 
чтобы его человеческие потребности удовлетворялись как можно полнее. Таким 
образом, возникает комплексная проблема относительно того, что требует 
физическое тело, и того, в чем нуждается личность. Культурные и индивидуальные 
психологические модели имеют гораздо большее значение, чем физиологическое 
ощущение боли.
При неизлечимых, приносящих сильные болевые ощущения заболеваниях используются 
успокаивающие средства, обезболивающие лекарства и наркотические препараты, 
которые могут отнять у пациента привилегию знать, что он жив, и наслаждаться 
теми удовольствиями, которые еще для пациента сохранились. Эти препараты также 
лишают родственников больного контактов с ним. Следовательно, эти препараты 
должны даваться пациентам только в тех количествах, которые удовлетворяют 
физическим требованиям, не препятствуя психологическим потребностям, жизненно 
важным для всей жизненной ситуации.
В качестве иллюстрации автор приводит три таких случая из своей практики.

Случай 1

Первой пациенткой была женщина 37 лет с начальным образованием, мать четырех 
детей, умирающая от прогрессирующей метастатической раковой болезни, первичный 
этап которого начался в матке. В течение трех недель до гипноза ее держали в 
наркотическом полуступоре, так как это был единственный способ контролировать 
ее боли, чтобы она могла спать и есть без тошноты и рвоты. Пациентка понимала 
свое положение и очень была расстроена из-за своей неспособности провести 
последние недели своей жизни в контакте со своей семьей. Лечащий врач, в конце 
концов, решил использовать гипноз. Пациентке объяснили создавшуюся ситуацию и 
ей не стали давать наркотики в тот день, когда должен был состояться сеанс 
гипноза, чтобы лекарственное воздействие на пациентку свести до возможного 
минимума.
Приблизительно четыре часа было потрачено на то, чтобы научить эту пациентку 
вопреки приступам боли самостоятельно вырабатывать у себя состояние транса, 
вырабатывать у себя нечувствительность в теле, погружаться в состояние глубокой 
усталости, так, чтобы у нее возникал физиологический сон вместо боли, и 
принимать пищу без отчаянных болей в желудке. Никаких длительных объяснений не 
понадобилось, так как ограниченность ее образования и отчаянное положение 
способствовали легкому восприятию внушения без сомнений и вопросов. Кроме того, 
ее гипнотически научили отвечать, реагировать на своего мужа, на старшую дочь и 
на лечащего врача так, чтобы можно было легко усилить гипноз в случае нового 
приступа. Это был единственный раз, когда автор встречался с пациенткой. 
Побудительные причины были настолько велики, что этого единственного 
гипнотического обучающего сеанса было достаточно.
Прежнее лечение лекарствами оказалось после этого ненужным, за исключением 
одного сильного гиподермиче-ского ввода поздно вечером в четверг. Это еще 
больше облегчило ее страдания и позволило ей поддерживать контакт с семьей в 
спокойном уравновешенном состоянии до конца своих дней. Она также участвовала в 
деятельности семьи по вечерам в течение целой недели. Шесть недель спустя после 
первого состояния транса (смеялась и разговаривала с дочерью) у нее неожиданно 
наступила кома, и она умерла через два дня, не приходя в сознание. Эти 
последние шесть недель были для нее определенно счастливыми и безболезненными.

Случай 2

С этой 35-летней женщиной, матерью четырех маленьких детей, женой 
профессионала-медика, автор встречался за 5 недель до ее смерти от рака легких. 
За месяц до гипноза она почти постоянно находилась в состоянии наркотического 
ступора, так как боль, которую она испытывала, была непереносима для нее. Она 
попросила, чтобы был применен гипноз, и добровольно прожила без лекарств целый 
день, чтобы подготовиться к гипнозу. Автор встретился с ней в 6 часов вечера; 
она была вся покрыта потом, невыносимо страдала от постоянной боли и была очень 
изнурена. Тем не менее потребовалось не менее четырех часов, чтобы индуцировать 
у нее легкое состояние транса. Эта легкая стадия гипноза была немедленно 
использована для индукции, которая бы дала ей возможность выполнить три вещи, 
от которых она отказывалась, страстно желая подвергнуться гипнозу. Первое — это 
гиподермическое введение одной восьмой грамма сульфата морфия, самая 
неподходящая доза к ее физическим потребностям, но вполне уместная для данной 
непосредственной ситуации. Вторая — это заставить ее съесть пинту насыщенного, 
густого бульона, а третья — заставить ее поспать в течение часа спокойным 
физиологическим сном. К 6 часам утра пациентку, которая в конце концов 
оказалась отличным сомнамбулическим субъектом, научили всему, что требовалось в 
ее ситуации.
Первый этап состоял в том, чтобы научить ее вызывать у себя положительные и 
отрицательные галлюцинации в модальностях зрения, слуха, вкуса и запаха. Потом 
ее обучили положительным и отрицательным галлюцинациям в области осязания, 
глубины ощущений и кинестезии и в соответствии с последним типом ощущений ее 
научили дезориентации тела и диссоциации. Когда эти принципы были усвоены, она 
получила внушения для анестезии «чулка» и «перчатки» (ног и рук), а потом эта 
анестезия была распространена на все тело. После этого стало возможным научить 
ее быстрому частичному и комбинированному обезболиванию и анестезии 
естественных и глубоких ощущений всех типов. К этому добавили сочетание 
дезориентации тела и диссоциации тела. Автор больше не встречался с пациенткой, 
но ее муж звонил ему по телефону и сообщал о ее состоянии. Она умерла 
неожиданно спустя пять недель среди веселой оживленной беседы с соседом и 
родственником.
В течение этих пяти недель ей дали инструкции свободно и легко относиться к 
приему любого медикамента, который ей понадобится. Время от времени она 
страдала от боли, но эту боль почти всегда можно было снять аспирином. Иногда 
ей нужно было дать вторую дозу аспирина с кодеином, а в некоторых случаях ей 
приходилось давать одну восьмую грамма морфия. Во всяком случае, пациентка до 
конца своих дней оставалась спокойной и даже веселой, если не считать ее 
постепенного ухудшения физического состояния.

Случай 3

Третьим пациентом был профессионал-медик, довольно старый, который до конца 
понимал природу своей раковой болезни. Из-за его образования оказалось 
необходимым преимущественно делать такие гипнотические внушения, которые бы 
закрепили взаимодействие его интеллекта и эмоций. Хотя он уже и смирился со 
своей судьбой, но с возмущением относился к наркотическому ступору, который 
появлялся у него, когда ему вводили соответствующие лекарства, чтобы уменьшить 
боль. У него было серьезное желание провести оставшиеся дни жизни в полном 
контакте со своей семьей, но это оказалось трудным для него из-за жестокой, 
агонизирующей, часто возникающей боли. Он сам попросил о гипнозе и сам прервал 
введение лекарств на 12 часов для того, чтобы устранить вероятное вмешательство 
наркотиков в появление транса.
На первом гипнотическом сеансе все внушения были направлены на индукцию 
состояния глубокой физической усталости, сильной сонливости и необходимость 
вызвать состояние физиологического сна и отдыха, чтобы можно было осуществить 
индукцию гипнотического транса. Было индуцировано легкое состояние транса, 
которое почти немедленно погрузило его в физиологический сон длительностью в 30 
минут. Он пробудился ото сна вполне отдохнувшим и убежденным в эффективности 
гипноза.
Потом было индуцировано второе среднее состояние транса. Систематически 
давалась серия внушений, в которых впрямую были использованы действительные 
симптомы пациента. Рациональным зерном для этого была рационализация 
гипнотических внушений через применение эмпирической обоснованности его 
симптомов. Пациенту сказали, что его тело будет чрезвычайно тяжелым, как 
свинцовый груз; настолько тяжелым, что он будет чувствовать себя как бы 
отупевшим ото сна и неспособным ощущать что-либо, кроме тяжелой усталости. Эти 
внушения (повторно данные другими словами, чтобы обеспечить нужное восприятие) 
были предназначены для применения прежде неприемлемого для пациента чувства 
мучительной слабости и объединения его с жалобой на «постоянную, тяжелую, тупую 
пульсирующую» боль. Кроме того, были сделаны внушения, чтобы снова и снова, 
когда он будет испытывать «тупую тяжелую усталость», его тело периодически 
засыпало, в то время как его разум оставался бодрствующим. Таким образом, его 
удручающая слабость и его тупая пульсирующая боль были использованы для 
закрепления перенаправленности и переориентировки его внимания на его 
соматические ощущения и для закрепления нового и приемлемого их восприятия. 
Кроме того, путем внушения сонливости и бодрствования было индуцировано 
состояние диссоциации. Следующим этапом было переориентирование и 
перенаправленность его внимания и реагируемости на резкие, короткие, постоянно 
возобновляющиеся, агонизирующие боли, от которых он страдал обычно через каждые 
десять минут. Обычно приступ длился менее одной минуты, но пациент считал их 
постоянными и бесконечными. Последующая процедура включала несколько этапов. 
Во-первых, он был переориентирован в отношении субъективных временных ценностей,
 попросив его при возникновении острой боли зафиксировать свое внимание на 
движении минутной стрелки на часах и подождать, когда начнется следующий 
приступ боли. Семь минут ожидания в ужасе от предстоящей боли показались 
пациенту часами, и для него показалось огромным облегчением наступивший в конце 
концов приступ боли по сравнению с его ожиданием. Таким образом, предчувствие и 
приступ боли дифференцированы для него как отдельные ощущения. Так, ему 
потребовалось понимание этого аспекта искажения во времени, связанного с 
удивлением и расширением субъективного ощущения времени. Затем ему подробно 
объяснили, что освобождение от ощущений боли можно достичь несколькими путями: 
с помощью обезболивания и с помощью анестезии, что ему было понятно, а также с 
помощью амнезии, что он не понимал. Ему предложили следующее объяснение: при 
амнезии относительно боли человек испытывает боль, когда она возникает, но тут 
же забывает о ней, когда она проходит. Таким образом, человек не вспоминает и 
не оглядывается на опыт прошлого с ужасом и печалью, а также не ждет другого 
приступа боли с ужасом и страхом. Другими словами, каждый вновь возникающий 
приступ острой боли будет для больного совершенно неожиданным и совершенно 
преходящим опытом. Поскольку больной не ждет и не помнит этой боли, то, 
практически, эти приступы боли у больного не имеют никакой временной 
длительности. Следовательно, этот приступ боли будет восприниматься как 
мгновенная вспышка ощущения такой короткой длительности, что у больного нет 
просто возможности опознать характер боли. Таким путем пациента научили другому 
типу искажения по времени, а именно — укорачиванию, сжатию и конденсации 
субъективного времени. Так, вместо возможных гипнотических анестезии, 
обезболивания и амнезии относительно приступов боли в наличии у пациента 
оказалось гипнотическое сокращение их субъективной длительности, которая сама 
по себе служит для сокращения ощущения боли.
Когда пациенту разъяснили все эти пункты, ему настойчиво посоветовали 
использовать все три механизма: изменение ощущений тела, дезориентации тела, 
диссоциация, анестезия, обезболивание, амнезия и субъективная временная 
конденсация. Ему доказали, что он в значительной степени может освободиться от 
болей более удачно, чем использовав один психологический процесс. Кроме того, 
ему предложили использовать субъективное расширение времени, чтобы удлинить 
периоды физического покоя, отдыха, отсутствие боли.
Через эти разнообразные внушения, сделанные несколько раз и различными словами, 
чтобы обеспечить соответствующее понимание и восприятие, вновь возникающие 
приступы острой боли у пациента были облегчены в значительной степени в 
соответствии с наблюдениями за его субъективным поведением и его субъективными 
впечатлениями. Однако нужно отметить, что периодически он впадал в короткие 
бездействующие ступороподобные состояния на 10–15 секунд, что свидетельствовало 
о массивной затемняющей реакции на приступ боли. Было замечено, что они реже и 
короче, чем первоначальные приступы острой боли. Окружающие также отметили, что 
пациент не осознавал, что утрачивал сознание на некоторое время.
Мы не задавали пациенту систематически вопросов о действительной эффективности 
внушений. Пациент просто говорил о том, что гипноз освободил его почти 
полностью от приступов боли, что чувствует себя слабым и вялым физически и что 
лишь дважды в день этой боли удавалось «прорваться». Его общее поведение со 
своей семьей и друзьями подтверждало его слова. Через несколько дней после 
проведения гипнотической терапии пациент неожиданно впал в состояние комы и 
умер не приходя в сознание.
Примечание
Была предпринята попытка описать используемые терапевтические методы. 
Преимущества гипнотерапии, особенно в таких случаях, что были описаны выше, 
заметно пропорциональны различному и повторному представлению, изложению идей и 
понятий, чтобы обеспечить соответствующие восприятие и реакцию со стороны 
пациента. Сама природа ситуации исключает определение того, какие элементы в 
терапевтической процедуре являются эффективными в индивидуальном случае. Этот 
рассказ о трех случаях определенно показывает, что гипноз имеет большое 
значение при лечении неизлечимых болезненных заболеваний. Однако гипноз нельзя 
рассматривать как абсолютный ответ на все медицинские проблемы. Это просто один 
из возможных подходов к решению проблемы пациента, который обладает особыми и 
важными ценностями как на психологическом, так и на физиологическом уровне. 
Хотя гипноз иногда можно использовать как средство управления болью при раковых 
заболеваниях, очень часто его можно использовать как вспомогательное средство. 
В этом качестве он может служить для значительного уменьшения дозы лекарств и 
принести большое душевное и физическое облегчение, чем в том случае, если 
использовать только лекарственные препараты. Чем обширнее 
психологически-гипнотический подход, тем больше вероятность получения хороших 
терапевтических результатов.



Спонтанный постгипнотический транс

Несмотря на общее знакомство с постгипнотическим поведением и его существенной 
ролью в экспериментальной работе, мало внимания уделялось проблеме самой по 
себе. Внимание фокусировалось почти исключительно на различных действиях, 
внушаемых субъекту в качестве постгипнотической задачи, почти не учитывая 
природу поведения, характеризующего постгипнотическое состояние. Особое 
внимание обращается на результаты, полученные при постгипнотических внушениях, 
а не на характер или природу психологической обстановки, в которой они 
проявлялись. Изучение душевных процессов и образцов поведения, на которых 
базируются постгипнотические результаты, не проводилось. Однако в обществе 
признавались некоторые важные результаты постгипнотической деятельности.
Первостепенное значение среди этих факторов имеет появление постгипнотического 
действия в ответ на внушение, отдаленное (по времени) от ситуации, в которой 
оно сыграло свою роль. Непосредственный стимул (постгипнотический сигнал), 
вызывающий постгипнотическое действие, служит только для определения периода 
времени, а не типа поведения, который обусловлен другими факторами.
При анализе литературы, опубликованной в течение 20 лет и включающей 
приблизительно 450 названий, не обнаружено ни одной ссылки, которая бы 
предполагала непосредственное исследование самого постгипнотического поведения, 
хотя многие названия говорили о том, что постгипнотическое внушение 
использовано для изучения других образцов поведения. Итак, обзор почти 150 
выбранных статей и книг (некоторые из них опубликованы еще в 1888 году) давал 
весьма скудные сведения, определяющие постгипнотическое поведение как особое 
явление.
Более конструктивные сведения обнаружены, главным образом, в общих учебниках по 
гипнозу, а не в записках об экспериментальных исследованиях, освещающих 
постгипнотическое поведение. Однако даже они были общими утверждениями или 
короткими, неясными и противоречивыми заявлениями, основанными на собственном 
опыте авторов или на экспериментальном материале неадекватного и зачастую 
неуместного характера, в котором заметна путаница между результатами внушенных 
постгипнотических действий с душевными процессами и образцами 
постгипнотического поведения, с помощью которых эти результаты были получены.
Тем не менее, вопреки их несоответствию, обнаруженные сведения показали, что 
часто постгипнотическое поведение признавалось как явление само по себе, и в 
нашей статье они будут цитироваться и вкратце будут описаны, но, прежде всего, 
мы будем обращать внимание на те пункты, которые мы предполагаем развивать в 
непосредственной связи с экспериментальными данными в этой статье.
Бернхайм при описании постгипнотических действий утверждает: «Я говорил, что 
сомнамбулисты, которые восприимчивы к внушениям на длительный период, все в 
высшей степени внушаемы, даже в состоянии бодрствования: они очень легко 
переходят из одного состояния сознательности в другое; я повторяю тот факт, что 
они являются спонтанными сомнамбулистами, без какой-либо подготовки». Но он не 
дает дальнейшего развития этому факту.
Сиди признает, что постгипнотическое поведение — это вещь, которая стоит в 
стороне от сомнительного поведения и отличается особыми характеристиками. Он 
заявляет, что «постгипнотическое поведение берет начало в глубинах вторичного 
«Я» как постоянная, устойчивая идея… При гипнозе внушение воспринимается 
вторичным, суббодрствующим внушением «Я», потом это внушение вторгается в поток 
пробуждающегося сознания…
Бремвел утверждает: «В обычных условиях мгновенный гипноз заканчивается, и все 
явления, которые его характеризовали, немедленно исчезают. В ответ на внушение, 
однако, у субъекта в состоянии бодрствования могут возникнуть одно или 
несколько таких явлений. Это проявляется двумя путями: 1) гипнотизер внушает, 
что одно или несколько явлений останутся у субъекта после бодрствования; 2) 
наиболее интересным классом постгипнотических явлений являются те явления, 
возникновение которых откладывается на какое-то время после завершения гипноза».

В той же самой главе Бремвел говорит: «По мнению многих специалистов, 
постгипнотические внушения, даже если они выполняются через некоторое время 
после пробуждения, не выполняются в нормальном состоянии; фактически здесь 
имеет место новый гипноз или новое состояние, во многом напоминающее его». Он 
добавляет: «По мнению Молля, условия, в которых выполняются постгипнотические 
действия, очень различны. Вкратце он их описывает следующим образом: 1) 
состояние, в котором новый гипноз, характеризуемый внушаемостью, возникает во 
время выполнения какого-то акта, с последующей потерей памяти и без спонтанного 
пробуждения; 2) состояние, в котором не раскрывается ни одного симптома нового 
гипноза, хотя действие и выполняется; 3) состояние со свежей, новой 
восприимчивостью к внушениям или без нее, с полной забывчивостью относительно 
действия их, с произвольным пробуждением; 4) состояние восприимчивости к 
внушению с последующей потерей памяти». Очевидно, Бремвел одобрительно 
относится к этому разумному, хотя и путанно выраженному признанию Молля о 
существовании постгипнотического состояния. Тем не менее он продолжит свой спор 
с неудачной экспозицией непосредственных результатов, полученных с помощью 
постгипнотических внушений при лечении физиологических нарушений. За 
исключением некоторых других таких же неудовлетворительных и разбросанных 
упоминаний и ссылок, он больше не делает никаких усилий развить свою точку 
зрения или же положения, которые он позаимствовал у Молля.
Шельдер и Каудерс предлагают следующие, в какой-то степени противоречивые 
положения, которые подчеркивают, что постгипнотические состояния имеют особый 
характер; но это трудно признать.
Некоторые авторы действительно допускают, что гипноз снова входит в силу во 
время выполнения постгипнотической команды, допущение, которое подтверждается 
до некоторой степени тем, что в ряде случаев лица, с которыми проводится 
эксперимент, действительно входили в подобное ему состояние при выполнении 
постгипнотического приказа. В других случаях лицо, выполняющее 
постгипнотический приказ, едва ли можно отличить от любого другого человека, 
выполняющего какой-то приказ, так что здесь еще рано говорить об обновлении 
гипнотического состояния.
Никаких дополнительных попыток развить эту точку зрения не делается, за 
исключением общих рассуждений относительно некоторых результатов, полученных с 
помощью постгипнотических внушений.
Бинет и Ферс признают, что субъекты проявляют особую чувствительность к 
внушению после пробуждения из состояния транса: «;..когда субъект остается под 
давлением внушения после пробуждения, он, как бы ни противоречил этому его 
внешний вид, не возвращается к своему нормальному состоянию».
Гулл возражает на это, заявляя: «Это утверждение таким же образом двойное 
толкование, с нашей точки зрения, поскольку действия, выполняемые под 
гипнотическим внушением, представляют собой особый случай, что известно из того 
факта, что за ними обычно следует пробуждение с потерей памяти о тех действиях, 
которые здесь рассматриваются». То, как это замечание применено к 
вышеупомянутому наблюдению Бинета и Ферс, остается неясным. Хотя Гулл в своем 
учебнике признает, что постгипнотическое внушение представляет собой «особый 
случай», он забывает о своем собственном утверждении, а также о том, что он 
знает о наблюдении Бинета и Ферс. Ни он, ни его помощники не делают никаких 
попыток в своей обширной экспериментальной работе объяснить возможное 
существование какого-то особого постгипнотического внушения, которое могло бы 
иметь значительное влияние на постгипнотическое действие. Гулл посвящает целую 
главу своего учебника постгипнотическим явлениям, но ограничивается изучением 
амнезии относительно прямо внушенных действий и долговечности постгипнотических 
внушений, без ссылки на то душевное состояние, в котором эффективность и 
выполнение внушений составляют только частичное отражение.
Гулл и его коллеги не одиноки в этом отношении. Это общая тенденция изучать 
постгипнотическое поведение только в смысле того, насколько хорошо выполнены 
внушения. Эта точка зрения в основном объясняется запутанным, ненадежным и 
противоречивым характером результатов, полученных при экспериментальном 
исследовании постгипнотических явлений.
В своем исследовании функциональной анестезии Ланд-хольм утверждает: 
«Эксперименты проводились с субъектом, находящимся в постгипнотическом 
состоянии полного бодрствования, в котором он не слышал звуковых сигналов, что 
явилось результатом предшествующего внушения во время гипнотического сна». Тем 
самым делается предположение, что субъект полностью не проснулся. Здесь не 
признается тот факт, что сделанные внушения обусловили фактическое продолжение 
значительной части состояния транса, так как постгипнотическое внушение 
обеспечило непрерывную устойчивость таких явлений состояния транса, которые 
невозможны в состоянии полного пробуждения.
Другой пример того, как полностью не учитывается постгипнотическое состояние и 
смешение сомнамбулического состояния с состоянием бодрствования, можно найти в 
опыте Платонова со старческим слабоумием: «После того как субъект достигает 
соответствующей стадии гипноза, мы обычно обращаемся со следующими словами: 
«Сейчас вам шесть лет (это внушение повторяется три раза). После того как вы 
проснетесь, вы будете ребенком шести лет. Просыпайтесь!».
После того как субъект проснулся, с ним состоялась короткая беседа с 
ориентировочной целью, и за ней последовали тесты по методу Бине-Симона. С 
помощью внушения субъекты переходили в возраст четырех, шести и десяти лет. При 
переходе из одного возраста в другой их гипнотизировали, давая соответствующие 
внушения, и снова будили. Опыт обычно кончался внушением реального возраста, а 
затем следовала амнезия.
Исходя из этого описания, можно ошибочно прийти к выводу, что субъекты 
находились в состоянии бодрствования, в обычном смысле этого слова, во время 
проведения тестов, несмотря на признание экспериментатором того, что обычные 
воспоминания при пробуждении не возникали, и вопреки этому факту, его 
экспериментальные результаты убедительно подтвердили, что душевное состояние, а 
не обычное состояние бодрствования было вызвано постгипнотическим внушением.
При изучении целого ряда статей Гулла и его коллег было найдено много ссылок на 
проблемы, возникшие при изучении выхода из постгипнотического состояния. В этих 
работах нет очевидного понимания того, что субъект, вследствие получения 
постгипнотических внушений или выполнения постгипнотических действий, может 
проявлять поведение, расходящееся с назначенной задачей, которое могло бы 
изменить выполнение задачи в значительной степени.
Игнорируется тот факт, что здесь обязательно должно присутствовать какое-то 
состояние ума, которое позволяет приблизить состояние сознательности или 
частичной сознательности постгипнотического внушения, ведь очень часто в 
субъекте нельзя обнаружить понимания до тех пор, пока не будет найден 
соответствующий способ. Даже тогда это понимание носит особый ограниченный 
характер, несравнимый с обычным сознательным пониманием. Гулл и его коллеги 
направили свое внимание исключительно на начало и конец длинного сложного 
процесса и не учли промежуточные этапы.
Чтобы показать на примере путаницу, которая существует при использовании 
постгипнотического внушения, можно процитировать опыт Уильямса.
В случае комбинированных транснормальных рабочих периодов субъект был разбужен, 
когда он достиг изнеможения в состоянии транса, быстрым повторением «один, два, 
три — быстро просыпайтесь». Команда «продолжайте тянуть» также добавлялась в 
этом случае, так что субъект продолжал свою работу, если возможно, в состоянии 
пробуждения.
В этом сочетании команда в состоянии транса — разбудить и продолжать тянуть 
после пробуждения — Уильяме действительно давал своим субъектам 
постгипнотическую команду. Следовательно, «действия при пробуждении» 
происходили в ответ на непреднамеренное и неосознанное постгипнотическое 
внушение. Уильяме, очевидно, допускал, что пробуждение из гипнотического транса 
может быть выполнено мгновенно, несмотря на продолжение деятельности транса. Он 
также признавал, что индукция транса может возникнуть мгновенно без прерывания 
деятельности пробуждения. Следовательно, вероятность его результатов, как бы 
представляющих деятельность в состоянии пробуждения и в состоянии транса, 
весьма сомнительна.
Такая путаница идей относительно постгипнотического внушения и результатов, 
ожидаемых от него, может быть обнаружена у Мессершмидт в ее опыте по 
диссоциации. Постгипнотические команды давались в прямой и косвенной связи с 
отдельными задачами, одна из которых, вероятно, должна была выполняться на 
сознательном уровне понимания, а другая — как постгипнотическое или 
«подсознательное» действие. Как следствие этого, и постгипнотическое поведение, 
и предположительное поведение после пробуждения стали частями одного действия: 
первая часть обеспечена постгипнотическими внушениями, а другая происходит в 
ответ на косвенные и непреднамеренные постгипнотические внушения, а именно в 
ответ на команду, что постгипнотическая деятельность должна выполняться 
независимо от назначения новой, другой задачи в состоянии пробуждения. Субъекты 
в обязательном порядке осознавали в состоянии транса, что нужные действия 
должны быть двойственными по своему характеру. Дать команду субъекту в 
состоянии транса выполнить определенную задачу после пробуждения, когда субъект 
отчетливо знает тот факт, что вторая задача, совместимая с первой, будет 
поставлена перед ним в состоянии пробуждения, представляет собой в 
действительности метод отдачи двух типов постгипнотических внушений. Отдача 
команды субъекту в состоянии транса, что он при пробуждении должен выполнить 
последовательное сложение путем автоматической записи безотносительно к любой 
другой задаче, которая может быть дана ему, или выполнить последовательное 
сложение «подсознательно» во время «сознательного» чтения вслух, составляет 
дачу постгипнотических внушений, которые представляют два типа деятельности: 
«сознательная» задача на самом деле становится постгипнотическим действием, 
согласующимся с другими постгипнотическими действиями. Внушение 
загипнотизированному субъекту, что он выполнит одну задачу подсознательно, а 
другую сознательно, вызовет постгипнотические действия по выполнению обеих 
задач, но невыполнение одной из них в состоянии бодрствования (несмотря на 
большую степень сознательного понимания ее, что само по себе составляет 
дополнительную постгипнотическую реакцию). Опыт Мессершмидт, как эксперимент 
Уильямса, не дает оснований для предположения о возможном существовании особого 
постгипнотического душевного состояния, которое может оказать значительное 
влияние на выполнение внушенных задач.
Совершенно другим является отчет Брикнера и Кьюби, которые во время проведения 
всего своего исследования обращали самое пристальное внимание на значительное 
влияние, которое имеет душевное состояние, что развивается непосредственно из 
постгипнотических внушений, на всю линию поведения. Они также отмечают 
исчезновение всех изменений в общем поведении при завершении выполнения 
постгипнотических заданий. Таким же образом Эриксон и Кастой со своими 
сотрудниками ясно показали развитие в прямой последовательности с 
постгипнотическим внушением особого душевного состояния, которое влияет, 
изменяет и даже отрицает обычное поведение в обычных ситуациях до тех пор, пока 
либо не будет снято постгипнотическое внушение, либо не будет выполнено до 
конца внушенное задание.
Хотя этот обзор литературы, конечно, нельзя назвать полным, но он показывает, 
что, несмотря на большую исследовательскую работу по постгипнотическому 
внушению при анализе постгипнотического состояния как такового, не делалось 
попыток выяснить связь, отношение, которое оно может иметь к экспериментальным 
процедурам. Не было сделано ни одной попытки определить постгипнотическое 
действие в отдельности, за исключением результатов, полученных из этих действий.

Душевные процессы и типы реакций, с помощью которых были получены эти 
результаты, не учитывались. В общем, было сделано предположение, что 
постгипнотическое действие является просто действием, вызванным реакцией на 
команду, отданную во время состояния транса, различным образом и весьма 
неопределенно характеризуемым степенью потери памяти, автоматизма и принуждения.
 Большая экспериментальная работа привела к неудовлетворительным и 
противоречивым результатам. Возникает необходимость в более определенном 
изучении постгипнотического поведения как особого явления, а не средства, с 
помощью которого можно было изучать другие душевные процессы.

Определение постгипнотического действия

Мы нашли следующее определение постгипнотического действия, которое нам кажется 
вполне приемлемым и полезным. Оно должным образом определяет форму поведения, 
которую мы получали бесчисленное количество раз в самых разнообразных ситуациях 
у большого количества субъектов с различным интеллектом: и нормальных, и 
психобольных, и детей, и взрослых. На этом основании мы ограничили наше 
определение лишь действием частичных явлений, возникающих при легких состояниях 
транса, и некоторых других важных обстоятельств, которые будут описаны позже.
Постгипнотическое действие — это действие, выполняемое субъектом после 
пробуждения из состояния транса в ответ на внушения, отданные во время 
состояния транса; при выполнении действия отсутствует заметное сознательное 
понимание субъектом обусловленной мотивировки этого действия.
В различных обстоятельствах и в разных ситуациях мы наблюдали за субъектом, 
которому была дана команда выполнить какое-то действие после гипноза и у 
которого возникло спонтанно, непроизвольно гипнотическое состояние транса. Этот 
транс обычно длился короткое время, возникал в прямой связи с выполнением 
постгипнотического действия, очевидно составляя значительную часть реакции на 
постгипнотическую команду и ее выполнения. Его появление оказалось неизбежным 
(вопреки некоторым явным исключениям, которые будут описаны ниже), независимо 
от требований постгипнотического внушения, которое может повлечь за собой 
долгую сложную форму поведения введением одного единственного слова в обычный 
разговор, появление эмоциональной реакции, реакции устранения или даже 
небольшие отклонения в обычном поведении. Появление этого состояния транса, как 
части постгипнотических действий, не требует ни внушения, ни команды. Оно легко 
возникает как у наивного, простого субъекта, так и у высокообразованного, 
тренированного человека; его проявления никоим образом не отличаются от 
проявления обычного индуцированного транса, и кажется, что оно является 
функцией процесса возбуждения реакции на постгипнотическое внушение.
Спонтанный постгипнотический транс возникает в момент начала постгипнотического 
действия и обычно сохраняется только в течение одного-двух моментов. 
Следовательно, он легко просматривается, вопреки определенным остаточным 
эффектам, которые он оказывает на общее поведение. При различных 
обстоятельствах у разных субъектов состояние транса может быть многократным, 
фактически — это серия коротких спонтанных трансов, связанных с аспектами или 
фазами постгипнотического действия, или во время всего действия. Здесь может 
возникнуть неправильная, нерегулярная последовательность коротких и длинных 
непроизвольных трансов, очевидно связанных с душевными и физическими 
трудностями, встречающимися в ходе выполнения постгипнотических действий. Любое 
отклонение по форме и во времени его появления и повторного возникновения может 
оказаться функцией отдельных различий в субъектах или самих постгипнотических 
действий.

Специфические
проявления спонтанного постгипнотического транса

Особые гипнотические явления, которые возникают в связи с выполнением 
постгипнотического действия, формируют в основном постоянную модель; 
длительность отдельных моментов поведения может быть разной в соответствии с 
целью, которой они служат, и у разных субъектов. Они быстро возникают в прямой 
связи с отдачей определенного ключа для постгипнотического действия, с 
тенденцией к следующей последовательности: небольшая пауза в непосредственных 
действиях субъекта, выражение отрешенности и смятения на лице, особый блеск 
глаз и расширение зрачков и безуспешная попытка сфокусировать зрение, состояние 
каталепсии, фиксация и сужение внимания, напряженное целенаправленное внимание; 
заметная потеря контакта с общей, окружающей обстановкой и отсутствие реакции 
на любые внешние стимулы, пока либо выполняется постгипнотическое действие, 
либо пока оно не будет завершено. Даже после того, как кончается состояние 
транса, эти проявления остаются, хотя и в модифицированной, видоизмененной 
форме остаточных эффектов у субъекта, и дают в результате напряженное, жесткое 
и почти принудительное поведение субъекта и его состояние поглощенности, и 
общее отсутствие реакции до тех пор, пока он не переориентируется на 
непосредственную, существующую в данный момент ситуацию. Подобным же образом 
исчезновение состояния транса (или, в гораздо большей степени, завершение 
постгипнотических действий) отмечается коротким периодом путаницы и 
дезориентации, от которых субъект быстро оправляется за счет обновленного 
пристального внимания к непосредственной ситуации. Эта путаница и дезориентация 
становятся особенно заметными, если во время состояния поглощенности в 
постгипнотические внушения возникли какие-то серьезные отклонения в общей 
ситуации. Кроме того, здесь существует еще одно свидетельство полной или 
частичной амнезии относительно постгипнотического действия и соответствующих 
событий непосредственной ситуации. В тех примерах, в которых субъект может 
вспомнить ход событий, исследование показало, что его воспоминания сумбурны, 
туманны, отрывочны и часто представляют собой скорее дедукцию, чем воспоминание,
 основанную на его толковании ситуации, к которой он себя переориентировал. 
Иногда субъект ясно может вспомнить все постгипнотические действия, несмотря на 
частичную или полную потерю памяти относительно сопутствующих обстоятельств, но 
будет рассматривать эти действия как изолированные, не имеющие связи с 
непосредственной ситуацией. Показательным в этом отношении является следующий 
рассказ субъекта, несколько отрывочный и полный неопределенностей, записанный 
после завершения гипнотического действия.
«Мы говорили о чем-то, но о чем именно, я сейчас не помню, когда я неожиданно 
увидел эту книгу, и я просто подошел туда, взял ее и посмотрел на нее. Я не 
знаю почему, но я почувствовал, что я должен это сделать. Я думаю, это было 
какое-то импульсивное действие. Потом я вернулся к своему креслу. Это случилось 
именно так. Но вы, должно быть, видели меня, потому что мне пришлось обойти вас,
 чтобы взять ее — я не вижу другого пути, чтобы я мог добраться до нее; потом, 
когда я положил ее на стол опять, я вынужден был положить поверх нее несколько 
книг. По крайней мере, я не думаю, чтобы это сделал еще кто-нибудь, так как я 
не помню, чтобы кто-нибудь еще был на этой стороне комнаты. Правда, я не 
обращал внимания на окружающих, поскольку, я знаю, что внимательно осмотрел эту 
книгу и даже открывал ее, но я даже не помню ее название и автора. Вероятно, 
это художественная литература, судя по ее внешнему виду. Тем не менее это 
смешно, все что я здесь проделывал, — вероятно, под воздействием какого-то 
импульса. Но о чем мы тогда говорили?»

Демонстрация опыта с произвольным постгипнотическим трансом

Хотя различные формы поведения, произвольно проявляемые субъектом в связи с 
постгипнотическими актами, представляют собой демонстрацию состояния транса, их 
кратность и самоограниченный характер требуют применения специальных мер для 
удовлетворительной проверки и выявления того значения, которое они имеют.

Это можно легко сделать, не прибегая к изменению гипнотической ситуации, так 
как гипнотический сигнал служит для повторной установки первоначального 
положения раппорта, существующего в тот момент, когда давалось 
постгипнотическое внушение. Такой опытный сеанс невозможен без соответствующей 
квалификации и умения. Обычно и весьма эффективно он делается в какой-то форме 
вмешательства в постгипнотический акт либо путем обращения к субъекту после 
того, как постгипнотическая реакция началась, но еще не завершилась. Сеанс 
демонстрации постгипнотического состояния может идти в одном из двух 
направлений, в зависимости от наличия или отсутствия гипнотического раппорта 
между субъектом и гипнотизером. Если состояние раппорта имеется, то 
вмешательство может быть направлено либо на субъекта, либо на
его
действия. Проявления транса тогда носят положительный характер, что характерно 
для наличия связи между экспериментатором и субъектом. При отсутствии раппорта 
эффективное вмешательство может быть направлено, прежде всего, на сам акт; 
тогда проявлением транса будут реакции отрицательного, нереагирующего типа, что 
характерно для нереагируемости загипнотизированного субъекта и для 
отчужденности от всего того, что не входит в гипнотическую ситуацию. В этих 
примерах общее и конкретное поведение полностью совпадает с поведением, которое 
получают при подобных обстоятельствах у того же субъекта в обычном 
индуцированном гипнотическом трансе.

Вмешательство, более эффективное при демонстрации состояния транса, может быть 
осуществлено гипнотизером, находящимся в раппорте с субъектом, когда 
постгипнотическая реакция под воздействием каких-то мер противоречит или 
изменяет первоначальное постгипнотическое внушение или вынуждает субъекта 
обратить особое внимание на гипнотизера. Например, субъект преднамеренно 
убирает предмет, который он по команде должен проверить. Манипуляции субъекта 
принимают такой характер, что каталепсия возникает или в одной руке, или в 
обеих руках, что делает проверку трудной, а иногда просто невозможной. А иногда 
применение, даже при работе с непосвященными субъекта ми, таких нечетких 
словесных внушений, как: «Подождите минутку, сейчас», «Сейчас ничто не должно 
изменяться», «Оставайтесь именно на том месте, где вы сейчас находитесь, и не 
обращайте на это внимания», «Мне хочется поговорить с вами» или «Я буду ждать, 
когда вы это сделаете» и тому подобных замечаний подразумевает, что можно 
сделать какое-то дополнительное замечание. Такое вмешательство обычно полностью 
приостанавливает действия и реакцию у субъекта, явно ожидающего за этим 
дальнейших команд; его внешний вид и манеры поведения предполагают наличие 
такого состояния, которое похоже на состояние глубокого транса, индуцированного 
обычным путем, при котором могут быть выявлены все обычные действия и явления 
глубокого гипнотического транса. Затем, если субъекту будет позволено вернуться 
к выполнению постгипнотического задания, непроизвольное пробуждение возникнет в 
нужное, соответствующее время, выявляя таким образом непосредственный, прямой 
контраст между поведением при пробуждении и гипнотическим поведением, а также 
демонстрируя амнезию постгипнотического действия, вмешательства гипнотизера и 
событий, происшедших во время состояния транса. Если особое состояние, 
вызванное вмешательством гипнотизера, никоим образом не используется, то 
субъект стремится к постгипнотической задаче. Последовательность его поведения 
такова, как будто вмешательства и не было, но здесь возникает явная тенденция к 
сохранению непроизвольного состояния транса, пока не будет завершена 
постгипнотическая задача. В частности, это имеет место тогда, когда 
вмешательство экспериментатора затруднило выполнение этого задания. Иногда 
перерыв в действиях субъекта отсутствует: он без остановки выполняет свою 
постгипнотическую задачу и, завершив ее, явно ждет последующих инструкций. 
Тогда можно проследить явления глубокого состояния транса; если это проделать, 
то необходимо разбудить субъекта при окончании задания.
Например, субъекту было сказано, что вскоре после его пробуждения будет начат 
разговор на определенную тему, причем он сразу же должен встать со стула, 
пересечь комнату, взять левой рукой маленькую статуэтку и поставить ее на верх 
какого-нибудь книжного шкафа. Когда субъект оказался перед гипнотизером в 
момент пересечения комнаты, его левая рука слегка приподнялась над головой и 
застыла в этой позиции в каталептическом состоянии. Субъект без колебаний 
продолжал свое движение, но, когда приблизился к статуэтке, оказалось, что он 
не может опустить левую руку; тогда он повернулся к гипнотизеру, как бы ожидая 
дальнейших команд. После этого его использовали для демонстрации различных 
явлений обычно интродуцированного состояния транса. По завершении этого сеанса 
ему была отдана простая команда: «Все нормально, вы можете идти дальше». В 
ответ на это нечеткое внушение субъект возвращается к выполнению своих 
прерванных постгипнотических действий, завершает их и вновь занимает свое 
первоначальное место, просыпаясь непроизвольно с полной амнезией всего того, 
что произошло между подачей ключевых команд и его пробуждением, даже не 
сознавая того, что он менял свое положение в кресле.
Эта же процедура вмешательства повторялась и при работе с другим субъектом, но 
когда гипнотизер не отреагировал на выжидательную позу субъекта, то здесь 
произошло быстрое исчезновение каталепсии, задание было быстро завершено, 
субъект вернулся на свое место, затем последовало непроизвольное пробуждение с 
полной амнезией всего опыта.

Особые типы спонтанного поведения в непроизвольном постгипнотическом трансе

Если в нужный момент замешательство не произойдет, в то время как оно обычно 
усиливает и продлевает спонтанный транс, субъект может непроизвольно 
истолковать паузу в своей задаче как чистое совпадение, которое ничего не 
значит, хотя и является препятствием, которое следует проигнорировать; или он 
может повести себя так, как будто здесь никого и не было.
Этот последний тип поведения носит замечательный характер. Оно появляется и в 
другой связи, а не только в ситуации с несвоевременным вмешательством, и может 
служить для совершенно различных целей. Оно может возникать, когда 
вмешательство ограничивается демонстрацией состояния транса, не влияя на 
действительное выполнение постгипнотического акта; субъект просто игнорирует 
наиболее настойчивые попытки со стороны гипнотизера, завершает свою 
постгипнотическую задачу и непроизвольно пробуждается с полной амнезией 
относительно всех событий. Часто оно вырабатывается тогда, когда возможность 
постгипнотического акта была сведена к нулю и когда постгипнотическое внушение 
становится для субъекта неприемлемым к нежелательным или слишком трудным; как 
результат вмешательства. Большой интерес представляет собой тенденция возникать 
почти неизбежно тогда, когда в самом начале постгипнотического поведения 
какое-то лицо, не находящееся в раппорте с субъектом, вступает в ситуацию с 
вмешательством, направленным прежде всего на постгипнотический акт.
Хотя эти ситуации во многом отличаются друг от друга, манера поведения субъекта 
почти одинакова для всех них, и ярким примером этому служат следующие сведения.
При получении прежде установленного постгипнотического ключа субъект взглянул 
через всю комнату на хорошо заметную книгу, лежащую на столе, и начал 
подниматься со своего кресла, чтобы взять эту книгу и положить ее в книжный 
шкаф в соответствии с постгипнотическими командами. Когда он начал шевелиться в 
своем кресле, как бы готовясь встать с него, ассистент, не будучи в раппорте с 
субъектом, быстро взял книгу и спрятал ее в тот момент, когда взгляд субъекта 
был направлен куда-то на другой предмет. Несмотря на это абсолютное 
вмешательство в постгипнотический акт, субъект, не колеблясь, выполнил задачу, 
очевидно галлюцинируя книгу, и не было никаких признаков того, что он понимает 
— случилось что-то необычное. Та же самая процедура была повторена и с другими 
субъектами и привела к возникновению еще более галлю-цинированной и иллюзорной 
реакции: субъекты замечали, что книга исчезла, глядели на книжный шкаф в 
замешательстве, а потом опять на столе видели книгу в своих галлюцинациях на 
том же месте.
Вот как прокомментировал свои действия один из субъектов.
«Это удивительно, каким рассеянным вы можете иногда быть. Минуту назад я 
намеревался положить ту книгу в шкаф, хотя фактически я только что кончил 
именно это делать. Я предполагаю, так случилось потому, что меня очень 
раздражало, что она там так небрежно лежала, и я это сделал прежде, чем мой 
рассудок начал думать об этом, и поэтому я даже не заметил, как преодолел все 
препятствия и сделал это».
Усаживаясь в кресло, он непроизвольно проснулся с полной амнезией обо всех 
событиях, включая даже сами пояснения.
Повторение процедуры со снятием книги, осуществляемое, когда взгляд субъекта 
был направлен не на ту книгу, приводило к таким же результатам. Удаление книги 
субъектом не замечалось, тем самым косвенно раскрывая дефект в гипнотическом 
контакте субъекта с внешней обстановкой и тенденцию к замене образами памяти 
реальных субъектов — поведение, весьма характерное для гипнотического состояния.
 В других примерах новое местонахождение обнаруживалось, а первоначальная 
позиция рассматривалась как иллюзия. В некоторых случаях предполагались 
правдоподобные неправильные построения относительно новой позиции или 
замеченного движения. Например: «Почему и кто оставил эту книгу лежать на этом 
кресле? Я четко помню, что она была на столе» или: «Я предполагал весь вечер, 
что книга соскользнет с пачки на столе, и, наконец, это случилось. Вы не 
возражаете, если я положу ее в книжный шкаф». В зависимости от фактической 
экспериментальной ситуации реальная или иллюзорная книга обнаруживалась, и 
постгипнотический акт выполнялся с привычной последовательностью событий.
После такого типа постгипнотического поведения возникает либо полная амнезия 
относительно постгипнотического акта и сопутствующих обстоятельств, либо (что 
бывает редко) особая смесь амнезии и частичных воспоминаний. Эти частичные 
воспоминания могут быть исключительно четкими, живыми и путаными по своему 
характеру; они могут быть связаны с фактами или галлюцинациями и иллюзорными 
предметами периода постгипнотического акта. Например, последний субъект, о 
котором упоминалось выше, только вспомнил о том, что гипнотизер имеет привычку 
складывать книги, газеты, бумаги, папки в неаккуратные пачки, но не смог дать 
отдельный пример таких его действий. Другой субъект очень четко вспомнил 
мельчайшие и не имеющие отношения к делу подробности о золотой рыбке в 
аквариуме. Они были использованы в качестве фона, между тем он включил их в 
отчет о действиях. Через несколько недель субъект отрицал все, что он сказал 
ранее об этих событиях.

Эффект времени в возникновении спонтанного постгипнотического транса

Еще одним общим принципом, который следует учитывать в связи с появлением 
спонтанного транса в начале постгипнотического поведения, является вероятный 
эффект прошедшего времени. Субъектам давались определенные команды в форме 
постгипнотического внупгения, чтобы выполнить какое-то простое действие, 
характер которого у разных субъектов был различным. Это действие должно было 
безошибочно «быть выполнено в следующую нашу встречу». Среди субъектов было 
несколько человек, с которыми экспериментатор не встречался несколько месяцев; 
все они выполнили постгипнотический акт, развивая спонтанный транс при его 
выполнении. С двумя субъектами встреча произошла три года спустя, а с двумя 
другими субъектами он продолжил работу через четыре года и через пять лет 
соответственно, в течение этого периода он не поддерживал с ними никаких 
контактов в какой-либо форме. Тем не менее при случайных встречах с ними они 
начинали выполнять постгипнотический акт, и у них возникало соответствующее 
состояние спонтанного транса.

Очевидные исключения из правила о спонтанных постгипнотических трансах

Здесь, наверное, следует дать объяснение наблюдавшимся исключениям в 
возникновении спонтанного транса в связи с выполнением постгипнотических 
внушений.
Эти исключения, при которых постгипнотические действия выполнялись без 
возникновения видимого спонтанного транса, обычно имели место в следующих 
условиях.
1. Отсутствие амнезии относительно постгипнотических внушений. В этой ситуации 
не может быть постгипнотических действий как таковых, поскольку субъект 
понимает с самого начала лежащие в основе мотивы и причину его поведения, а 
значит, действует на уровне сознательного понимания. Следовательно, выполнение 
действий становится похожим на действие, внушенное человеку, в обычном 
состоянии пробуждения; ощущение вынужденности выполнить указанную задачу 
вопреки явному присутствию субъекта полного понимания сложившейся ситуации. 
Таким образом, субъект может вспомнить все свои команды и полностью осознавать 
то, что должен сделать и почему он это должен сделать, и, однако, испытывает 
всепоглощающее принуждение, которое заставляет его выполнить это действие, не 
имея никакого выбора для себя. Иногда у субъекта, реагирующего на это 
принуждение, развивается спонтанный транс, когда он выполняет это действие. Это 
состояние транса похоже на то, которое возникает в обычной постгипнотической 
ситуации, за исключением того, что амнезия, которую он может вызвать, имеет 
тенденцию носить ограниченный характер. Субъект может вспомнить 
постгипнотические внушения и ощущение принуждения, но может полностью забыть 
постгипнотические команды и в то же время вспомнить чувство принуждения при 
выполнении явно иррационального акта. В некоторых случаях спонтанный транс 
служит как защитный механизм против принудительных ощущений, а не как 
неотъемлемая часть нетипичных постгипнотических действий. С появлением 
принудительных ощущений заметно меняется поведение субъекта.
2. Неудача с выяснением для субъекта, что отданные постгипнотические команды 
касаются самого действия, а не процесса создания условий для такого действия: 
субъект, которому дана команда выполнить определенную задачу пост-гипнотически, 
может после пробуждения проходить через душевный процесс понимания, иногда 
смутного, иногда четкого, что определенное действие должно быть выполнено, и 
просто держит себя в состоянии готовности к этому действию. При выполнении 
задачи спонтанный транс не возникает. Однако тщательное наблюдение за субъектом 
в этой ситуации показывает, что спонтанный транс неизбежно сопровождает этот 
процесс подготовки к акту при условии, что это понимание своей задачи возникает 
после того, как субъект проснулся. Если это происходит в то время, когда 
субъект проходит через медленный процесс пробуждения, то эта ситуация 
становится похожей на тот случай, когда не удается выработать амнезию.
3. Настойчивое желание субъекта выполнить постгипнотические действия как 
осмысленное действие по его выбору: по той или иной причине субъект может 
противодействовать чисто импульсивному характеру выполнения последовательного 
действия и превращает свою реакцию в обдуманное намерение. В этой ситуации, как 
и в приведенном выше примере, при пробуждении возникает тот же самый процесс 
подготовки к внушенной задаче. Следовательно, постгипнотическое действие 
выполняется без возникновения спонтанного транса. Однако этот процесс 
подготовки снова сопровождается спонтанным трансом.
4. Отсутствие амнезии относительно всех опытов транса. Это наиболее характерно 
при спонтанном воспоминании событий и экспериментов в состоянии транса. Субъект,
 которому дана команда выполнить постгипнотическое действие в определенное 
время после пробуждения, может начать вспоминать свои различные действия и 
ощущения во время транса до указанного времени, выполняя постгипнотические 
команды. Это восстановление памяти мотивируется обычно чувством любопытства и 
какого бы то ни было предумышленного, целенаправленного значения для выполнения 
действительно внушенной постгипнотической задачи не имеет. Если говорить 
буквально, оно вламывается в память из-за неадекватности амнезийных барьеров. 
При восстановлении в памяти постгипнотических внушений подобная ситуация 
возникает и сохраняется именно тогда, когда отсутствует амнезия 
постгипнотического внушения, которое было описано выше. Хотя этот тип поведения 
является наиболее обычным, его чрезвычайно трудно понять, потому что сначала 
возникает амнезия относительно постгипнотических внушений, а потом воспоминания 
часто носят фрагментарный, отрывочный характер.
Явное или абсолютное отсутствие развития спонтанного транса в начале выполнения 
постгипнотического действия нельзя считать противоречащим нашим наблюдениям. 
Скорее, оно подразумевает, что у субъекта могут возникнуть определенные 
изменения в психологической ситуации. Они могут служить для преобразования 
характера самого постгипнотического действия и сделать его таким, что у 
субъекта возникает предварительное осознание и понимание его глубинной природы 
и его причины. Следовательно, действие трансформируется в постгипнотическое 
действие только во времени.

Значение спонтанного постгиннотического транса

Значение спонтанного состояния транса как неотъемлемой части выполнения 
постгипнотических внушений весьма разнообразно и имеет отношение к многим 
важным вопросам гипноза. В частности, оно связано с определением объективных 
критериев для состояния транса. Постгипнотический транс имеет прямое отношение 
к проблеме диссоциации различных отдельных гипнотических явлений, таким, 
например, как раппорт, амнезия, выборочная память, каталепсия и 
диссоциированное состояние, и к общим экспериментальным и терапевтическим 
вопросам постгипнотических явлений.



Спонтанный постгипнотическии транс как критерий индуцированного гипнотического 
транса

Спонтанный постгипнотический транс представляет собой надежный индикатор 
истинности первоначального транса; он, очевидно, является последовательным 
явлением, основанным и базирующимся на первоначальном трансе и на возрождении 
этого транса. Тщательное наблюдение часто показывает продолжение в спонтанном 
постгипнотическом трансе тех моделей поведения, которые были замечены в 
первоначальном состоянии транса. Это видно из следующего примера.
Во время одного-единственного гипнотического транса гипнотизер выдал большое 
количество не связанных между собой постгипнотических внушений, каждое из 
которых должно было быть выполнено позже, как отдельная задача в ответ на 
отдельные ключи; во время транса состояние субъекта, находящегося в раппорте с 
двумя наблюдателями, изменялось время от времени путем внушений, независимых от 
постгипнотических внушений. Потом при выполнении постгипнотических задач, в 
состоянии спонтанного транса, которое возникло в это время, заметно изменилось 
поведение субъекта; он, находясь в раппорте с гипнотизером, оказывался к тому 
же в раппорте то с одним наблюдателем, то с другим, то с обоими из них, то ни с 
одним из наблюдателей. Последующая проверка записи показала, что раппорт, 
проявляемый в каждом спонтанном постгипнотическом трансе, представлял собой 
точное отражение состояния раппорта, существующего в то время, когда было дано 
отдельное постгипнотическое внушение. Здесь сразу же становится очевидным, что 
это открытие имеет непосредственное отношение к вопросу о раппорте.
Последующая исследовательская работа показала, что правильная словесная 
формулировка постгипнотических внушений может вызвать либо продолжение, либо 
отсутствие в спонтанном трансе общих моделей поведения, принадлежащих к 
первоначальному состоянию транса. Таким образом, постгипнотическое внушение, 
вносящее изменение в ситуацию, может препятствовать возрождению первоначального 
поведения транса. Однако то же внушение, оформленное так, чтобы ввести 
непосредственные или далекие намеки, может способствовать продолжению 
первоначального поведения в трансе. Например, во время экспериментальной работы 
над этой проблемой оказалось, что формулировка постгипнотического внушения «как 
только я позвякаю ключами, вы обязательно сделаете то-то и то-то…» часто 
служила поводом для продолжения в спонтанном постгипнотическом трансе тех же 
моделей поведения, которые наблюдались в первоначальном трансе. Слова «завтра 
или когда-нибудь еще, когда я позвякаю своими ключами, непременно вы сделаете 
то-то и то-то», не могли вызвать у субъекта модели поведения первоначального 
транса, так как эта формулировка подразумевала возможные изменения в ситуации. 
Обширная работа показала, что поведение субъектов при выполнении моделей 
реакции, берущее начало в первоначальном трансе, является в высшей степени 
индивидуальным. Некоторые почти неизбежно делают так, другие редко или никогда, 
третьи почти полностью, а четвертые — только в связи с определенными 
обстоятельствами, и, следовательно, предсказать результат экспериментальной 
работы очень трудно, так как это, очевидно, зависит от индивидуальности 
субъекта, а также от его непосредственного понимания ситуации. Следовательно, 
очень важное значение имеет тщательный подбор формулировки внушений, и не 
заблуждайтесь — понимание ее субъектом и гипнотизером не всегда идентично. 
Кроме того, не следует думать, будто одна формулировка будет одинаково понята 
субъектами и вы получите сходную реакцию у различных субъектов. Другими словами,
 «стандартизированный способ», или дача одинаковых внушений различным субъектам,
 описанный Гуллом, нельзя считать контрольным методом (как сам он это полагает) 
для выявления реакции того же типа и в такой же степени, а это просто способ 
демонстрации общих ограничений такого способа.
Другой тип критериев истинности первоначального транса — это невозможность 
выработать спонтанный транс у субъектов, которые, выполняя постгипнотическое 
внушение, явно очень страстно желали сотрудничать с гипнотизером и которым 
очень хотелось верить в то, что они находятся в трансе, и которые по разным 
причинам притворялись, будто они находятся в трансе. В прямом противоречии с 
этими субъектами находятся те относительно редкие субъекты, у которых 
действительно наступает глубокий транс, но которые из-за индивидуальных 
особенностей отказываются поверить в то, что они были когда-то 
загипнотизированы.
При исследованиях, направленных на обнаружение симуляции поведения транса, 
неспособность выработать состояние транса при выполнении постгипнотических 
внушений раскрывает наличие любой симуляции. Ни искушенность, ни тренировка в 
этом отношении не могут обеспечить удовлетворительное симулирование спонтанного 
состояния транса. Во многих случаях тренированные субъекты, которых умышленно 
не посвящали в то, что действия, за которыми они наблюдают, были намеренным 
притворством, заявляли потом, что выполнение явного постгипнотического акта 
было «неправильным», что «там было что-то неверным», «что у меня возникло 
чувство неловкости из-за того, как он это делал». Но они не могли объяснить 
причину своих ощущений, потому что их собственная постгипнотическая амнезия 
исключала полное сознательное понимание этих событий. Короче говоря, в 
многочисленных случаях и при различных обстоятельствах оказалось, что 
спонтанный постгипнотический транс характеризуется индивидуальными явлениями 
первоначального состояния транса, в котором давалось постгипнотическое внушение,
 является замечательной мерой дифференциации реального и симулируемого транса, 
особенно в тех случаях, когда субъект обманывает самого себя, будучи чрезмерно 
«сотрудничающим». Кроме того, оказалось, что спонтанный постгипнотический транс 
является эффективной мерой в помощь реагирующим на гипноз субъектам, которые не 
могут воспринять факт их гипнотизирования по чисто личным причинам. К тому же 
его можно использовать для демонстрации индивидуальности и разнообразия реакций,
 которые могут возникнуть в очевидно контролируемых условиях.



Использование спонтанного постгипнотического транса как специального метода 
гипноза

Особо важное значение имеет применение спонтанного постгипнотического транса 
как особого экспериментального и терапевтического метода. Его польза бывает по 
своему характеру различной и связана с поведением при пробуждении, закреплением 
новых состояний определенных гипнотических явлений без прямых или косвенных 
внушений, сделанных для этой цели.
Метод применения такого транса приведен в следующем отчете об эксперименте.
Пятилетнюю девочку, которая никогда не была свидетелем гипнотического транса, 
принимал гипнотизер без каких бы то ни было свидетелей. Ее посадили на стул, а 
потом гипнотизер сказал ей несколько раз «засыпай» и «спи крепко». В это время 
она держала в руках свою любимую куклу. Никаких других внушений она не получала 
до тех пор, пока очень крепко не заснула. Потом ей было сказано (как 
постгипнотическое внушение), что как-нибудь, в другой раз, гипнотизер спросит 
ее о кукле, и при этом она должна: 1) положить ее в кресло; 2) сесть рядом с 
ней; 3) подождать, пока она заснет. После нескольких повторений этих инструкций 
ей было приказано проснуться и продолжить свою игру. Эта трехкратная форма 
постгипнотического внушения использовалась потому, что послушание этому 
внушению постепенно приводит к достаточно статичной ситуации для субъекта. В 
частности, последний пункт этой программы поведения требует бесконечно длинной 
и пассивной формы реакции, которая лучше всего достигается с помощью продления 
спонтанного постгипнотического транса.
Несколько дней спустя с этой девочкой встретились в то время, когда она играла, 
и как бы невзначай задали какой-то вопрос о кукле. Взяв куклу из кроватки, она 
показала ее с гордостью, а потом объяснила, что кукла устала и хочет спать, 
положила ее в нужное кресло и спокойно уселась рядом с ней, наблюдая за куклой. 
Вскоре по ее внешнему виду стало заметно, что она находится в состоянии транса, 
хотя ее глаза по-прежнему оставались открытыми. Когда ее спросили, что она 
делает, она ответила: «Жду» и кивнула головой в знак согласия, когда ей 
настойчиво приказали: «Оставайся в том же положении и продолжай ждать». 
Систематическое исследование, при котором тщательно избегали прибегать к 
каким-то мерам, которые могли бы вызывать часто ответное проявление реакций на 
определенное, но непреднамеренное гипнотическое внушение, привело к обнаружению 
самых разнообразных явлений, типичных для обычного индуцированного транса.

Каталепсия

Субъекту был задан вопрос, может ли она увидеть новую игрушку, которую 
гипнотизер приготовил для нее. В отличие от своего обычного поведения, которое 
характеризовалось возбужденной реакцией в такой ситуации, она просто кивнула 
головой и пассивно ждала, пока гипнотизер доставал для нее новую игрушку 
(большую куклу). Девочка счастливо улыбнулась, когда кукла оказалась на виду, 
но не сделала никаких усилий, чтобы дотронуться до нее.
Когда девочку спросили, хочет ли она подержать куклу в руках, она в знак 
согласия кивнула головой, но опять же не сделала ни одной попытки взять игрушку 
в руки. Куклу положили ей на колени, а потом гипнотизер помог ей уложить куклу 
на правую руку, но таким образом, что рука оказалась в явно неудобном положении.
 Она не делала никаких попыток изменить положение своей руки, а просто с 
радостью смотрела на новую куклу.
Пока она была этим занята, гипнотизер заметил, что на одной туфле развязался 
шнурок, и спросил, можно ли ему завязать этот шнурок. Она снова кивнула головой,
 и гипнотизер осторожно приподнял ее ногу за шнурки так, чтобы было легче 
выполнить свою задачу. Когда он отпустил ее ступню, нога осталась в неудобном, 
приподнятом положении.
Потом девочку спросили, не хочет ли она положить куклу в кроватку. Ее ответом 
был только утвердительный кивок головой. Через несколько минут ее снова 
спросили, не хотелось ли ей сделать это сейчас. Она снова кивнула головой, но 
по-прежнему продолжала ждать соответствующих инструкций. При этом гипнотизер 
сказал ей: «Ну, давай!», взяв в руки при этом книгу, как бы собираясь читать. 
Девочка среагировала на это несколькими напрасными попытками подняться с 
кресла; каталепсия проявлялась в виде сохранения неудобного положения, в 
котором она держала куклу, и поднятия ноги, что помешало ей изменить позу, 
чтобы подняться. Ее спросили, почему она не положила куклу в кроватку, на что 
она ответила просто: «Не могу». Когда ее спросили, нужна ли ей помощь, она 
кивнула головой, а гипнотизер наклонился и поставил ее ногу на пол. Взяв 
девочку за левую руку, он легко потянул ее на себя, чтобы она смогла встать; ее 
рука так и осталась вытянутой, когда он отпустил ее. Она сразу же прошла к 
кроватке, но стояла там в беспомощной позе, явно не в состоянии двинуть ни 
правой, ни левой рукой, и стало необходимым сказать ей, чтобы она положила 
куклу в кроватку. После этой определенной команды каталепсия у нее исчезла, и 
девочка смогла выполнить команду.

Раппорт и галлюцинаторное поведение

Субъекта, все ту же девочку, попросили вернуться к своему первоначальному месту,
 где она продолжала сидеть, пассивно глядя на свою первую куклу, лежащую в 
кресле. Один из ассистентов гипнотизера вошел в комнату, прошел к креслу, взял 
эту куклу и положил в другое кресло. Несмотря на то, что взгляд субъекта был 
направлен прямо на куклу, девочка не среагировала, казалось, что она никоим 
образом не заметила изменений в ситуации. Через несколько минут гипнотизер 
спросил ее, что она делает. Она ответила: «Я смотрю за своей куклой». Когда ее 
спросили, что делает ее кукла, она просто сказала: «Спит». В этот момент 
ассистент окликнул девочку по имени и спросил, давно ли спит ее кукла, и не 
получил от нее никакого ответа. Вопрос повторялся несколько раз без каких-либо 
результатов, при этом ассистент тряс девочку за плечо. Девочка вскользь глянула 
на свою руку, но не ответила ассистенту.
После этого ассистент взял обе куклы и бросил их на колени гипнотизеру. Затем 
субъекта спросили, не думает ли она, что обе куклы хотят спать, тем самым 
заставляя ее перевести взгляд с первого кресла на гипнотизера. Она, очевидно, 
не смогла увидеть кукол в новом положении, но когда кукол взял сам гипнотизер, 
она сразу же осознала их присутствие, с сомнением посмотрела на пустое кресло, 
а потом на кукольную кроватку и заметила: «Они у вас сейчас!». Казалось, что 
она в большом замешательстве. Однако, когда ассистент осторожно взял кукол из 
рук гипнотизера и прошел в другой конец комнаты, субъект явно продолжала видеть 
кукол в руках гипнотизера. Попытка со стороны ассистента привлечь ее внимание к 
куклам не получила с ее стороны никакой реакции.
Потом в комнату вошла мать девочки и попыталась обратить внимание на себя, но 
безрезультатно. Однако девочка смогла пройтись по комнате, поговорить с 
гипнотизером и видеть какой-то отдельный предмет или человека, обращавших на 
себя внимание, хотя она явно не могла реагировать на что-то, что не относилось 
непосредственно к гипнотической ситуации.

Амнезия

Все посторонние лица ушли из помещения, одну куклу уложили в кресло, другую в 
кроватку, субъекта тоже заставили занять свое место, после чего ей было 
приказано проснуться. По ее внешнему виду сразу было заметно, что она 
проснулась. Девочка приняла свою обычную позу и вернулась к первоначальной 
ситуации, заметив в своей обычной манере: «Я не думаю, что кукла хочет еще 
спать. Она уже проснулась». Гипнотизер задал ей несколько обычных вопросов о 
кукле, после чего гипнотизер заметил, что, наверно, кукле не хочется спать в 
кресле. Девочка сразу же вскочила и заявила о своем намерении положить куклу в 
колыбельку. Делая это, она обнаружила в кроватке новую куклу. Здесь не было ни 
узнавания, ни понимания, никаких признаков того, что она уже видела эту куклу 
раньше, и никакого знания о том, что этот подарок был сделан для нее. Она 
проявляла обычное детское желание новой игрушки, спрашивала, чья это кукла, и 
можно ли ей взять ее в руки. В это время в комнату вновь вошел ассистент и взял 
куклу, после чего девочка начала адресовать свои замечания ассистенту.
Ассистент, отвечая на них, прошел к креслу и взял в руки первую куклу. Девочка 
адекватно реагировала на это, вступала в контакт со всеми и ничего не помнила о 
событиях в трансе. Повторение этой процедуры в различных обстоятельствах дало 
такие же результаты. Кроме того, подобные процедуры успешно использовались и с 
другими неискушенными и тренированными субъектами разного возраста.
Мы нашли, что этот общий метод особенно полезен как при экспериментах, так и 
при лечении: он намного уменьшает трудности, часто встречающиеся в обычном 
процессе индуцирования транса, с целью подчинить и устранить модели поведения 
при пробуждении. Как только первоначальный транс был индуцирован, его строго 
ограничили пассивным спящим поведением. Единственный дополнительный пункт 
приемлемого постгипнотического внушения — это чтобы его выполнение совпало с 
естественным ходом обычных событий при пробуждении — так закладывается 
возможность выявить постгипнотическое действие с сопутствующим спонтанным 
трансом. Правильное вмешательство, не обязательное в примере, описанном выше, 
из-за характера постгипнотических действий, может потом служить для того, чтобы 
продлить и сохранить состояние транса.
Чтобы оставить субъекта в спонтанном трансе, вся ситуация должна способствовать 
этой цели, так как нежелание, сопротивление со стороны субъекта может заставить 
его не реагировать и проснуться. При благоприятных обстоятельствах субъект 
подчиняется охотно и полностью, устраиваясь в новой гипнотической ситуации 
пассивным реагирующим образом. Повторный напряженный опрос субъектов, 
находящихся в таком длительном состоянии транса, показал отсутствие понимания 
того, как было закреплено состояние транса и какого-либо интеллектуального 
любопытства относительно этого, и обычно очень небольшое спонтанное понимание, 
что они находятся в состоянии транса или вообще отсутствие такового. С помощью 
этого общего метода можно закрепить новые состояния транса, свободные от 
ограничений, происходящих в результате различных факторов, таких, например, как 
душевное состояние субъекта, изменения сознательных намерений относительно 
поведения в трансе, неправильные понятия и беспрерывность моделей поведения при 
пробуждении. В обычных обстоятельствах загипнотизированный субъект, подчиняясь 
постгипнотической команде, реагирует определенным образом на внушение, которое 
он не осознает на сознательном уровне и которое принадлежит другой ситуации, 
которую он также не осознает. Он настолько поглощен выполнением своих действий 
и выполняет их насколько автоматически, настолько ограничен в своих реакциях на 
общую обстановку, что нет необходимости для задержки сознательного отношения и 
сознательных моделей поведения. Вместо этого осуществляется диссоциация от 
непосредственных обстоятельств, более адекватная и полная, чем можно получить с 
помощью внушения в обычном процессе индукции транса. Короче говоря, это 
последовательное явление, базирующееся на оживлении гипнотических элементов в 
другой ситуации и, таким образом, ограниченное гипнотическим поведением.
Значение повторных индукций транса для закрепления более глубоких гипнотических 
состояний общепризнано. Эта же самая цель может быть достигнута более 
удовлетворительно и легко за счет применения постгипнотических действий и 
сопутствующего транса. Постгипнотическое действие дает возможность закрепить 
состояние транса быстро и неожиданно, так что субъект не имеет возможности 
подготовиться или проделать какие-то особые и необходимые перестройки. Вместо 
этого он неожиданно обнаруживает себя в гипнотическом состоянии, ограниченном 
моделями реакций и поведения, принадлежащих только этому состоянию. Тренировку 
можно выполнить без трудоемкого процесса внушений диссоциации. моделей 
поведения пробуждения (при установлении, что субъект хочет предварительно 
принять пассивное участие, составляющее часть обычной процедуры тренировки).
Прямое пробуждение определенных гипнотических явлений, не прибегая к внушениям, 
было продемонстрировано в приведенном выше отчете. Хотя то же самое можно 
сделать в обычном индуцированном трансе, часто появляются хорошо обоснованные 
критические замечания, будто пробужденное гипнотическое поведение бывает 
непосредственной реакцией на преднамеренные или непреднамеренные внушения, 
сделанные во время индукции транса, или неожиданные конструкции, построения, 
введенные субъектом в ответ на внушения. Поведение, вызванное таким образом, 
выражает только гипнотическую тенденцию к автоматическому подчинению, а не 
является непосредственным выражением самого гипнотического состояния. 
Применение спонтанного постгипнотического транса позволяет осуществлять прямое 
возбуждение определенных явлений, не прибегая к сомнительным эффектам 
длительной серии внушений, даваемых во время процесса индукции.
В терапевтической ситуации применение спонтанного постгипнотического транса 
имеет особое значение, так как оно исключает развитие и появление сопротивления 
и делает пациента особенно восприимчивым к терапевтическим внушениям. Кроме 
того, амнезия после этого спонтанного транса менее легко прерывается при 
желании пациента вспомнить, какие были сделаны внушения, как часто бывает в 
случаях с индуцированным трансом. Отсюда уменьшается возможность пациента 
противостоять воздействию психотерапии. Спонтанный постгипнотический транс 
позволяет легко комбинировать терапию пробуждения и гипноза, что бывает 
абсолютно достаточным для успешных результатов.



Спонтанный постгипнотический транс и явления диссоциации

Тщательные наблюдения показывают почти постоянно, что постгипнотическое 
поведение просто врывается в сознательный поток деятельности и не может стать 
неотъемлемой частью этой деятельности; исключение составляет только 
ретроспективное сложение.
Хорошей иллюстрацией такой диссоциации могут служить следующие примеры. В то 
время, когда субъект беседовал о чем-то с другими лицами в комнате, его 
прерывали на середине предложения определенным шифром для постгипнотического 
акта, требовавшего короткого отсутствия в комнате. Сразу же при получении шифра 
субъект прервал свое замечание, которое он делал, проявил типичное поведение 
постгипнотического транса, выполнил это действие, вернулся в свое кресло, 
перестроился вновь на свое первоначальное положение, прошел через процесс 
пробуждения, вернулся к своему замечанию и продолжал его точно с того момента, 
где он его прервал. Другой субъект, которому была дана команда реагировать на 
резкие звуковые стимулы, служащие в качестве шифра для постгипнотического 
действия, был прерван в середине длинного слова, когда он разговаривал с 
другими присутствующими. Выполнение им постгипнотического действия тоже было 
прервано, и его использовали в течение 20 минут, чтобы продемонстрировать 
разнообразные гипнотические явления, после чего ему было сказано одно слово: 
«Продолжайте!». Подчиняясь этому сиюминутному внушению, субъект продолжил 
сначала выполнение своего постгипнотического акта, а потом вернулся к 
первоначальной позиции, перестроился, проснулся, закончил произнесение 
прерванного длинного слова и продолжил ту же тему разговора, полностью не 
осознавая того, что здесь была длительная пауза.
Субъект, также прерванный среди скоростного печатания на машинке и 
использованный для демонстрации различных явлений, при возвращении к своей 
первоначальной позиции, у печатной машинки, был разбужен и, не колеблясь, 
возобновил свое печатание, не прибегая к переориентировке самого себя. Очевидно,
 что он выдержал свою ориентацию на свою задачу в полной неосведомленности 
относительно быстрого восстановления.
Субъекты не всегда возвращают с такой точностью первоначальную цепочку мышления 
при пробуждении после постгипнотических действий. Иногда это занимает гораздо 
больше времени в естественном ходе его развития: субъект, прерванный 
постгипнотической деятельностью в то время, когда он читал вслух первую часть 
стихотворения, продолжит при пробуждении декламацию последней части, с 
нескрываемой твердой верой в то, что пропущенные строфы стихотворения были 
прочитаны. У некоторых субъектов возникало смущение, которое можно было 
проиллюстрировать тем, что одни из субъектов заявил: «Я забыл, о чем я только 
что говорил» и попросил помочь ему напомнить его слова, но оказалось, что он 
верит, что он больше сказал на эту тему, чем это было на самом деле. В других 
случаях субъекты проявляли смутное осознание постгипнотического действия и 
быстро отвлекались на то, чтобы сделать замечание о каком-то необычном 
обстоятельстве, очевидно только что обнаруженном (как бы в поисках объяснения 
особого изменения ситуации, которую они только что стали сознавать). Но в целом,
 когда субъекту оставалось только перестроить свое поведение после прерванного 
постгипнотического действия, здесь возникала тенденция к полной амнезии 
относительно транса и событий во время его и относительно времени общей 
ситуации, не осознавая каких-либо изменений в ней.
Постгипнотический акт и спонтанно развитый постгипнотический транс 
предоставляют возможность экспериментально изучить проблему диссоциации и 
очевидное продолжение и независимость цепочек мысли при пробуждении и во время 
состояния транса.

Применение спонтанного постгипнотического транса в экспериментальной работе по 
диссоциации

Условия, в которых эти наблюдения проводились, были условиями общего 
социального подбора, в котором тема гипноза обсуждалась таким образом, что 
субъекты не осознавали преднамеренных экспериментальных действий. 
Маневрирование разговором приводит к декламированию стихотворения, цитированию 
известных изречений субъектом или к разгадыванию различных загадок, что 
позволяет демонстрировать продолжение первоначальных цепочек мышления при 
пробуждении, вопреки прерыванию, которое осуществляется во время выполнения 
постгипнотических актов. Наша общая цель в этих неформальных установках состоит 
в том, чтобы избежать ограничений для моделей реакции, которые возникают, когда 
субъект сознает, что его поведение находится под строгим наблюдением. В наших 
опытах необходимо избегать открытого изучения, в гипнотической работе этим 
фактором не следует пренебрегать. Естественный ход поведения, а не ограниченная 
формальная модель, которую следовало бы ожидать в чисто лабораторной обстановке,
 обычно оказывается более информативной. Неудача с интеграцией гипнотически 
мотивированного поведения обычным поведением должна быть обязательно учтена в 
экспериментальной работе, использующей как поведение при пробуждении, так и 
постгипнотическое поведение. Следовательно, в исследованиях, направленных на 
изучение способности выполнять несколько различных задач одновременно, таких, 
например, как декламация в состоянии пробуждения и арифметическое сложение в 
уме в качестве постгипнотической задачи, нужно сделать так, чтобы эти задачи не 
зависели друг от друга и не совпадали. Это легко сделать для постгипнотической 
задачи, но требуется особая осторожность, чтобы гарантировать, что поведение 
при пробуждении полностью берет начало в ситуации, всецело принадлежащей 
состоянию пробуждения, а выявление спонтанного гипнотического транса не 
повлияло серьезно на поведение при пробуждении.
В опыте Мессершмидт, упомянутом выше, ни одно из этих условий не было выполнено,
 что и объясняет неудовлетворительные результаты. Нужно только критически 
понаблюдать за субъектом в той обстановке, которую изобрела Мессершмидт, чтобы 
сразу же отметить постоянный быстрый переход от одного состояния понимания к 
другому с более ограниченным характером. Неудовлетворительные результаты, 
полученные в таких условиях, не указывают на отсутствие способности со стороны 
субъекта, а, скорее, они означают обструктивный эффект развития 
постгипнотического транса и взаимозависимость двух таких задач. Соответственно 
и в экспериментальных подходах к принципу диссоциации проблема фактически 
состоит в составлении метода, с помощью которого сохраняется независимость 
задач, несмотря на одновременность их выполнения.
Адекватным методом можно назвать метод, который ограничивает постгипнотический 
акт одним аспектом всей задачи, а постгипнотическое выполнение ее представляет 
собой только начало или только кульминацию неосознанно выполненного действия, в 
то время как сознательно выполняемая задача берет начало полностью из обычного 
хода событий, принадлежащих поведению при пробуждении.
Чтобы проиллюстрировать метод такого типа, можно привести следующие примеры.
Субъекту, сыну фермера, была дана команда в состоянии транса, что спустя неделю,
 каждый раз, когда он будет накачивать воду насосом, чтобы наполнить водой 
определенный водопойный желоб, который находился вне его поля зрения, он должен 
слышать действие насоса (который, что ему было известно, должен сделать 250 
ударов, чтобы заполнить кормушку), он должен выключить насос и пройти к 
кормушке именно в тот момент, когда она будет полна. Таким образом, 
постгипнотическое действие было очень ограниченной частью большей 
подразумеваемой задачи и любые проявления постгипнотического транса обязательно 
ограничивались определенным постгипнотическим действием.
Через несколько дней в обычном состоянии пробуждения мы договорились, что 
субъект будет освобожден от какой-то обременительной работы, которую он очень 
не любил, если он сможет правильно назвать по буквам большую часть слов, 
заданных гипнотизером. Слова были выбраны из его школьного учебника. На это 
субъект согласился очень охотно. Когда началась проверка слов, появился отец 
мальчика, в соответствии с тайной договоренностью, и потребовал, чтобы 
водопойная кормушка была наполнена немедленно. Поэтому проверка слов была 
продолжена у насоса, где, пока субъект качал воду, ему задавались слова в 
быстром темпе, одно за другим, а он их произносил по буквам. Неожиданно субъект 
прервал свои слова, прекратил качать воду, выключил насос и пошел к кормушке, 
демонстрируя поведение, типичное для него в постгипнотическом трансе. Кормушка 
оказалась наполненной. Повторение этого эксперимента дало такие же результаты. 
Несмотря на выполнение задачи по орфографии слов, субъект продолжал точно 
отсчитывать удары насоса. Однако повторение эксперимента, в котором субъект 
должен был молча отсчитывать удары рукояткой насоса в качестве самой 
постгипнотической задачи, а называть слова по буквам громко вслух, как 
осознание задачи, привело к неудовлетворительным результатам, к путанице между 
счетом и спеллингом. Эта путаница в действиях его очень смутила: вследствие 
амнезии постгипнотических внушений он не смог понять, почему он часто 
произносит вместо очередной буквы в слове цифру.
Когда была предпринята попытка заставить субъекта отсчитывать удары насоса и 
произносить буквы в качестве одновременных задач пробуждения, оказалось, что 
субъект полностью не может делать этого без умышленных пауз и без намеренного 
чередования задач. После многократных усилий в этом отношении субъект 
непроизвольно предположил: «Я могу лучше угадывать количество ударов насоса, а 
не пытаться считать их в то время, как я называю слова по буквам». Тест этого 
предположения показал, что субъект может точно угадывать. Когда его позже об 
этом спросили в гипнотическом трансе, он объяснил, что «угадывание» было 
единственной верой и пониманием с его стороны и что он действительно считал 
удары таким же образом, как он это делал в первоначальных экспериментальных 
сеансах.
В подобном же эксперименте стенографистке сказали, в состоянии транса, что в 
течение следующей недели она будет менять карандаш на 320-м слове, на 550-м 
слове и на 725-м слове. Эти инструкции ограничили постгипнотический акт очень 
узким аспектом общей задачи. В течение этого времени она записывала диктовку 
трех психиатров, каждый из которых отмечал те фразы, на которых она меняла 
карандаши. Вопреки тому факту, что она применяла много комбинированных 
словесных фраз (символов, объединяющих два или несколько слов), было обнаружено 
позже путем подсчета, что она довольно точно угадывала нужное число: 
погрешность не превышала 10 слов, а в среднем она составила около трех слов.
Другим важным моментом был тот факт, что каждый раз, когда она меняла карандаш 
на определенном слове с нужным номером, она чувствовала себя несколько 
смущенной, у нее на короткое время возникали признаки спонтанного 
постгипнотического транса, и она даже просила повторить какую-то часть диктовки.
 Тем не менее она могла менять карандаши когда угодно, а не только на 
определенных словах, не прерывая своих записей. Ее общее поведение, за 
исключением преходящих нарушений, упомянутых выше, не выявило ничего необычного 
для трех психиатров, которые, хотя и не были знакомы с экспериментальной 
ситуацией, получили инструкции наблюдать за ее поведением и диктовать с обычной 
своей скоростью, которая составляла от 100 до 120 слов в минуту. Таким же 
образом, когда гипнотизер сам начал ей диктовать, тщательно регламентируя время 
диктовки, не было отмечено никакого необычного поведения, за исключением 
переходных нарушений и прямой зависимости от слов с определенным номером.
Однако тот же самый субъект, получив команду отсчитывать слова в качестве 
постгипнотической задачи, когда ей диктовали, фактически потерпела полную 
неудачу как в своем отчете, так и в своей записи, что можно было предсказать, 
если в полном объеме рассмотреть процессы привычек и познания и факторы 
внимания, в отрыве от влияния постгипнотического транса.
Была предпринята попытка заставить ее выполнить эти две задачи как одно 
действие пробуждения, но оказалось, что она не может разделить свое внимание в 
достаточной степени, чтобы правильно вести счет и писать под диктовку. Однако, 
когда ей было внушено, что она должна только следовать диктовке и просто 
«угадывать», когда она достигнет определенного числа слов, то обнаружили, что 
она приблизительно точно отсчитывает слова. В следующем гипнотическом трансе 
она объяснила: разрешение «угадывать» позволило ей вытеснить счет из ее 
«сознательного разума» так, что она «могла это делать подсознательно».
В качестве контрольной меры для описанных выше экспериментов негипнотических 
субъектов и гипнотических субъектов, которые не использовались в этом типе 
экспериментов, попросили «угадывать» в таких экспериментах. Их ответы во всех 
примерах оказались высчитанными неточными аппроксимациями, основанными на 
различных общих принципах, таких, например, как пройденное время или количество 
перевернутых страниц, а не попыткой вести точный фактический счет.
Немного другой подход к проблеме одновременного выполнения задач на различных 
уровнях сознания — это применение постгипнотического внушения для того, чтобы 
просто начать какую-то форму поведения, которое представляет собой 
автоматическую деятельность, не покушаясь на сознательное мышление субъекта.

Пример.

Второй стенографистке была дана команда в глубоком трансе, что появление 
гипнотизера в ее кабинете будет служить шифром для ее левой руки начать 
автоматическую запись без сознательного понимания этого и что эта запись должна 
быть немедленно прервана при его уходе. Таким образом, ей были даны 
постгипнотические внушения, служащие стимулами непосредственно для начала и 
завершения определенной формы поведения. После этого, несколько раз, когда 
гипнотизер входит в ее кабинет, она короткое время проявляла постгипнотический 
транс с определенным перерывом в своих действиях, особенно тогда, когда она 
была занята печатанием, в таких обстоятельствах постгипнотический транс 
сохранялся до тех пор, пока она не переходила к выполнению второй задачи. 
Однако в ее кабинет часто входили, когда она писала под диктовку одного из 
коллег гипнотизера. В этой ситуации у нее возникал короткий спонтанный 
постгипнотический транс, который прерывал ее непосредственную деятельность, а 
за этим следовало возобновление ее обычного поведения при диктовке, 
сопровождаемое беспрерывной автоматической записью левой рукой, которая 
выполнялась на крышке письменного стола, на промокательной бумаге или на листе 
бумаги, оказавшемся под рукой. Если под рукой не было карандашей, то ее левая 
рука продолжала двигаться, имитируя движение записи. Когда гипнотизер выходил 
из кабинета, снова возникал на короткое время спонтанный транс, приводивший к 
паузе в ее обычном поведении при стенографии и паузе в ее автоматическом 
писании.
Казалось, что здесь нет вмешательства автоматического письма в сознательные 
действия при пробуждении, хотя зачастую автоматическое письмо включало фразы из 
диктовки, а также другие предложения и фразы, связанные с другими темами.
Здесь нельзя было заметить и помех со стороны деятельности пробуждения в 
автоматической записи. Каждое из этих действий выполнялось с одинаковой 
степенью легкости и разборчивости, как если бы представляло собой единственную 
задачу для субъекта.
Когда была сделана попытка заставить субъекта писать под диктовку, после того 
как ей дали возможность сознательно понимать тот факт, что ее левая рука 
выполняет автоматическую запись, оказалось, что она не может ни успешно 
стенографировать, ни выполнять автоматическую запись, если только не чередовать 
эти задачи. Когда ей доказали, что она выполняла такие задания одновременно в 
прошлом, она объяснила, что, возможно, сделала бы это и теперь, если бы не 
просили помнить об автоматическом письме, когда она стенографирует; она бы 
правильно стенографировала, если бы ей разрешили «забыть об автоматической 
записи».
В этих трех примерах спонтанный постгипнотический транс был ограничен 
наименьшим аспектом большей подразумеваемой постгипнотической задачи, 
следовательно, его вмешательство в одновременную сознательную деятельность было 
намеренно кратким. Кроме того, в таком примере ни одна из двух задач, 
выполняемых одновременно, не совпадала с другой. Побуждение происходило всецело 
из обычного хода обычных событий пробуждения, имеющих довольно отдаленную связь 
с состоянием транса, в котором давались постгипнотические внушения. Во всех 
примерах субъекты были полностью свободны, выполняя одновременно два 
независимых действия, третья задача по их координации не ставилась.
Основным техническим принципом в одновременном выполнении двух различных задач, 
каждой на одном уровне сознания, является объяснение какой-то формы мотивации, 
достаточной, чтобы потянулась цепочка изученных действий, которая потом 
продолжается бесконечно на одном уровне сознания, вопреки началу или 
продолжению другой цепочки деятельности на другом уровне.

Заключение


1.
Обзор литературы показал: хотя очень часто признается, что постгипнотическое 
внушение приводит к выявлению особого душевного состояния у гипнотизируемого 
субъекта, но не было прямого изучения этого особого душевного состояния. До сих 
пор не было сделано ничего, чтобы даже доказывало саму возможность его 
существования и подтверждало его влияние на результаты, полученные от 
постгипнотических внушений.

2. Оказалось, что значительное изменение в душевном состоянии субъекта, 
связанное с выполнением постгипнотического действия, является результатом 
развития спонтанного самоограниченного постгипнотического транса. Это 
составляет неотъемлемую часть процесса реагирования на постгипнотические 
команды и их выполнение.
3. Спонтанный постгипнотический транс может быть однократным и многократным, 
коротким или длительным. В общем, он возникает только одну-две минуты в начале 
выполнения постгипнотического действия и, следовательно, его легко просмотреть. 
Его специфические проявления и остаточные эффекты образуют достаточно 
постоянную модель, несмотря на отклонения в длительности отдельных деталей 
поведения, вызванных его целями и индивидуальностью субъектов.
4. Демонстрация и проверка спонтанного постгипнотического транса обычно лучше 
всего выполняются в момент начинания постгипнотических действий путем 
вмешательства в действия субъекта или в сам внушенный акт. Если это 
вмешательство правильно выполнить, то оно обычно приводит к немедленной 
остановке в поведении субъекта и удлинению спонтанного постгипнотического 
транса, что позволяет осуществить непосредственное изучение гипнотических 
явлений, типичных для обычного индуцированного гипнотического транса. Иногда 
особые типы гипнотического поведения могут быть вызваны вмешательством, 
сделанным неправильно, или возникновением значительных изменений в 
постгип*-нотической ситуации.
5. Разрыв во времени между дачей постгипнотического внушения и возможностью для 
его выполнения не влияет на развитие спонтанного постгипнотического транса как 
неотъемлемой части постгипнотического действия.
6. Оказалось, что очевидные исключения из развития спонтанного 
постгипнотического транса как неотъемлемая часть постгипнотических действий 
берут начало в значительных изменениях умышленной постгипнотической ситуации, 
которые изменяют или трансформируют его в транс другого характера.
7. Спонтанный постгипнотический транс представляет собой явление 
последовательное, так как он является оживлением гипнотических элементов 
ситуации транса, в которой задавалось определенное постгипнотическое явление. 
Отсюда — его развитие является критерием истинности предыдущего транса.
8. Спонтанный постгипнотический транс можно использовать преимущественно как 
особый экспериментальный и терапевтический метод, так как он устраняет 
различные трудности, возникающие при обычном методе индукции транса.
9. Постгипнотические действия и соответствующий спонтанный транс представляют 
собой явления диссоциации, потому что они врываются в обычный поток 
сознательной деятельности и не сливаются с обычным ходом сознательной 
деятельности.
10. Постгипнотическое внушение можно эффективно использовать для изучения 
возможностей выполнения одновременно двух различных задач, каждую на различном 
уровне сознания, если должным образом учесть природу и характер 
постгипнотического поведения.



Исследование психосоматических явлений и психосоматических взаимосвязей с 
помощью экспериментального гипноза

В данной работе описаны различные психосоматические взаимосвязи, часто 
встречающиеся в виде совпадающих, одновременных явлений во время гипнотических 
опытов с нормальными субъектами. До сих пор в литературе об этом говорилось 
очень мало или вообще не упоминалось.

Эти совпадающие явления не относятся к тем изменениям в психологическом и 
соматическом поведении, которые бывают общими для всех гипнотических субъектов 
в глубоком состоянии транса, такими, например, как изменения во времени реакции,
 сенсорные пороги, мускульный тонус и т. п. Они отличаются от таких 
психосоматических проявлений гипнотического транса и, по всей вероятности, 
выражают взаимосвязь гипнотически индуцированного поведения и условий в 
пределах состояний транса. То есть после того, как глубокое состояние транса 
было закреплено в первый раз, можно давать определенные гипнотические команды 
субъекту, чтобы вызвать реакции определенного вида и выбранной модальности 
поведения, в дополнение к внушенному поведению можно вызвать как кажущиеся 
совпадающие проявления, так и заметные изменения в поведении в той или иной 
несвязанной модальности. Такое же важное значение имеет и тот факт, что 
гипнотические внушения, имеющие отношение к одной сфере поведения, могут 
оказаться неэффективными до тех пор, пока в качестве предварительной меры не 
будут индуцированы определенные изменения, с помощью гипноза, в поведении в 
явно несвязанной и независимой модальности. Например, эффективные гипнотические 
внушения, имеющие отношение только к сенсорным реакциям, часто вызывают 
дополнительные, неожиданные и явно несвязанные моторные реакции. Или внушения, 
направленные к сенсорной сфере поведения, остаются неэффективными
до
тех пор, пока сначала не будут индуцированы гипнотические внушения в 
несвязанной моторной сфере.

Эти различные взаимосвязи оказались очень разными у разных субъектов и даже у 
отдельного субъекта, но в меньшей зависимости от природы выполняемой 
экспериментальной работы.
Результаты, включенные в данную работу, собирались в течение нескольких лет 
после сеансов с большим количеством нормальных людей. В большинстве случаев эти 
результаты носили побочный характер при изучении других вопросов. Там, где это 
было возможно, каждый результат был подкреплен дальнейшей экспериментальной 
работой с теми же субъектами или другими.
Все результаты можно разделить на два общих типа. Первый из них состоит из 
определенных примеров, замеченных вторично или несколько раз у одного и того же 
субъекта и получивших подтверждение у других субъектов или встречающихся время 
от времени у целого ряда субъектов. Второй тип состоит из проявлений 
психосоматических взаимосвязей и взаимозависимостей, которые, как было 
обнаружено, существуют между зрением, головными болями визуального 
происхождения и негипнотически индуцированными психологическими состояниями, в 
которых субъект регрессирует на более ранние возрастные уровни.
Описать первый тип психосоматических взаимозависимостей довольно трудно, так 
как они представляют собой в основном индивидуальные проявления, которые 
возникают в самых разнообразных обстоятельствах и в различных ассоциациях. Они 
непостоянные в своих проявлениях у всех субъектов в одной и той же ситуации, в 
то же время появление любого из этих явлений не обязательно должно означать 
возникновение других, связанных с ним, явлений у одного и того же субъекта. Эти 
результаты имеют тенденцию оставаться постоянными при определенной, отдельной 
модальнорти поведения, при работе с отдельным субъектом, хотя повторные 
гипнотические сеансы постепенно уменьшают длительность явлений, которые могут 
вызвать у субъекта чувство дискомфорта.
Многие из тех результатов, о которых будет говориться ниже, были первоначально 
получены в связи с экспериментальным изучением гипнотически индуцированных 
состояний глухоты, слепоты, дальтонизма, амнезии, обезболивания и возрастной 
регрессии (под последним мы подразумеваем гипнотическую переориентацию 
нормального субъекта на предыдущий период жизни с оживлением прежних моделей 
поведения и амнезией всего, что последовало после этого возрастного уровня).
Короче говоря, эти результаты показывают, что появление одного из этих особых 
гипнотически индуцированных состояний может привести, кроме тех явлений, 
которые неизбежно возникают при них, к одной или нескольким реакциям и явлениям,
 принадлежащим к другим модальностям поведения (например, возникновение 
визуальных или мотор-. ных нарушений, когда внушается только гипнотическая 
глухота).
Эти явления будут перечислены под общим заголовком и будут приведены 
специальные примеры, чтобы проиллюстрировать совпадающие явления, которые можно 
рассматривать в связи с различными индуцированными гипнотическими явлениями.

A. Измененное визуальное поведение:


1.
Снижение визуальной деятельности с появлением затуманенного зрения и 
затруднения при чтении.

2. Сужение поля видимости.
3. Трудности в фокусировке взгляда.
4. Сниженная способность глубинного и дистанционного восприятия.
5. Субъективное направление цветовидения, то есть добавление хроматических 
ценностей к визуальным стимулам.

Б. Измененное звуковое поведение:


1.
Уменьшение остроты слуха.

2. Неточность локализации источника звука.
3. Искажения в восприятии качества звука.

B. Измененное моторное поведение:


1.
Отсутствие общей двигательной координации.

2. Определенные, особые двигательные нарушения.
3. Парез и паралич.
4. Апраксия.
5. Нарушения речи.
6. Дисметрия.
7. Окулярная фиксация, расширение зрачков и нистагмоидные движения.

Г. Другие типы измененного поведения:


1.
Обезболивание и анестезия.

2. Субъективные реакции: тошнота и головокружение.
3. Состояние беспокойства и фобические реакции с различными физиологическими 
сопутствующими явлениями.
4. Амнезия, обычно обусловленная.
5. Оживление забытых моделей поведения.
Нужно отметить, что в то время как у некоторых субъектов возникали многие 
явления, перечисленные выше, у других — только некоторые из них или ни одного, 
что зависит от типа самого эксперимента. Например, у субъекта, ставшего под 
действием гипноза глухим, могут возникнуть изменения в визуальной, двигательной 
и других формах поведения, но когда он становится дальтоником, у него возникает 
только одно или два нарушения в других областях функционирования. У другого 
субъекта, ставшего под действием гипноза дальтоником, могут возникнуть 
нарушения в двигательной системе и никаких нарушений в звуковой сфере. 
Некоторые из этих изменений в поведении предшествовали возникновению 
гипнотически внушаемого состояния; некоторые из них сопровождали возникновение 
этого преднамеренного состояния, но чаще всего они составляли часть общей 
картины после того, как установилось преднамеренное гипнотическое состояние.
Для иллюстрации приводим наиболее типичные и информативные случаи. Обычно 
вмешательство экспериментатора сводилось до минимума, а неожиданные результаты 
исследовались редко сразу же, немедленно. Для этого существуют две причины: 
ощущение, что можно узнать больше из простого наблюдения за этими произвольными 
проявлениями (которые нелегко сразу понять и осознать в достаточной степени, 
чтобы можно было проводить обширные экспериментальные исследования), и тот факт,
 что обычно в это время проводилась другая экспериментальная работа.
Один из первых примеров — это случай, когда субъект с гипнотически внушенной 
глухотой снова и снова протирал свои очки и постоянно вглядывался во что-то так,
 как будто он плохо видит. Письменный опрос показал, что он не может прочесть 
ни одного вопроса, хотя он пристально рассматривал бумагу, как бы пытаясь найти 
запись на ней, которая была сделана недостаточно четко. Наконец, он молча 
вручил ее снова экспериментатору в явном замешательстве. Ему дали книгу и 
указали параграф. Субъект начал спрашивать, нужно ли ему прочесть это, но 
оказалось, что у него возникла реакция замешательства при произношении слов. За 
этим последовало смущенное повторение его вопроса, как если бы он разговаривал 
сам с собой; при этом он спросил экспериментатора, что с ним случилось. Ему 
снова дали инструкции, с помощью пантомимы, прочесть абзац, но оказалось, что 
субъект испытывает огромные трудности. Он объяснил, что печать стерта, что 
комната тускло освещена, и задал ряд тревожных вопросов о своем голосе, так как 
он не слышал его. Осмотр его глаз показал, что зрачки у него расширены. Чтобы 
предотвратить разрушение экспериментальной ситуации, субъекта заставили 
написать крупным шрифтом что-нибудь на доске. Затем, с восстановлением у 
субъекта способности слышать, восстановилась острота его зрения, а его зрачки 
сузились до нормальных размеров.
У другого гипнотически глухого субъекта отмечена заметная потеря периферийного 
зрения, сохранено только центральное зрение. У некоторых субъектов возникала 
потеря периферийного зрения в различной степени.
У этих субъектов также появлялась окулярная фиксация. Было замечено, что один 
гипнотически глухой субъект менял свою позу — сгибал тело, наклонял голову и 
делал различные напряженные усилия при попытке прямо посмотреть на какой-либо 
предмет. Опрос показал, что когда он пытается поближе рассмотреть какой-то 
предмет, все расплывается перед глазами и качается взад-вперед, то приближаясь, 
то удаляясь от него. При осмотре глаз выявлено медленное неравномерное 
поочередное сужение и расширение его зрачков.
Другой субъект, психолог, спонтанно обнаружил, что он потерял способность 
глубинного и дистанционного восприятия; это была как раз та тема, которую он 
изучал в то время. Ему было позволено исследовать этот факт до некоторой 
степени с помощью имевшейся в наличии аппаратуры, и полученные результаты 
показали определенное ухудшение его способности определять расстояние. Такие же 
результаты были получены и у субъекта, незнакомого с психиатрией. Похожим было 
поведение субъекта, которая была очень расстроена, заметив у себя тенденцию не 
дотягиваться или перетягиваться, когда ей вручались предметы, и она очень 
извинялась за то, что оказалась такой неуклюжей. Единственное, что она смогла 
объяснить, так это то, что ее тело было «не таким, как всегда», что ее руки и 
ноги словно онемели и одеревенели и что она заметила признаки отсутствия общей 
мускульной координации и мускульной слабости. Из-за ее эмоционального 
расстройства провести обширное исследование не представлялось возможным, не 
нарушая общую экспериментальную ситуацию.
У субъекта, которого мы несколько раз и довольно успешно использовали в опытах 
с обусловленным рефлексом, мы не смогли выявить обусловленную реакцию в ответ 
на комплекс болезненных стимулов, так как у него неизбежно развивалась общая 
анестезия, когда он становился под действием гипноза глухим. У другого субъекта 
с обусловленными рефлексами также возникала и постепенно возрастала анестезия, 
когда он тоже становился под действием гипноза глухим.
Оказалось, что два субъекта, будучи гипнотически глухими, имели субъективное 
ощущение цветовидения: при этом они объясняли, что видят все с красноватым или 
голубоватым оттенком. Они подозревали, что экспериментатор тайком включает 
цветные лампочки.
Субъективные ощущения тошноты и головокружения неизбежно появлялись у одного 
субъекта, когда у нее устанавливалось состояние гипнотической глухоты. Она 
старалась логически обосновать это, объяснив, что ее голос «как бы застревает» 
в ее горле, но молчание не уменьшило ее субъективного расстройства. Кроме того, 
у нее возникли нистаглюидные движения глаз и расширение зрачков. Восстановление 
слуха немедленно исправило все эти отклонения от нормального состояния, а 
усилие устранить ее расстройство снижало у нее гипнотическую глухоту.
Другой субъект, у которого гипнотическая глухота развивалась удовлетворительно, 
не смог реагировать на команды, чтобы восстановить свой слух. Обширные 
исследования показали, что при появлении гипнотической глухоты возникает в 
данном случае сильная анестезия. Пока не была исправлена эта анестезия, он мог 
восстановить слух с помощью пробуждения из состояния транса. У других 
нескольких субъектов возникла почти одинаковая неспособность избавляться от 
индуцированных изменений в поведении, пока не будут исправлены совпадающие 
явления, пока они не будут разбужены и не придут в себя после состояния транса.
Особая ограниченная амнезия всего, что касается радио, возникала у одного 
субъекта, студента медицинского колледжа, всегда, когда он становился глухим 
под действием гипноза. Он легко улавливал звуковую вибрацию от радиоприемника, 
когда он дотрагивался до него, проявлял к нему дивное любопытство, но он не мог 
понять ничего, что ему говорилось о нем. Он рассматривал радио как какую-то 
форму «вибратора», который можно было бы использовать в психотерапии и, 
очевидно, не верил в те объяснения, которые давал ему экспериментатор. Возможно,
 что это было связано с его прошлой жизнью, когда его отец часто упрекал его за 
пренебрежение занятиями в колледже из-за чрезмерного увлечения радиоприемником. 
Восстановление слуха всегда устраняло эту амнезию.
У некоторых субъектов появилась в какой-то степени одинаковая ограниченная 
амнезия: находясь в состоянии глухоты они не могли вспомнить того, что лежало 
на поверхности их памяти и было легкодоступно для них. Один из субъектов не мог 
вспомнить в это время, как зовут одного профессора, а другой неизбежно забывал 
название одной улицы. О таких же результатах говорилось и в работе о потере 
речи в результате амнезии, вызванной действием гипноза. В обычном состоянии 
транса и во время пробуждения от транса ни у одного из субъектов не возникали 
особые реакции амнезии.
Нужно сказать, что при гипнотической глухоте чаще возникали такие явления, как 
состояние беспокойства и паники, и фобические реакции с их различными 
физиологическими сопутствующими проявлениями: повышенная частота пульса и 
дыхания, дрожь и усиленное потовыделение и т. п. Обычно эти проявления 
наблюдались у субъектов, которые обнаружили, что они не могут слышать. Они, в 
частности жаловались на неприятные ощущения, связанные с тем, что они не могут 
слышать свой собственный голос. Иногда у субъектов может появляться только 
повышенное потовыделение, дрожь или другой признак состояния напряжения, 
которое он не может объяснить и которое обычно сопровождается ощущением 
субъективного расстройства.
Время появления этих нарушений в поведении может быть очень разным. Некоторые 
субъекты получали внушения на развитие гипнотической глухоты, что неизбежно 
вызывало предварительное состояние оцепенения и неподвижности с общей 
анестезией. Когда устанавливалось состояние глухоты, эти предварительные 
проявления медленно исчезали полностью. Любая попытка предотвратить появление 
названных неприятных ощущений исключала проявление глухоты, а внушения, 
приводящие к такой неподвижности и анестезии, ускоряли возникновение глухоты. 
Один субъект сопротивлялся внушениям глухоты, пока ему сначала не внушалась 
общая амнезия. После этого можно было индуцировать глухоту. В большинстве 
случаев дополнительные нарушения в поведении оказались важной частью 
установленного состояния глухоты, и любое их нарушение могло разрушить 
гипнотическую глухоту. Эти общие результаты подтвердились и в других 
специальных гипнотических индуцированных состояниях. Короче говоря, индукция 
гипнотической глухоты у нормального субъекта может привести к появлению других 
разнообразных нарушений в поведении. Эти дополнительные проявления, должно быть,
 составляют часть процесса возникновения внушенного звукового нарушения, его 
сохранения или являются выражением дисбаланса психофизиологического 
функционирования, вызванного индуцированным звуковым нарушением.
При изучении гипнотической слепоты, дальтонизма, амнезии, обезболивания, 
анестезии, возрастной регрессии и постгипнотического поведения совпадающие 
явления в зависимости от точного характера выполняемой экспериментальной работы 
оказались в основном похожи на явления, возникающие в связи с гипнотической 
глухотой. Следовательно, о них нельзя сказать ничего нового. Наоборот, следует 
обратить особое внимание на те примеры явлений, которые были найдены, в 
частности, в этих особых гипнотических состояниях.
При гипнотической слепоте совпадающие явления могут быть ограничены реакциями 
страха с соответствующими физиологическими сопутствующими признаками. Однако у 
одного субъекта возникло определенное уменьшение остроты слуха, у другого — 
заметное увеличение мускульного тонуса с субъективным ощущением оцепенения и 
онемения, в то время как у третьего появилось обширное обезболивание 
(анестезия) рук и ног, которое сохранилось в течение всего визуального 
нарушения. На одном из сеансов оказалось, что гипнотическая слепота не могла 
быть индуцирована как кульминационная характеристика индуцированного острого 
всепоглощающего истерического состояния. В общем, чувство беспомощности, 
которое испытывают эти субъекты, и их тенденции к испугу от того положения, в 
котором они оказались, затруднили дальнейшие экспериментальные действия.
Гипнотический дальтонизм, как и гипнотическая глухота, вызывал самые 
разнообразные и, нужно сказать, неожиданные нарушения в поведении. Среди этих 
нарушений чаще всего наблюдались эмоциональные реакции заметного расстройства, 
сопровождаемые повышенной частотой пульса и дыхания, дрожью и чрезмерным 
потовыделением. Они могут брать начало из чувств дезориентации и замешательства,
 вызванных изменениями в экспериментальной обстановке, в результате визуального 
нарушения. Один субъект был серьезно расстроен своей неспособностью признать 
свое платье как свое собственное. Уверения и слова утешения, произнесенные 
экспериментатором, помогли устранить в большей мере эти проявления.
В сфере звукового поведения у двух субъектов, которым был индуцирован 
дальтонизм, исчезла способность правильно определять источник звука; они 
произвольно сообщали о своем субъективном ощущении, что голос экспериментатора 
исходит не от него самого и что его голос заметно изменился по своей 
тональности. Было замечено, что они оба поворачивали голову и прислушивались в 
неверном направлении в ответ на неожиданные звуки и не могли узнать и 
идентифицировать звуки, знакомые им. Один субъект особенно заинтересовался 
измененным характером звуков. Она (это была женщина) периодически прерывала 
свое исследование и требовала заверений в том, что экспериментатор полностью 
контролирует создавшуюся ситуацию. Хронометр в ее описании тикал необычным, 
«полузадушенным» звуком, а постукивание карандашом давало «глухой низкий звук». 
Знакомый скрип дверных петель чрезвычайно неприятен ей, так как напоминал 
визжание, хотя в обычном состоянии транса или пробуждении она не реагировала 
особо болезненно на этот звук.
Одним из особых наблюдений в связи с гипнотическим дальтонизмом было 
неожиданное обнаружение двух случаев анестезии, о первом из которых вкратце 
говорилось при изучении гипнотического дальтонизма. Этот случай был отмечен 
потерей восприятия значения слова «три» и его соответствующего числового 
значения при появлении дальтонизма на красный цвет. Восстановление цветовидения 
также восстанавливало прежде утраченные значения восприятия. Вторым примером 
является ассоциация красного цвета с цифрой 7. Цветослепота в результате 
приводила к неузнаванию этого числа, хотя субъекты признавали его существование,
 но действительной потери значений восприятия здесь не происходило. Субъект не 
мог объяснить, каким образом изменилась цифра 7. Кроме того, оказалось, что у 
субъекта возникала ситуация, при которой некоторые звуки всегда несли с собой 
значение красного цвета. При индукции дальтонизма эти звуки теряли свои 
свойства теплоты и знакомства; в некоторых случаях она не могла узнавать их, 
особенно в связи с музыкой. Пластинка, которую проигрывали, по ее словам, имела 
«невероятное число ошибок», и она удивлялась, как можно было вообще сделать 
такую запись. Когда эти два субъекта под действием гипноза потеряли слух, их 
числовые восприятия сохраняли свою хроматическую ассоциацию.
В связи с постгипнотическим поведением и амнезией обычно появлялась головная 
боль, когда субъекту давали неприятное постгипнотическое задание или просили 
выявить амнезию. Одним из примеров является случай со студентом медицинского 
колледжа, который, имея прошлый опыт в качестве субъекта, добровольно вызвался 
помочь экспериментатору на учебном сеансе. Никаких неожиданных проявлений не 
было до тех пор, пока он не получил внушение развить амнезию относительно всех 
гипнотических сеансов, включая и последний, и проснуться с твердым убеждением, 
что его никогда не гипнотизировали и что, по всей вероятности, его и нельзя 
загипнотизировать. Субъект правильно выполнил свою задачу, но вскоре у него 
возникла сильнейшая головная боль, которая легко снималась после того, как ему 
разрешили восстановить свою память. Позже он объяснил, что ему очень не 
нравится, когда ему внушают амнезию относительно его гипнотического поведения в 
прошлом, и что он чувствует, как эта неприязнь вызывает у него головную боль.
У других субъектов, у которых нельзя было легко вызвать гипнотическую амнезию, 
опыт показал, что способ внушения того, чтобы они забывали какое-то неприятное 
событие, действие (к внушению которого добавляется важная качественная 
характеристика «хотя это и вызовет у вас головную боль»), часто дает 
возможность выявить у субъекта дополнительную амнезию, которая ранее была 
невозможна, и без возникновения соответствующей головной боли. Некоторые 
субъекты реагируют на амнезию спонтанным возникновением головной боли; у других 
появляется особая анестезия при индуцировании амнезических состояний даже 
ограниченного характера. У одного субъекта, которому была дана команда на 
амнезию относительно определенного опыта транса, возникла постоянная анестезия 
в руках. Это было обнаружено, когда она пыталась написать что-то. Коррекция ее 
амнезии дала ей возможность писать. Однако эта анестезия руки возникла только 
тогда, когда ей была дана команда забыть отдельные события, и не сопровождалась 
спонтанной общей амнезией.
Две женщины-субъекта, которым была внушена фобия к кошкам, проявляли изменения 
в обонянии. Одна из них стала сверхчувствительной к неприятным запахам, а 
другая чрезмерно интересовалась приятными запахами, пока не снималась внушенная 
фобия (страх, боязнь). Однако внушенная чувствительность обоняния не привела к 
фобическим реакциям.
Другой объект, которому была внушена общая дезориентация места и времени, 
развил очень явный дефект речи и заикания, хотя в прошлом никогда не страдал от 
заикания. Несколько месяцев спустя, в другой обстановке, тому же субъекту была 
дана команда, чтобы он в равной степени был уверен, что одно определенное 
событие, которое произошло только один раз, произошло в два различных дня, и 
защищал это положение весьма категорически. У него снова появилось сильное 
заикание, и, кроме того, он полностью дезориентировался во времени, месте и 
относительно любого человека, кроме гипнотизера. В другом случае его попросили 
забыть, что один из его друзей сидел на каком-то определенном стуле, и уверили 
в том, что его друг занял совершенно другое место. Субъект ответил на это 
внушение сначала сильным заиканием. Но вскоре оно исчезло, и вместо него 
появилась амнезия относительно идентичности его приятеля. Потом ему дали книгу 
для чтения вслух, и после того, как он прочел вслух отрывок из нее, ему было 
сказано, что он будет заикаться на следующих параграфах. Заикание в результате 
привело к восстановлению идентичности друга.
В связи с гипнотической возрастной регрессией два субъекта, о которых уже 
говорилось в другой статье, когда их переориентировали к периоду жизни, который 
предшествовал появлению нетерпимости к некоторым видам пищи, смогли с 
наслаждением есть пищу, которая была неприемлемой для них в обычных условиях.
Нескольким взрослым субъектам, когда им была внушена регрессия к уровню раннего 
детского возраста, проявляли заметные изменения в их двигательном поведении. 
Два других таких субъекта писали свободно и легко с наклоном вправо без ошибок, 
хотя после специальных вопросов было обнаружено, что они изменили свой почерк с 
наклоном влево уже 15 и 10 лет назад. Другой субъект, который обычно писал с 
наклоном вправо, в состоянии возрастной регрессии писал с правильным наклоном. 
Опрос показал, что это изменение в почерке произошло в период полового 
созревания. Попытки в состоянии обычного транса и пробуждения закрепить 
дублирование этих моделей писания раннего возраста привело в лучшем случае 
только к аппроксимации этих моделей с большим количеством ошибок.
Короче говоря, приведенные выше примеры показывают: гипнотическая индукция 
нарушений в любой выбранной модальности поведения, вероятнее всего, должна 
сопровождаться нарушениями в других модальностях. Они во многом различны по 
своему характеру и в их связи с первичными индуцированными нарушениями в 
поведении.

Описание одного из сеансов

Субъект — интерн медицинского колледжа, который страдал сильной близорукостью. 
Когда он был вынужден что-то делать без очков, у него возникали сильные 
головные боли. После первого гипнотического транса оказалось, что он получил 
свою первую пару очков в возрасте 10 лет по рекомендации школьного врача, 
потому что у него были сильные головные боли из-за того, что ему приходилось 
напрягать свое зрение. Первый рецепт на очки был заменен на другой рецепт на 
менее сильные очки, когда ему было 14 лет, и он их все еще носил. К счастью, 
его мать сохранила его первые очки.
В целях демонстрации перед группой этого субъекта сильно загипнотизировали, а 
потом переориентировали на возраст восьми лет и разбудили в этом состоянии 
регрессии.
Сразу же при погружении он снял очки, отказываясь наотрез надеть их снова. 
Когда его начали уговаривать надеть очки, он стал жаловаться, что они портят 
ему глаза. Вскоре он стал возмущаться, потому что, как он объяснил, из-за них У 
него болит голова и он плохо видит. Поэтому ему разрешили снять очки. Затем он 
заинтересовался целым рядом заданий, выполнение которых потребовало от него 
напрячь зрение; такими заданиями были чтение книги, которую держали довольно на 
большом расстоянии, продевание нитки в иголку и т. п. Он легко выполнял это в 
течение целого часа без субъективных жалоб. Потом он был немедленно 
переориентирован на текущий возраст, и его разбудили. Оказалось, что у него нет 
никакого субъективного чувства дискомфорта. В качестве контрольной меры ему 
предложили выполнить такие же задания в обычном состоянии пробуждения без 
очков; и каждый раз у него возникала сильная головная боль, которая длилась 
почти полчаса.
Погружения в состояние транса в течение нескольких недель показали, что 
гипнотическая регрессия этого субъекта к различным возрастным уровням дает 
следующие результаты:
1. На уровне 8 и 9 лет:
а) отказ носить обе пары очков и жалобы на то, что они причиняют боль его 
глазам;
б) никаких субъективных симптомов напряжения зрения;
в) отсутствие головных болей в возрасте восьми лет, но признание о наличии 
таковых на десятилетнем уровне;
г) "никаких субъективных симптомов пробуждения на этих возрастных уровнях после 
напряжения зрения.
2. На уровне 10 и 13 лет:
а) готовность носить первую пару очков и отказ от второй пары;
б) быстрое появление головных болей, когда ему внушают обходиться без очков;
в) жалоба на головную боль, когда ему внушают, чтобы он носил вторую пару 
очков;
г) сохранение головных болей, когда его разбудили из состояния транса после 
напряжения зрения;
д) исчезновение головных болей, когда ему внушается регрессия к любому 
предыдущему возрастному уровню после напряжения зрения;
е) невозможность вновь вызвать головную боль при переориентации на более ранний 
возраст с последующей переориентацией снова на тот возрастной уровень, при 
котором возникла головная боль до тех пор, пока не были приняты меры указать 
точную дату. 3. В возрасте 14 лет и дальше:
а) согласие носить первую пару очков, но субъективные жалобы, когда ему 
внушалось носить их больше часа. Готовность носить вторые очки без субъективных 
жалоб;
б) появление головных болей при напряжении зрения;
в) сохранение этих головных болей, когда он пробуждается из состояния транса 
после такого напряжения зрения;
г) исчезновение головной боли сразу же при регрессии к более раннему возрасту 
путем последующей переориентации снова на возрастной уровень, в котором 
возникали головные боли, пока не была указана точная дата.
Контрольные тесты, проведенные в обычном состоянии транса и пробуждения, 
показали, что субъект не может отказаться от очков, которые он носит в 
настоящий момент, или носить первые очки без того, чтобы у него не появились 
головные боли.
Когда субъекту сообщили о результатах экспериментов, он засомневался в их 
истинности. Он попросил, чтобы были повторены различные процедуры, чтобы его 
приятель, тоже интерн медицинского колледжа, выступил в качестве наблюдателя, 
чтобы тот мог подтвердить, что он может обходиться без очков и при этом у него 
не появляется головная боль, когда он переориентируется на более ранний возраст.
 Результаты повторных экспериментов подтвердили предыдущие результаты. Субъект 
был сильно заинтересован доказательствами того, что в определенном 
психологическом состоянии он может обходиться без очков. После этого он 
предпринял ряд безуспешных попыток по своей собственной инициативе добиться 
таких же результатов в состоянии пробуждения.
Эти результаты похожи на те результаты, которые были описаны ранее в связи с 
очевидным появлением бессознательного состояния во время оживления в памяти 
амнестического травматического состояния, и в повторных сеансах, когда 
наблюдалось, что приобретенная нетерпимость к определенным видам пищи и 
фобические реакции не возникали у субъектов, которым была внушена регрессия к 
тому периоду жизни, когда этих проявлений еще не было.
Описание этого случая показывает, что, в противоположность действительному, 
существующему на данный момент физическому состоянию субъекта, возникла 
положительная и заметная корреляция между ношением и неношением очков и 
появлением головных болей в соответствии с прошлым (по хронологии) физическим 
состоянием и опытом.

Заключение

Эти результаты представляют собой экспериментальную демонстрацию неожиданных и 
нереализованных связей, которые существуют между различными модальностями 
поведения и понимание которых очень важно, чтобы эффективно заниматься 
комплексной симптомологией психопатологических состояний. В частности, эти 
результаты показывают, что психопатологические проявления необязательно должны 
выражать комбинированные или комплексные нарушения в одной-единственной 
модальности, они могут быть фактически выражены в нескольких других сферах 
поведения как несвязанные (на первый взгляд) совпадающие нарушения. 
Следовательно, различные на вид симптомы могут быть не чем иным, как различными 
аспектами одного явления, для которого было бы верным пренебречь модальностью 
поведения. Раз у гипнотически глухого субъекта возникают как часть его 
состояния глухоты дополнительные сенсорные или двигательные изменения, то 
психопатологические явления с несколькими модальностями поведения фактически 
представляют собой результат только одного нарушения и только в одной 
модальности поведения. Таким образом, задача терапии различных 
психопатологических состояний может зависеть, прежде всего, от способа, на 
первый взгляд не связанного с действительной проблемой, так, например, 
гипнотическая глухота лучше всего достигается в том случае, если сначала 
индуцировать анестезию.
Эти экспериментальные результаты дают основание предположить, что 
психопатологические явления нельзя понимать только в значениях модальности их 
выражения и проявления, что их понимание нужно рассматривать в значениях их 
фундаментальных связей в зависимости друг от друга.



Способности субъекта под гипнозом

Экспериментальное изучение невосприимчивости глубоко загипнотизированных 
субъектов к обычно эффективным стимулам представляет довольно сложную проблему. 
Необходимое понимание субъектом того, что он должен или не должен делать в 
таких экспериментах, поднимает очень важные вопросы: в какой степени 
экспериментальные результаты отражают действительные экспериментальные процессы,
 происходящие в субъекте? В какой степени они отражают взаимодействие субъекта 
с гипнотизером при выявлении поведения, необходимого для выполнения 
определенной задачи?
Таким образом, сотрудничающий с гипнотизером субъект, который принимает 
гипнотическую задачу, не сознавая присутствия третьего лица, может, вероятно, 
действительно не замечать этого третьего или, несмотря на понимание, вести себя 
так, как будто он не заметил его. В первом примере его поведение, по-видимому, 
нельзя назвать ответным; во втором оно характеризуется успешно запрещенными 
реакциями.
Рассмотрим несколько примеров, иллюстрирующих различные вопросы, имеющие важное 
значение для понимания темы.
Так вот человек, увлекшись чтением, думает, будто он один в комнате. Легкое 
прикосновение — стимул — может восприниматься им как зуд, и он отвечает 
почесыванием. А может, это муха? Он сознает внешний характер стимула, но 
неправильно реагирует на него. Лишь настойчивое стимулирование приведет к 
другому типу реакции. Осознание присутствия человека вызовет замешательство или 
испуг — их можно считать внешней кульминацией испытанного процесса развития 
такого сознания.
Второй пример. Уставшая мать спит, несмотря на шум в комнате. Но достаточно 
вскрика ребенка — и она проснулась.
Несмотря на невосприимчивость других стимулов, важный для нее стимул она не 
проспит.
Третий пример — это способность рабочих джутовой фабрики и рабочих, 
обслуживающих котельные установки, разговаривать друг с другом в относительно 
спокойном тоне, не повышая голоса, несмотря на шум в помещении. Новичок в такой 
обстановке не может часто услышать даже громких криков. Постепенно можно 
научиться не обращать внимания на шум и разговаривать, не напрягая голоса.
Сложность и комплексность этих примеров представляют серьезные препятствия для 
исследовательской работы; любое понимание субъектом экспериментального подхода 
к такому поведению полностью изменяет для него ситуацию и препятствует 
получению надежных и информативных результатов. Нельзя определить, как поведет 
себя субъект, когда он ошибочно будет считать, что он один, а также в том 
случае, если субъект знает, что ошибается. Нельзя также удовлетворительно 
проверить, заниженные пороги восприятия субъектом некоторых стимулов как 
таковых, если он знает, что его будут проверять на восприимчивость к этим 
особым стимулам. Аксиомой является тот факт, что субъект в экспериментальной 
обстановке, в которой он знает, что от него ждут, стремится вести себя в 
соответствии с экспериментальными требованиями, так что любые открытия будут 
результатом как экспериментальной процедуры, так и готовности субъекта дать 
такие результаты.
Отсюда следует, что натуралистический подход предпочтительнее открытого 
лабораторного при изучении различных психологических явлений. В частности, при 
гипнотических явлениях, когда готовность субъекта вести себя определенным 
образом может дать такие же внешние объективные данные, как действительные 
практические процессы поведения. Поэтому натуралистический способ наиболее 
полезен, когда введение экспериментальных методов или любое понимание, что 
поведение систематически изучается, приводит субъекта к взаимодействию с целью 
получения «научных результатов», которые, по-видимому, нужны.
Ниже приведены процедуры и результаты, полученные при исследовании 
гипнотических явлений, часто категорически называемых «выборочная сенсорная 
анестезия». Но такой описательный термин не всегда можно применить, как 
правильно заметил один субъект, «вопрос состоит не в том, чтобы не осознавать 
стимулы, а, скорее, обратить все внимание на некоторые стимулы или на некоторые 
аспекты комплекса стимулов, исключая другие стимулы».
Исследовательская процедура представляла собой сочетание натуралистического и 
прямого экспериментального способов, выполняемых в неформальной социальной 
обстановке. Если же говорить о субъекте, преследуемые цели были для него 
понятны и очевидны только с социальной точки зрения. Субъект не знал, что 
очевидные цели являются только вторичными относительно действительных 
экспериментальных целей. Во втором сообщении экспериментатор сам не понимал, 
как происходит второе выявление поведения до тех пор, пока результаты не 
показали этот факт, после чего произошло простое применение спонтанных явлений.
В обоих примерах целью эксперимента была гипнотическая способность субъекта 
становиться невосприимчивым на визуальном и аудиальном уровнях к присутствию 
выборочных лиц на общественном собрании. В первом случае субъекту были даны 
полные инструкции не воспринимать одного определенного человека. После того как 
эти внушения были повторены нужное число раз и прошло достаточно времени, в них 
намеренно включили и второго человека. Что касается субъекта, то он должен был 
продемонстрировать перед собравшимися свою восприимчивость к присутствию этих 
двух людей. Однако действительная цель эксперимента — сопоставить его поведение 
при реакции на присутствие каждого из этих двух человек и определить, играет ли 
сам элемент времени значительную роль в эффективности, с которой он выполнил 
свою задачу.
Во втором случае первоначальная цель состояла просто в демонстрации в 
социальной обстановке сомнамбулического поведения. Однако случайный инцидент 
так изменил всю ситуацию, что в противоположность всем внушениям состоялась 
неожиданная демонстрация «выборочной глухоты» и «выборочной слепоты».
Серьезное непонимание, часто встречаемое даже среди тех, кто имеет обширный 
опыт, состоит в том, что гипноз каким-то неопределенным образом лишает субъекта 
его естественных наклонностей к восприимчивому, самовыраженному и агрессивному 
поведению и ограничивает его ролью чисто пассивного и послушного инструмента в 
руках гипнотизера.
Тот факт, что послушание и пассивность можно легко использовать для индукции 
процессов поведения, которые в результате приводят к состоянию транса, не 
означает, что они представляют собой основные критерии самого состояния транса. 
Тут, скорее, нужно учесть тот факт, что общее стремление гипнотического 
субъекта быть послушным просто выражает внушаемость гипнотического субъекта и, 
следовательно, является прямым следствием внушений, использованных для индукции 
гипноза, а не функцией гипнотического состояния.
Часто ошибочно делается предположение, что гипнотический субъект должен 
показывать то же пассивное послушание, находясь в состоянии транса, которое он 
демонстрировал в процессе вхождения в состояние транса. Тот факт, что 
психологическое состояние понимания у субъекта, находящегося под гипнозом, 
изменяется, не представляет логического барьера любой форме поведения 
самовыражения в пределах общих основных рамок поведения: кроме своих обычных 
способностей субъект зачастую демонстрирует поведение, невозможное в обычных 
условиях.
В описанных ниже экспериментах субъекты под гипнозом ведут себя в соответствии 
с их естественными способностями. Это было выполнено с помощью процедуры 
обучения, сначала загипнотизировав их очень глубоко путем длительного метода, 
который не требовал немедленного получения результатов. Потом были составлены 
ситуации, в которых у субъектов было много времени и много возможностей 
раскрыть и развить свои способности, чтобы ответить на требования, 
предъявляемые к ним, с незначительным гипнотическим вмешательством. После 
такого предварительного обучения под гипнозом были проведены с относительной 
легкостью следующие эксперименты.

Эксперимент I

Во время сеанса демонстрации гипнотических явлений перед группой 
медиков-профессионалов гипнотизеру частным образом был задан вопрос об 
«отрицательных галлюцинациях» (неспособность воспринимать действительные 
стимулы), и было решено провести эксперимент для этой группы в форме простой 
демонстрации.
Субъект был глубоко загипнотизирован, и было индуцировано сомнамбулическое 
состояние. Она (это была женщина) получила команду тщательно оглядеть помещение 
и полностью осознать присутствие всех членов. После того как она внимательно 
рассмотрела всех и каждого и назвала их по именам, ей сказали, что вскоре она 
обнаружит, что д-р А. вышел. Подчеркнули при этом: вскоре она поймет, как она 
ошибалась, считая, будто А. присутствует здесь. Ей сказали, что она узнает, что 
А. первоначально собирался присутствовать на этом сеансе, но не смог приехать. 
Этот факт, как ей объяснили, и послужил причиной ее первоначального впечатления,
 что он присутствует в комнате. Эти инструкции систематически повторялись в 
различных формах, усиливая и подчеркивая ее полное понимание, что А. здесь не 
было и, по всей вероятности, он не может оказаться здесь.
Между тем А. спокойно встал и так же спокойно отступил на задний план, где он и 
оставался вне видимости субъекта.
Когда оказалось, что субъект полностью понял внушения, ее отвлекли выполнением 
заданий, потребовавших всего ее внимания приблизительно на 20 минут. Потом ей 
осторожно напомнили о том, что А., вероятно, не сможет прибыть сюда вообще. 
Когда она кивнула головой в знак согласия, была повторена первоначальная серия 
внушений, на этот раз в связи с д-ром В. Когда у нее полностью запечатлелась и 
вторая серия внушений, ей снова дали ряд заданий, поглотивших ее внимание на 
две-три минуты, а в это время д-р В., как и д-р А., тоже скрылся за спинами 
сидящих в помещении. Потом повторили осторожно напоминание в связи с В., прежде 
сделанное относительно А. Приблизительно прошло 25 и 5 минут с момента дачи 
внушений, касающихся д-ра А. и д-ра В.
Тогда внимание субъекта было обращено на группу медиков, ее попросили назвать 
присутствующих по именам. Это она легко выполнила, пропустив А. и В. Тогда 
группе сказали, чтобы они не согласились с ее заявлениями и указали на пропуск 
двух джентльменов.
Очень быстро стало очевидным, что есть заметная разница поведения относительно 
А. и В. Она явно полностью не сознавала присутствия А., полностью и свободно 
приняв ошибочное объяснение, которое ей было дано, и не подавала никаких 
признаков того, что его отсутствие представляется спорным. Во всяком случае не 
проявила никакого восприятия его присутствия.
Что касается доктора В., то ее поведение было совершенно другим. Она старалась 
избегать его, запиналась и смущалась ситуации, хотя и упорно отстаивала, что 
д-ра В. здесь нет. Тогда ей велели посмотреть в направлении В., она явно 
старалась глядеть в сторону и медленно оглядывать комнату, пропуская В., чего 
нельзя было сказать в отношении А.
По сигналу А. и В. присоединились к общему разговору. Группа не заметила у 
субъекта никакой реакции на голос д-ра А. На голос д-ра В. замечены частичные 
реакции, такие, например, как легкий несмелый поворот головы. Смущенные взгляды,
 спонтанное заявление, что она считает, что слышит, как кто-то разговаривает, и 
что она чувствует себя как-то неловко, как будто здесь было что-то неприятное. 
Она успешно сопротивлялась всем попыткам присутствующих опровергнуть ее 
убеждение, что д-ра В. не было здесь; но ее поведение показало, что 
сопротивление выявляет осознание и запрет на реакции.
В связи с д-ром А. у нее даже не было необходимости сопротивляться, так как, по 
ее мнению, его просто здесь не было. Здесь не было ни реакции, ни необходимости 
запрещать реакции.
После 10 минут таких исследований субъекта снова отвлекли различными заданиями 
на 15–20 минут. Потом присутствующих попросили провести исследование 
сложившейся обстановки.
На этот раз в ее поведении не было замечено никакой разницы относительно А. и В.
 Насколько это можно было определить, она никак не реагировала на их 
присутствие. Она не старалась избегать их взглядов, не было ни неуверенности, 
ни признаков умственного напряжения. Она охотно вспомнила предыдущие вопросы и 
рассказала, что тогда у нее возникло какое-то неопределенное ощущение, что д-р 
В. приехал, а она его не заметила. Это чувство причиняло ей неудобство и 
вызывало неуверенность в ответах. Она также вспомнила, что она тогда подумала, 
что слышит его голос, но приписала этот факт общему состоянию замешательства, 
вызванного ее убеждением, что его здесь нет, и ощущением, что, возможно, он 
здесь где-то, но она его не видит.
Когда А. и В. тоже присоединились к опросу и дискуссии, у субъекта не возникло 
ни одной из предшествующих частичных реакций на голос В. Она вела себя так, как 
будто их здесь не было.
По знаку А. и В. подняли ее руку, потом пожали ее руку, как бы в знак 
приветствия. Она это сразу же осознала и взглянула на свою руку с выражением 
изумления и интереса. Когда присутствующие стали спрашивать ее об этом, она 
объяснила просто и честно, что, по всей вероятности, ей был дан какой-то 
постгипнотический код, который заставил ее бессознательно реагировать таким 
образом, как если бы она здоровалась с кем-то за руку. Она была только не 
уверена в том, действительно ли двигалась ее рука или это была просто 
галлюцинация.
Вскоре А. и В. снова пожали ей руку. Потом она объяснила, что это было чисто 
моторное и визуальное впечатление, а осязательные ощущения были просто 
галлюцинацией, так как никто не касался ее руки. Отвечая на вопросы из 
аудитории, она, казалось, не замечала там д-ров А. и В., а как бы глядела 
сквозь них. Вопросы, заданные ей присутствующими, дали ей понять, что мой кивок 
головой, который фактически был знаком д-рам А. и В., был сигналом ей пройти 
какое-то запланированное гипнотическое испытание, которое, как она поняла, 
представляло собой галлюцинирование того, что она кому-то пожимает руку. В 
связи с этим пунктом следует упомянуть о результатах, полученных при работе с 
другими субъектами. Субъект, которому была дана инструкция четко запомнить, что 
один из присутствующих сидит на определенном месте, продолжал видеть этого 
человека на указанном стуле, несмотря на то, что тот несколько раз менял свое 
место в помещении. Однако субъект легко определял изменение в направлении его 
голоса, что было следствием изменения его местопребывания. Субъект реагировал 
на это, внимательно и пристально разглядывая указанный стул и источник звука 
попеременно. Возможно несколько вариантов. Субъект может рационализировать 
измененное расположение голоса как необъяснимое явление, может заметить 
человека на месте и заменить образом в памяти действительного человека. Или 
вариант, когда субъект может обнаружить перемену места и обратит внимание 
гипнотизера на это, чтобы дали ему новую инструкцию. В практике не столь уж 
редки случаи, когда субъект обнаруживает одного и того же человека сидящим на 
двух различных стульях и местах и начинает путаться, где же находится реальный 
человек. У субъектов, знакомых с психиатрией или психологией, этот факт очень 
интересен для наблюдения. Обычная процедура, которой следует субъект, — это 
предположить про себя, что это лицо делает какие-то перемещения, выполняет 
какие-то действия. Визуальный образ делает что-либо, а реальный человек — нет. 
Иногда субъект просто видит две фигуры, одна из которых затуманена и временами 
исчезает из поля зрения, и эта фигура приобретает для него значение визуального 
образа.
Вернемся к нашему субъекту. Ей была дана команда выполнить вслух несколько 
простых арифметических действий сложения, числа предлагались присутствующими из 
аудитории. После выполнения нескольких таких задач, которые давались ей в 
быстром темпе, неожиданно назвали числа д-ров А. и В. в отдельности. На это она 
не дала никакого ответа. Никакой реакции и замешательства мы не заметили в том 
случае, когда А. и В. стали задавать ей вопросы вместе с другими. Очевидно, она 
не слышала голоса и того и другого.
Затем ей сообщили, что был телефонный звонок и д-р А. и д-р В. прибудут сюда 
через 5 минут. Ее внимание было обращено на часы. Приблизительно через 5 минут 
было замечено, что она повернулась по направлению к двери в ожидании, что 
кто-то войдет в комнату. Когда экспериментатор подошел ближе, чтобы рассмотреть 
ее зрачки, то заметил, что она явно наблюдает за галлюцинаторными фигурами, 
входящими в комнату и занимающими свободные места. Она пристально наблюдала за 
процессом того, как одна из этих воображаемых фигур выбрала место, где 
фактически сидел А., а другая — место, где сидел В. Она вежливо их 
приветствовала, а потом внимательно наблюдала за тем, как эти фигуры 
усаживаются на свои места. Вот тогда для нее они стали действительно 
присутствовать на сеансе.
Приблизительно 50 человек, большая часть которых была свидетелями этого типа 
поведения, попросили продублировать это подробно или выполнить действие, 
которое было похоже на этот акт. Одна из простых процедур состоит в следующем: 
негипнотизированный субъект получил инструкции вести себя так, как будто 
выбранный третий человек, фактически присутствующий, отсутствует. После того 
как он поверит в то, что он может притвориться, ему дается команда 
галлюцинировать или фантазировать, как он вешает портрет этого человека на 
стену. Негипнотизированный субъект проходит через умственный процесс того, как 
он вешает этот нафантазированный портрет на стену на достаточно большом 
расстоянии от этого третьего человека. Существует определенное стремление 
избегать этот реальный объект в своем поведении.
Загипнотизированный субъект, которому дается такое же задание, вешает 
воображаемый портрет на стену в непосредственной близости от человека, который, 
по его мнению, отсутствует, и не обращает внимания на соблюдение нужного 
расстояния. Обычно загипнотизированный субъект признает, что портрет должен 
висеть где-нибудь еще: учитывая соответствующую обстановку, он объясняет, что 
по какой-то причине ему кажется, что лучше разместить портрет там, где он его 
повесил (фактически в непосредственной близости от якобы отсутствующего 
человека). Таким образом, в отличие от негипнотизированного субъекта, 
происходит применение реального объекта, а не реакция устранения, избегания.
Затем субъекта, находящегося под гипнозом, спросили о ее впечатлениях, которые 
она получила во время сеанса. Она объяснила, что сначала она была убеждена, что 
д-р А. присутствует. За этим последовало состояние умственного замешательства и 
неопределенности относительно его присутствия. Вскоре ее смущение и 
замешательство кончились тем, что она поняла, что А. здесь не было и что она 
только ждала, что он должен был появиться. В то время как возникали эти мысли, 
она вдруг вспомнила, что она назвала именем А. кого-то другого из 
присутствующих, и это вызвало у нее желание, чтобы экспериментатор возобновил 
свой эксперимент, каковы бы ни были его планы.
Когда ей были даны внушения относительно В., сначала возникла та же цепочка 
событий, но, когда она еще была в замешательстве и в состоянии неуверенности, 
присутствующие начали задавать ей вопросы.
Это увеличило ее замешательство и чувство неуверенности, у нее возникла тревога 
— факт, который она пыталась скрыть от окружающих. Она не понимала вопросы, 
которые ей задавали относительно А. Эти вопросы казались неуместными и 
безосновательными, ведь она была уверена — никто не догадался о предыдущей 
ошибке.
После выступления ее попросили прочесть вслух какой-то отрывок из книги; 
усилилось общее замешательство относительно В., ведь возникло смутное 
впечатление, будто она слышала его голос, теперь она была в полной 
растерянности и не могла понять, какую цель преследовали присутствующие, 
продолжая задавать ей вопросы; до тех пор пока не произошло «галлюцинаторное» 
рукопожатие, она не понимала, что возникла гипнотическая ситуация. Как только 
она осознала это, у нее появился легкий пассивный интерес к ситуации, и она 
пыталась удовлетворить все требования, предъявленные к ней, насколько это было 
возможно; пришедшее к ней понимание полностью объяснило ее предыдущее состояние 
замешательства.
Экспериментатор не пытался исправить это недоразумение относительно всей 
ситуации.

Заключение

1. Глубоко загипнотизированному субъекту в сомнамбулическом трансе была дана 
команда не осознавать присутствия выбранного определенного человека.
2. Затем 20 минут отведено на «умственную» установку, чтобы произошли нейро- и 
психофизиологические процессы, необходимые для такого состояния незнания.
3. Дана команда, как и раньше, не осознавать присутствия второго человека.
4. Затем прошел период времени, слишком короткий для возникновения нужного 
умственного состояния.
5. Проведен ряд тестов на реакции в помещении в связи с выбранными лицами.
6. У субъекта не возникло никаких реакций на первого человека, но относительно 
второго человека у нее появилось несколько частичных реакций, и она явно 
старалась избегать встречаться с ним взглядом, смотреть на него.
7. Был дан достаточный период времени для возникновения «умственного» настроя 
относительно второго человека.
8. Тестирование показало, что субъект не реагирует на оба лица и не осознает их 
присутствия на визуальном и звуковом уровнях в различной степени.
9. Осязательное стимулирование, выполненное этими двумя лицами, было понято 
неправильно, т. е. как галлюцинаторные ощущения, берущие начало, возможно, в 
постгипнотических кодах.
10. Субъект галлюцинировал прибытие двух выбранных персон и восстановил контакт 
с ними
11. Последующий опрос субъекта под гипнозом показал сохранение понимания всей 
ситуации не в соответствии с действительными фактами, а в полном соответствии с 
гипнотическими внушениями.

Эксперимент II

В кабинете экспериментатора, в присутствии группы его коллег, был глубоко 
загипнотизирован хорошо тренированный субъект, и ему была дана команда развить 
сомнамбулическое состояние. Ему сказали: при возникновении сомнамбулического 
состояния установить полный контакт с группой и во всех деталях своего 
поведения действовать так, как будто он находится в состоянии бодрствования. 
Своим поведением, разговором и участием в деятельности группы он должен убедить 
всех, что совсем не спит и не находится в гипнотическом трансе. Однако когда 
его прямо спросят, находится ли он в состоянии транса или нет, он должен 
отвечать сразу же и честно.
После того как эти внушения были повторены несколько раз, чтобы у него возникло 
полное понимание, и после 20 минут глубокого сна, чтобы возник «умственный 
настрой», достаточный для их выполнения, ему приказали продолжить выполнение 
своей задачи.
Субъект ответил на это тем, что поднял голову, зевнул, потянулся и заметил, что 
ему хочется спать; очевидно, ему не мешало быть немного поживей.
Этот субъект был очень приятным человеком, умел хорошо говорить, был открытым и 
откровенным, обладал живым умом и высоким интеллектом. Сразу же один из 
присутствующих задал ему вопрос, спал ли он, на что он ответил: «Да, я очень 
долго и крепко спал в состоянии транса, но вам никогда не удастся обнаружить 
это. Наоборот, вам предстоит трудная задача — убедиться, что я сплю, но, если 
вы хотите, вы спросите у д-ра Эриксона или у меня, мы оба скажем вам правду, 
которая заключается в том, что я нахожусь в гипнотическом состоянии. Вы хотите 
поговорить со мной и обнаружить, как загипнотизированный субъект может говорить 
и действовать даже тогда, когда он спит?».
Почти в течение часа присутствующие задавали вопросы, а он отвечал на них. 
Диапазон беседы был очень широк. Обсуждались книги, субъект даже привлек к 
беседе машинистку, работавшую в кабинете, слышались шутки, и субъект снова и 
снова демонстрировал свою открытость и откликался на все, происходящее в 
кабинете. Тем не менее на каждый прямой вопрос о его состоянии субъект отвечал 
на него простым изложением того факта, что он находится в состоянии транса и 
любой опытный гипнотизер может найти тому много косвенных доказательств. Обычно,
 когда субъекту задавали такой вопрос и когда он давал на него прямой ответ, он 
делал какие-то знаки жестами, которыми, по-видимому, он хотел подкрепить свои 
слова. Приблизительно через час в кабинет вошел высококвалифицированный врач, 
д-р С, у которого не было никакого опыта с гипнозом. Он сказал, что услышал 
смех и разговор и ему захотелось узнать, не проводит ли автор эксперимент по 
гипнозу. Субъект сразу же задал С. вопрос, не кажется ли тому, что среди 
присутствующих имеется загипнотизированный субъект. С. ответил отрицательно, но 
заметил, что, надеется, у него еще будет шанс увидеть гипноз. На это субъект 
ответил, что у него есть наилучшая возможность смотреть, что происходит сейчас, 
так как планы на этот вечер не предусматривают ничего большего, кроме того, что 
происходит сейчас. После чего субъект и С. поговорили на различные темы, и 
вскоре С. ушел. Затем в кабинет вошел второй посетитель, д-р Д. Этот врач более 
или менее регулярно заходил в субботние вечера, что было хорошо известно 
субъекту. Следовательно, он не был неожиданным гостем. Когда он вошел в комнату 
и увидел присутствующих, он понял — автор проводит опыт по гипнозу. Его слова 
подтвердили, а затем субъект предложил ему, так как он знал д-ра Д. очень 
хорошо, внимательно посмотреть на присутствующих и определить, кто из них может 
быть хорошим субъектом. Д. быстро ответил: сам субъект хорошо обучен и еще двое 
из присутствующих тоже были гипнотическими субъектами, поэтому субъектом может 
быть любой из них троих или, в крайнем случае, кто-то из присутствующих. Кто-то 
поинтересовался, не считает ли д-р Д., будто в кабинете находится человек в 
гипнотическом трансе. Так как д-р Д. сам иногда пользовался при лечении 
пациентов гипнозом и часто видел субъектов в сомнамбулическом трансе, он решил 
ответить на этот вопрос. Он внимательно осмотрел всех присутствующих в кабинете,
 сравнивая их, обмениваясь с ними замечаниями, задавая им вопросы о том, как 
давно собрались они в комнате, какой работой они занимались утром и т. д. 
Наконец он довольно твердо произнес: коль уж его заставили угадать субъекта в 
гипнотическом состоянии, он может указать того, кто задействован в этот вечер, 
по его мнению; этот возможный субъект, вероятно, в данный момент находится в 
сомнамбулическом трансе. В тот момент субъект попросил объяснить его 
предположение. Д-р Д. пояснил, что движения субъекта вышли несколько скованными,
 несвязными, происходила явная задержка его речи, его жестов и движений головы, 
было заметным расширение зрачков. Он также пояснил, что субъект делает слишком 
много движений руками и слишком много ходит, как будто он находится в состоянии 
транса. Когда Д. давал свои пояснения, субъект начал медленно краснеть, с 
извиняющимся видом повернулся к гипнотизеру и выразил свое сожаление по тому 
поводу, что он не смог выполнить его инструкции полностью. Повернувшись к Д., 
он подтвердил его догадку и признался, что находится в сомнамбулическом трансе. 
Субъекта успокоили относительно того, что он выдал самого себя; экспериментатор 
указал ему, что собственный опыт д-ра Д. помог тому выявить целый ряд признаков 
состояния транса, которые обычно не замечают.
После короткой беседы Д. ушел, и присутствующие попытались в свою очередь 
обнаружить отклонения в двигательном, моторном поведении субъекта. Вскоре еще 
два субъекта продемонстрировали свою способность выявлять некоторые из этих 
отклонений, но в общем эта задача оказалась не под силу присутствующим. Когда 
продолжалось такое исследование, субъекту довольно успешно удалось симулировать 
моторное поведение человека, находящегося в состоянии пробуждения. Иногда ему 
удавалось заинтересовать группу общим разговором.
Неожиданно в кабинет вошел посетитель, д-р Е., которого субъект не знал. Этого 
посещения не ждал и сам автор. Следовательно, этот визит во многом отличался от 
посещений д-ров С. и Д., так как последние представляли собой нечто, входящее в 
обычный ход событий. По этой причине их визиты можно рассматривать как 
оправданное расширение всей ситуации, сложившейся в кабинете. Визит д-ра Е. 
принадлежал к совершенно другой, неожиданной категории событий. Он, этот визит, 
был вне диапазона ситуации, на которую субъект должен был реагировать в 
соответствии со сделанными ему внушениями. Когда посетитель приблизился к двери 
кабинета, которая была распахнута, его приход был замечен, и ему подали знак — 
сохраняя спокойствие, подождать за дверью и находиться таким образом вне поля 
зрения всех остальных присутствующих. Подождав, пока субъект увлечется 
обсуждением чего-то с кем-то из группы, автор показал всем присутствующим, за 
исключением субъекта, лист бумаги, на котором было написано: «Не обращайте 
внимания на нового посетителя, игнорируйте его, не показывайте вида, что вы 
знаете о его присутствии». Когда вся группа была предупреждена, а внимание 
субъекта было отвлечено, посетителю дали знак войти в кабинет. Он сделал это 
осторожно, тихо и занял место с краю, рядом с присутствующими. Субъекту дали 
возможность закончить обсуждение, которым он был занят с одним из 
присутствующих, а затем его попросили кратко перечислить события этого вечера, 
выдвинув тот предлог, что это необходимо для всех присутствующих.
Быстро и правильно он кратко описал весь ход событий. В течение этого обзора 
его несколько раз просили указать, где сидели присутствующие в разное время. 
Когда он начал говорить о посещении д-ра С, он подчеркнул, что С. стоял около 
стола секретаря, возле которого сейчас сидел д-р Е. Его спросили, почему С. 
остался стоять, хотя около стола секретаря стоял незанятый стул. Он объяснил 
это тем, что С. был, несомненно, очень занят и не намеревался оставаться в 
комнате долгое время, поэтому он решил не садиться на стул. Субъект продолжил 
описание событий, вплоть до момента прихода д-ра Д. Тут он несколько покраснел, 
когда вспомнил о том, что д-р догадался о гипнотическом поведении субъекта, и 
среди многих прочих вещей отметил, что д-р Д. сидит на том стуле, который 
сейчас занимал Е. Субъекта спросили, уверен ли он в том, что стул оставался все 
это время на том же месте. Он заявил, что это весьма сомнительно, так как это 
вращающийся стул, и д-р Д. постоянно вертелся на нем в то время, когда он 
разговаривал то с одним, то с другим присутствующим в кабинете. Ни одного раза 
субъект не подал ни одного признака того, что он осознает присутствие Е. Когда 
субъект закончил свой отчет, автор предложил, чтобы присутствующие продолжили с 
ним работу, как обычно.
Когда внимание субъекта было отвлечено беседой с одним из присутствующих, д-ру 
Е. был дан знак присоединиться к их разговору. Он сделал это легко, соизмеряя 
свои замечания так, чтобы они совпадали с замечаниями второго собеседника (не 
субъекта). Субъект с готовностью отвечал другим членам группы, но казалось, что 
он не слышит д-ра Е. и его беспокоит одновременное звучание двух реплик. Это 
продолжалось в течение некоторого времени, но вскоре присутствующие стали 
колебаться и даже запинаться в своих высказываниях в те моменты, когда говорил 
д-р Е. Это насторожило субъекта, и он начал пристально всматриваться в лица 
присутствующих. Вскоре он спросил автора, идет ли все правильно. Когда его 
попросили объяснить причину его вопроса, он ответил, что, кажется, здесь все 
ощущают дискомфорт, испытывают неловкость и неуверенность, они неожиданно 
поворачивают головы, также неожиданно прекращают начатые движения, в общем, 
ведут себя как-то необычно. Е., в этот момент спросил у субъекта, что это 
значит, по мнению субъекта, но, очевидно, субъект не слышал этого вопроса. 
Субъекта постарались убедить: все идет нормально, ему незачем беспокоиться о 
группе, так как сеанс проходит удовлетворительно, и что бы ни происходило, все 
интересно. Кроме того, ему предложили, чтобы он постарался угадать, как 
сложилась такая ситуация. Общий характер этих и других инструкций и 
высказываний был намеренным, чтобы дать субъекту свободную возможность 
осознавать присутствие д-ра Е. Кроме того, предполагалось, что он придет к 
этому, так как автор не понимал в тот момент, до какой степени субъект 
ограничил себя предполагаемой ситуацией и тем самым исключил возможность 
осознания необычных явлений.
После непродолжительной беседы с группой субъект повернулся к автору и заявил, 
что он понял сложившуюся ситуацию. Объяснение, которое он предложил, полностью 
совпадало с тем, чему он был свидетелем на предыдущем сеансе гипноза. Оно 
звучало следующим образом: когда он отвлекся, гипнотизер внушил присутствующим 
сомнамбулическое состояние. Он объяснил, что несколько раз некоторые из 
присутствующих пытались что-то сказать, но, начав, заикались и замолкали, что 
они все время поворачивали голову и делали какие-то неуверенные движения, как 
будто они не были уверены в своих действиях. Он добавил, что такое поведение 
было похоже на поведение, которое он видел на других сеансах, когда субъектам 
индуцировали активные галлюцинации. Его спросили, уверен ли он, убежден ли он в 
своих объяснениях. Пристально вглядываясь в лица присутствующих, он признался, 
что не видит обычных признаков состояния транса, но другого убедительного 
объяснения он дать не может. Затем субъект по своей инициативе выдвинул второе 
возможное объяснение: группе втайне даны инструкции вести себя подобным образом,
 как будто у них индуцировали состояние транса, но тут же он заявил, что он не 
понимает, как они могут так успешно притворяться.
Здесь может возникнуть вопрос, почему субъект предположил такое рациональное 
объяснение, когда он знал, что находится в состоянии транса, и, следовательно, 
его способность к пониманию носит весьма ограниченный характер. Ответ на это, 
вероятно, заключается в тех неправильно понятых им действиях, которым он был 
свидетелем на предыдущих сеансах, и том факте, что общая экспериментальная 
ситуация заставила его поверить, будто он полностью осознает и понимает все. 
Таким образом, у него не было иного выхода, как предположить объяснение в 
понятиях установившегося у него понимания, а не в понятиях незнакомых и 
неожиданных возможностей.
Субъекта спросили, не хочет ли он продолжить выполнение своей задачи и вести 
себя так, как будто он не спит, и не показывать признаков того, что он 
находится в состоянии транса. Он подтвердил свое согласие. При этом ему сказали,
 чтобы он продолжал в том же духе, но только постарался сделать все возможное, 
чтобы его поведение никоим образом не выдало того, что он находится в состоянии 
транса, хотя при прямом вопросе он должен признать, что он загипнотизирован. 
Субъект серьезно и обеспокоенно спросил, не раскрывает ли он своего 
гипнотического состояния своим общим поведением. Его быстро успокоили и 
убедили: все, что бы ни произошло, несомненно, будет нужным и полезным. В это 
время были приняты меры, как, впрочем, и в остальное время, не ограничивать 
возможные реакции субъекта. Наоборот, были даны инструкции и всяческого рода 
заверения, что субъект полностью свободен в своих реакциях на любое возникшее 
событие. Как и прежде на этом сеансе, все инструкции имели общий характер, 
чтобы дать возможность для возникновения спонтанных событий в сложившейся 
обстановке.
Вскоре субъект заинтересовался разговором с одним из присутствующих, и сразу же 
был дан сигнал д-ру Е., который подошел к субъекту и поднял его руку.
Обычно возникают две реакции на этот тип действий. Субъект остается в состоянии 
полного непонимания, что произошло, и продолжает вести себя без каких-либо 
изменений, за исключением замены воспоминаний об осязательных и визуальных 
образах, что позволяет ему ощущать и видеть свою руку и ладонь в первоначальном 
состоянии. Если вынужденные движения руки изменяют его общую позу и становятся 
слишком сильными, он начинает ощущать неудобство, которое, как ему кажется, 
берет начало в суставах плеча. Начиная с этого момента, он может начать 
осознавать действительное изменение в положении его руки, иногда осознавая 
присутствие человека, манипулирующего рукой.
Иногда субъект может сразу же обнаружить, что его рука движется, приходит в 
замешательство и начинает приписывать это гипнотическому внушению. А иногда он 
определяет действительное положение дел, в зависимости от характера 
экспериментальной обстановки. В данной ситуации субъект был обязан осознавать 
свое моторное поведение как его немедленную реакцию.
Субъект сразу же заметил: что-то произошло с его ладонью и рукой. Он покраснел, 
взглянул на автора как-то испуганно и виновато попытался положить руку на 
колено и затем воспротивиться рукопожатию, которым хотел обменяться с субъектом 
д-р Е. Он очень расстроился, когда заметил, как внимательно наблюдают за ним 
присутствующие в полном молчании. Он объяснил, явно обеспокоенный: произошло 
что-то такое, чего он не может ни контролировать, ни объяснить, ни понять.
Говоря это и глядя на членов группы, он не делал никаких попыток взглянуть на 
д-ра Е., и, казалось, не сознавал, что д-р Е. стоит перед ним и загораживает 
его от всех остальных.
Побуждаемый описать, что же все-таки происходит, он объяснил: кажется, кто-то 
производит какие-то манипуляции с его рукой, он осязает кожу, пожимает руку — 
это заставляет его чувствовать, что присутствует еще какой-то человек, который 
жмет его руку, но которого он не видит. Не давая ему никакого ответа, спросили, 
не нарушил ли он инструкции, признавая своим общим поведением, что он находится 
в состоянии транса. Субъект снова покраснел, и опять появилось выражение вины. 
Он начал серьезно протестовать: он делает все, что может, что в его силах, но 
эта ситуация стала необъяснимой для него, он ничего не понимает. Видимо, автор 
с помощью косвенных намеков дал ему специальные коды или гипнотическое внушение,
 относительно которых у него возникла амнезия.
Пока субъект ждал какого-то успокаивающего ответа, автор отвернулся, 
поприветствовал д-ра Е. и начал знакомить его с каждым из присутствующих. 
Субъект наблюдал за этими действиями, явно слышал реплики, но не подавал 
никаких признаков того, что слышит замечания, высказываемые д-ром Е. Наконец, 
подойдя к субъекту, автор представил его, сказав повышенным тоном: «А это 
доктор Е.». Субъект просто повторил эти слова так, как будто они не имеют 
никакого смыслового значения, и уставился в пространство, никоим образом не 
реагируя на вежливое выражение признательности д-ра Е. за знакомство. При этом 
Е. фамильярно похлопал его по спине. Это заставило субъекта поежиться, быстро 
привело в состояние замешательства, и он оглянулся назад. Не увидев там никого, 
он сделал шаг назад и прислонился спиной к книжному шкафу, как бы защищаясь от 
дальнейших нападений.
В течение нескольких минут на него не обращали внимания, так как вся группа 
приняла участие в беседе с д-ром Е. Пока они разговаривали, было замечено, что 
субъект изучает и рассматривает свои руки, двигает плечами, все еще ощущая 
хлопок по спине, а затем стал наблюдать за поведением остальных, повторяя в 
основном с явным замешательством слова приветствия, которые произносили 
остальные участники сеанса.
После нескольких минут такого напряженного изучения, и в явном замешательстве 
глядя на автора и присутствующих, субъект, наконец, предложил следующее 
объяснение всему происходящему: все ведут себя так, как будто в кабинете 
присутствует еще кто-то, и у него тоже имеются осязательные ощущения, которые 
обычно возникают при действительном соприкосновении с другим человеком. Он 
спросил, является ли это положение дел результатом эксперимента какого-то рода, 
цель которого состояла в том, чтобы индуцировать в нем галлюцинацию присутствия 
какого-то человека, или здесь действительно присутствует какой-то человек, 
который находится в состоянии транса. Он пришел к умозаключению: последнее 
допущение вряд ли логично, ведь он сразу же осознал приход д-ра С. и д-ра Д. 
Следовательно, сложившуюся в данный момент ситуацию лучше всего объяснить как 
результат косвенных гипнотических внушений, которые были даны, с добавлением 
осторожных и тайных команд присутствующим относительно их поведения. Он заявил, 
наиболее вероятно, они не знают, что же делать дальше. Пространные рассуждения 
на эту тему прервал д-р Е., извинившись, — ему пора уезжать. Все присутствующие 
обмениваются рукопожатием с пустым воздухом и произносят слова прощания: «До 
свидания». Однако, когда д-р Е. подошел к субъекту и пожал его руку, последний 
сначала пришел в замешательство, потом смутился, а затем удовлетворенно 
улыбнулся. Он заявил, что был прав в своих догадках: такие частые рукопожатия — 
не что иное, как прекрасно подстроенное косвенное внушение, чтобы вызвать в нем 
желание делать то же самое, что и другие, и выразил удовольствие относительно 
того, как правильно он себя вел и реагировал на эти ощущения.
После отъезда д-ра Е. возобновился общий разговор, а через полчаса субъекта 
разбудили и поблагодарили за услугу. Он очень удивился, заметив, сколько прошло 
времени, и сказал, он надеется, все, что он делал в этот вечер, получит 
удовлетворительную оценку, в чем его полностью заверили.
На следующий день и на нескольких сеансах по прошествии времени делались 
косвенные замечания, чтобы вызвать ассоциации, которые помогли бы вспомнить 
действия и события во время состояния транса. Это не дало никаких положительных 
результатов. Впоследствии его снова загипнотизировали и попросили восстановить 
события того вечера. С этим он вполне справился, за исключением того, что так и 
не признал визита третьего лица, хотя отчетливо вспомнил все необычные действия,
 связанные с этим фактом. Немного позже, находясь в состоянии глубокого транса, 
он получил инструкцию посмотреть на все через так называемый магический 
кристалл и с помощью этого средства описать все, что произошло в тот вечер в 
хронологическом порядке. Субъект все рассказал правильно и более подробно, чем 
он это сделал раньше, но снова так и не признал присутствия д-ра Е.
Во время процесса гадания по кристаллу он слышал в своих галлюцинациях реплики 
присутствующих; на него произвело большое впечатление, с каким, как он описывал,
 мастерством присутствующие вели себя так, словно в кабинете находился некто. 
Он несколько раз обращал внимание на заикание и колебания, заминки в речи 
присутствующих, будто еще кто-то начинал говорить в то же самое время. Он также 
сделал ряд замечаний о том, что в группе, когда он рассматривал ее через 
«магический кристалл», многие поворачивали свою голову и говорили так, как 
будто они обращались к кому-то, кого на самом деле в кабинете не было.
Автор даже не пытался помочь субъекту правильно понять ситуацию. Его 
поблагодарили за то, что он тщательно провел работу по гаданию «на кристалле», 
его спросили, удовлетворен ли он своей работой. Когда он просто констатировал 
тот факт, что он вполне удовлетворен, этот вопрос был закрыт с тайной надеждой, 
что позже он даст более подробные сведения. Однако до сих пор субъект сохраняет 
амнезию в состоянии пробуждения относительно событий, происшедших тем вечером. 
В состоянии транса постоянно сохраняется его первоначальное понимание ситуации.

Итоги


1. В
целях групповой демонстрации в кабинете автора глубоко загипнотизированному 
субъекту была дана команда выявить сомнамбулическое состояние и в этом 
состоянии симулировать наиболее полно, насколько это возможно, обычное 
поведение пробуждения, но при прямом опросе он должен признаться, находится ли 
он в состояния транса или нет.

2. По прошествии периода времени, достаточного, чтобы у субъекта возникло 
нужное «умственное состояние» для выполнения этой задачи, был начат сеанс.
3. На первый взгляд казалось, что субъект проснулся — так легко и успешно 
участвовал он в действиях группы, производя на всех впечатление человека в 
обычном состоянии бодрствования. Прямые вопросы вынудили его признать, что он 
загипнотизирован.
4. Субъект сразу же осознал отдельные, незапланированные, непредвиденные визиты 
двух посетителей, которые были ему хорошо известны и которые часто 
присутствовали на вечерних сеансах гипноза в кабинете автора.
5. От одного из этих посетителей, у которого не было опыта по гипнозу, но 
который был хорошо знаком с методами работы субъекта, субъект успешно скрыл 
свое состояние транса.
6. Второй посетитель, как и первый, хорошо знал общие факты относительно 
субъекта и, кроме того, был опытным специалистом по гипнозу. После тщательного 
изучения всей группы этот посетитель опознал сомнамбулическое состояние 
субъекта и подкрепил свою догадку, указав на значительные характерные 
гипнотические изменения в поведении.
7. После того как этот визитер ушел, субъект, извинившись за неудачу выполнить 
задачу удовлетворительно, — осознать это помогли критические наблюдения группы 
— возобновил попытки более эффективно стимулировать обычное состояние 
пробуждения.
8. В это время неожиданно пришел человек, которого субъект не знал и которого 
нельзя было считать запланированным расширением ситуации, сложившейся в 
кабинете автора. Этого посетителя пригласили войти в кабинет и присоединиться к 
общей ситуации, когда внимание субъекта было отвлечено.
9. Субъект все время не осознавал присутствия этого третьего посетителя и не 
реагировал на него как на звуковом, так и на визуальном уровнях, несмотря на 
полный контакт со всеми и реальное восприятие обстановки.
10. Изменившееся поведение группы в связи с этим посетителем было быстро 
замечено субъектом, но он не мог понять его причины и предложил ряд объяснений 
этому. Все объяснения соответствовали его прежнему гипнотическому опыту и 
очевидным непосредственным ограничениям его сознания.
11. Физические манипуляции, выполненные этим третьим посетителем рукой субъекта,
 вызвали общие проявления в соответствии с его гипнотическим состоянием. В 
связи с этим субъект пришел в замешательство, испугался и заявил о признании 
своей вины, ведь он считал, что бесконтрольно нарушил инструкцию вести себя так,
 как будто он находится в состоянии бодрствования.
12. Последующая инструкция субъекту вести себя так, как будто он находится в 
состоянии полного бодрствования, не смогла заставить субъекта осознать 
присутствие третьего посетителя, хотя группа все чаще и чаще невольно 
реагировала на незнакомца.
13. Субъект в конце концов признал свою неспособность понять ситуацию, которая 
была создана для него, неправильно истолковав ее как запланированное и 
систематическое использование косвенных внушений всей группе присутствующих на 
возникновение невольных гипнотических реакций втайне от него.
14. Последующий опрос субъекта в состоянии пробуждения выявил явную амнезию 
всех событий транса.
15. Опрос под гипнозом дал полный словесный рассказ обо всем, за исключением 
осознания присутствия третьего визитера.
16. Разглядывание «магического кристалла» субъектом дало в результате полный 
детальный рассказ обо всех событиях, за исключением прибытия третьего 
посетителя. Автор не сделал ничего, чтобы исправить понимание субъектом общей 
обстановки.

Заключение

Трудно сделать определенное заключение об экспериментах, исходя из двух отчетов 
о поведении, настолько комплексными они были. Тем не менее результат, 
полученный в этих случаях, нельзя назвать нетипичным, индивидуальным явлением; 
такое поведение вполне обоснованно можно предположить, но не всегда его легко 
добиться у других субъектов в похожих условиях.
Природа и значение этих экспериментальных результатов пока не ясны, так как они 
получены в начальной стадии исследования очень сложной проблемы, понимание их 
придет только при многократном успешном изучении, которое сможет дать 
содержательные отрицательные и положительные результаты. Отметим, что 
экспериментальные результаты, так выразительно подчеркивающие и показывающие 
измененное состояние сознания, обычно не наблюдаемое, согласуется с 
результатами, полученными в других экспериментальных опытах по индуцированной 
глухоте, дальтонизму, состоянию регрессии, амнезии, потере речи и 
постгипнотическому состоянию. До некоторой степени они похожи на общие 
спонтанные лимитированные ограничения сознания, прослеживаемые в состоянии 
напряженной концентрации, абстракции и мечтательности или при неспособности 
понять что-то очевидное из-за состояния оживления чего-то совсем другого.
Следует еще раз сказать о тех общих принципах, которые уже упоминались во 
введении. Первый из них касается исследовательских возможностей 
экспериментальной процедуры такого типа для некоторых комплексных 
психологических явлений, в отличие от жестко контролируемых экспериментальных 
процедур, которые не дают неожиданных спонтанных проявлений, выходящих за 
пределы спланированной экспериментальной ситуации. Очень часто такие 
незапланированные проявления в поведении представляют собой наиболее важные 
открытия, имеют первостепенное значение при экспериментальных исследованиях 
комплексных и запутанных явлений. Когда такое поведение возникает, появляется 
возможность спланировать жестко регулируемые экспериментальные условия, с 
помощью которых можно определить это поведение с точки зрения знакомой ситуации,
 а не пытаться решить эту сложную проблему, начав с попытки определить точные 
условия, при которых могло бы возникнуть такое поведение.
Второй принцип относится к разнообразию спонтанных волевых действий глубоко 
загипнотизированных субъектов. В этих двух отчетах о гипнотических сеансах 
раскрывается способность загипнотизированных субъектов правильно реагировать на 
определенные ситуации, не ограничиваясь пассивным поведением в своих реакциях, 
которое очень часто считают обязательным критерием состояния транса. Другими 
словами, здесь нет, кажется, истинной причины ожидания того, что субъект 
утратит свою способность к спонтанному, выразительному и разумному поведению 
или что он становится всего лишь инструментом в руках гипнотизера.
Более правильно ожидать от субъекта поведения в соответствии с ситуацией, 
которая создается для него, и, следовательно, как делали описанные выше 
субъекты, такого же разумного функционирования в состоянии транса, как и в 
состоянии пробуждения.
Третьим принципом является вероятное значение нейро- и психофизиологических 
процессов при возбуждении комплексного гипнотического поведения. Едва ли 
разумно ждать, что у загипнотизированного субъекта по щелчку пальцев или 
простой команде возникнут в один миг значительные, сложные и устойчивые 
изменения в поведении. Чтобы возникли глубокие изменения в поведении, 
приходится затрачивать много усилий и времени. Такие отклонения в поведении, 
вероятно, должны быть следствием изменений и процессов в самом субъекте, 
которые являются основой для проявлений в поведении, а не результатом того, что 
субъект слышит команду, произносимую гипнотизером. Нужно только знать явные 
нейро- и психофизиологические различия между поведением гипнотизированного 
субъекта в обычном состоянии транса и поведением негипнотизированного субъекта, 
чтобы понять, что все последующие проявления в гипнотическом поведении могут 
зависеть от дополнительных и обширных изменений в неврологическом и 
психологическом функционировании индивидуума.
Короче говоря, эти два отчета о сеансах показывают, что комплексное 
гипнотическое поведение представляет собой не сверхъестественное явление, легко 
вызываемое обыкновенными командами, а базируется на зрительных процессах 
функционирования внутри субъекта и составляет эмпирический процесс для самого 
субъекта.