убедился: эта совместность для него безопасна. Я не задаю вопросов о каких-то 
конкретных вещах, сопутствующих трансу, и субъект знает, что там, внутри себя, 
он в безопасности. В трансе очень многое зависит от доверия, которое возникает 
между пациентом и психотерапевтом и я, разумеется, делаю все от меня зависящее, 
чтобы укрепить это доверие.
Теперь я немного расскажу об использовании каталепсии для наведения транса. 
Обычно я поднимаю руку пациента за запястье и говорю об ощущении легкости в ней,
 об ощущении парящего воздушного шарика. Я это делаю по ряду причин:
— прежде всего это хороший способ войти в транс в следующий раз, достаточно 
только вспомнить это ощущение;
— в этом случае я использую некую физическую иллюзию: я постепенно отпускаю 
руку пациента, и становится трудно различить, когда я уже отпустила и когда 
рука начинает подниматься сама;
— иногда пациенты сомневаются, что были в трансе. Но если во время каталепсии 
они открывают глаза и видят свою «подвешенную» руку, то сомнения исчезают, и 
это, конечно, повышает доверие ко мне.
Иногда рука может и не подниматься. Ничего странного в этом нет. Просто клиент, 
проявляя лояльность к психотерапевту, максимально расслабился.



Работа с сопротивлением (интервенции для интеллектуально-ориентированных 
субъектов)

Одной из составных частей мастерской продвинутого уровня, которую я провожу в 
США, является проработка частных случаев. Мы можем уделить этому лишь немного 
времени, поэтому я буду благодарна вам, если вы выберете из практики что-то 
наиболее интересное для общего обсуждения. Меня просили также провести 
наведение для людей очень «интеллектуально-ориентированных», которые постоянно 
отслеживают свои реакции, и поэтому у них создается впечатление, что они не 
могут погрузиться в хороший транс. В этом случае в результате неправильного 
подхода проявляется сопротивление.
Сейчас я проведу комбинацию естественных трансовых наведений, рассчитанных на 
таких интеллектуалов, а потом формальное наведение для людей, которые не 
погружаются или считают, что не погружаются в транс.
Одно из моих излюбленных сообщений таким клиентам, например, архитекторам или 
инженерам (вы, конечно, знаете, что инженеры и архитекторы думают несколько 
иначе, чем поэты: если что-то не разложено по полочкам, то они это «не 
покупают»): «Вы знаете, я представляю себе разум не с научной точки зрения, и в 
моем представлении он похож, как это по-вашему, на систему координат, с 
горизонтальной осью Х и вертикальной осью Y». Я всегда спрашиваю: «Вот эта 
вертикальная ось, она как называется — Х или Y?» Я много раз это делала, иногда 
даже запутывалась от старания. На самом деле я ловлю слушателя «на крючок», 
концентрирую его внимание на моем движении, показывающем вертикальную или 
горизонтальную ось. Транс начинается со старания пациента представить этот 
график в своем сознании. «Если по оси Y двигаться вверх, там будет 
интеллектуальный склад ума. Мы, люди с интеллектуальным складом ума, действуем 
приемами этой оси: „Не знаешь, как завязывать ботинки, — практикуйся; друзей 
нет — вступай в клуб; не умеешь обращаться с компьютером — иди на курсы или 
купи книжку“. Такова наша интеллектуальная часть: мы всегда знаем, ЧТО нужно 
делать, чтобы преуспеть. Это очень комфортное место — здесь все ясно. А вот это 
— „эмоциональная“ ось, здесь мало что ясно. Почему мы бросаем на могилу цветок? 
Почему моя собака, обыкновенная дворняга, для меня лучше вашей — царских 
кровей? Какие-то бессмысленные вещи! Если у вас есть проблемы с эмоциональной 
частью, а вы, стремясь быть успешным, поднимаетесь все выше и выше по 
интеллектуальной оси, то вы просто все дальше и дальше уходите от проблемы. А 
нужно просто постараться „отпустить“ интеллектуальную составляющую, чтобы 
переключиться на эмоциональную, и однажды… Однажды… в моей семье жила морская 
свинка, очень маленькая и милая. Это был замечательный мальчик, которого звали 
Види, потому что он умел свистеть. Все просто обожали эту свинку. Однажды мой 
сын, которому тогда было всего пять лет, вынес зверька на задний двор, чтобы он 
поел травки, которую очень любил. День был очень жаркий, и Види от этого погиб. 
Мы так расстроились, что все плакали. Мы завернули его в красный бархат, 
отнесли к железной дороге и похоронили на насыпи, недалеко от рельсов. Нам 
хотелось, чтобы он слышал свистки паровозов. Нам казалось, что ему это 
понравилось бы.
В тот вечер мой пятилетний сын пошел в гости к пятнадцатилетнему соседу. Мой 
сын позвал его за дом жечь спички, а сосед привел его ко мне и рассказал об 
этом. Я посмотрела на сына, готового принять наказание, и подумала, что здесь 
что-то не так. Обычно он не жег спички, и даже если бы вдруг захотел, то не 
пошел бы с этим предложением к взрослому парню, который точно отведет его к 
маме и нажалуется.
Я решила посоветоваться с папой и позвонила ему. Папа сказал: «Посади своего 
сына на колени и скажи: „Иногда происходят несчастные случаи. Когда такое 
происходит, судьба тебя наказывает самим этим случаем больше, чем кто-нибудь 
другой“. Я сказала об этом своему сыну, он заплакал: „Я убил Види, я думал, что 
меня нужно отшлепать. Я думал, что если меня отшлепают, я буду чувствовать себя 
лучше“. Это было решение проблемы на эмоциональном уровне. Я сейчас наблюдаю за 
вашими лицами и вижу, что история о нашем Види, умевшем свистеть, которого мы 
завернули в красный бархат и похоронили возле железной дороги, чтобы он слушал