Финк: Вы хотите сказать, что в то время как я пытался отгадать Ваше 
слово...
       Эриксон: Я всего лишь описал эту страницу с помощью предложения, которое 
на ней написано. Вы, по-моему, еще не совсем меня поняли?
       Финк: Конечно, не совсем.
       Эриксон: Ну, хорошо. А как это связано с Эллой Финк?
       Финк: Думаю, мы оба – грязные скоты.
       Эриксон: Это было просто.
       Финк: Очень просто.
       Эриксон: Вам нравится, как он отгадывает?
       Клиентка: Замечательно!
       Мисс Дей: Почему из слова "Святой" Вы взяли только две буквы – "с" и 
"в"?
       Финк: "Св." – сокращенно "Святой".
       Эриксон: Я пользуюсь именем Св. Петра, чтобы напомнить о загадке; я 
напоминаю в начале, напоминаю в конце, чтобы совсем сбить его с толку.
       Финк: Я следовал Вашему примеру.
       Эриксон: В слове было четыре буквы. Поэтому он и не смог отгадать. Если 
бы я сказал: "Жена Св. Петра должна выловить палтуса", – Вы бы могли догадаться.

       Финк: У Св. Петра не было жены! Если бы она у него была, он не был бы Св.
 Петром!
       Мисс Дей: Вы можете это доказать?
       Финк: Нет, конечно. Да я и не собираюсь дальше убеждать Вас.
       Клиентка: И все же мне бы хотелось узнать эти четыре буквы.
       Эриксон: Вот Вам длинное слово – Константинополь. Можете произнести его? 
Слово "этот" что-нибудь означает? Здесь четыре буквы, согласны?
       Клиентка: Как просто, когда кто-нибудь другой все за вас делает.
       Финк: Все было прекрасно.
       Эриксон: Мы с Вами сегодня хорошо поработали, Джерри.
       Финк: Вы шутите?
       Эриксон: Даю голову на отсечение, что не шучу.
       Клиентка: Конечно, нет. Хотя все это так сложно.
       
       Росси: [В 1987] В этом разговоре так все запутано и нелогично, что 
создается впечатление хаотической ментальной игры в пинг-понг. Ощущение игры 
появляется, когда мы видим Эриксона, моментально отражающего удары д-ра Финка и 
мисс С. На самом деле немалую роль играет обаятельная манера разговора, когда 
Эриксон, улучив подходящий момент, сообщает своим пациентам о том, каким именно 
методом он пользуется для своих "игр с сознанием". Улыбка его излучает 
доброжелательность, хотя сам он бдительно наблюдает за тем, как пациент 
реагирует на объяснения. В его поведении, как обычно, проглядывает несколько 
смысловых уровней, и он внимательно наблюдает, какой же из них будет подхвачен 
пациентом.
       На первом уровне он чистосердечно забавляется этой игрой, сдвигающей 
ассоциативные процессы таким образом, что пациент даже не замечает этого. На 
втором уровне Эриксон проводит практический эксперимент, в ходе которого 
исследует природу сознания и гипноза. На третьем уровне Эриксон вроде бы 
бесхитростно объясняет, как ему интересно работать с ассоциативными процессами, 
а на самом деле щедро делится тайнами своего мастерства. При этом если пациент 
хочет продолжить "игры с сознанием", то дальнейшее углубление гипноза зависит 
от собственных его ожиданий и веры в Эриксона.
       То, что я здесь говорю, прекраснейшим образом иллюстрирует зарождающуюся 
этику "игр с сознанием". Основной принцип этой этики состоит в том, что пациент 
имеет представление о применяемых методах и что он согласен сотрудничать, 
понимая, для чего это нужно. Своими словами: "Я напоминаю в начале, напоминаю в 
конце, чтобы окончательно сбить с толку" – Эриксон применяет так называемую 
структурированную амнезию. Структурированная амнезия – это такой феномен, при 
котором все ассоциации, приходящие в голову между моментами первого и 
последнего напоминания, теряются в амнестическом провале, так что мысли 
путаются и сознательное мышление становится невозможным.
       В конце этого запутанного, но очаровательного разговора клиентка 
говорит: "Хотя это так сложно" – и тем самым признает свою когнитивную 
перегрузку. И в самом деле, эта беседа показывает, на что сознательно шел 
Эриксон, нагромождая свои порой раздражающие и нудные загадки, головоломки и 
ассоциативные игры. Он делал это, прекрасно понимая всю важность подавления 
осознанной душевной деятельности в противовес активизации подсознательных 
ассоциативных процессов, участвующих в гипнозе. Эриксон неоднократно 
подчеркивал, что идеальным для его гипнотерапии является такое состояние, когда 
все возможности пациента активизированы до начала гипноза. Такой подход 
существенно отличается от общепринятой точки зрения, согласно которой гипноз – 
это введение пациента в спокойное аморфное состояние, в котором он становится 
покорным орудием в руках индуктора.
       
       
       1.3. Как сформировать раннюю установку на обучение автоматическому 
письму, используя вопросы, предположения и любопытство
       Эриксон: Что случилось с Вашей рукой? Она движется вверх от колена к 
карандашу.
       Клиентка: Невозможно даже перевести дыхание.