духовности, и даже нигилистическую эпистемологию - но еще важнее, он не может 
не иметь эпистемологии. Он может не хотеть ее иметь - он может даже из всех сил 
сопротивляться какой-то определенной эпистемологии, но в таком случае само 
сопротивление становится эпистемологическим актом.
     Четверть века назад Грегори Бейтсон обнаружил и описал в своих работах 
важнейший факт человеческой коммуникации. Этот факт настолько очевиден, что в 
течение столетий он буквально бежал из работ весьма одаренных исследователей 
человеческого поведения. Когда два представителя нашего вида оказываются лицом 
к лицу, и один вступает в коммуникацию с другим, и при этом соблюдены все 
другие необходимые условия (например, эта коммуникация воспринимается 
сенсорными каналами другого человека, и т.д.), этот другой человек не может не 
вступить в коммуникацию. Конечно, у него есть большая свобода выбора, как 
именно он ответит - в словах, жестах, звуках, движениях. И первый человек, 
конечно же, воспримет все это как ответ на его начальную коммуникацию. Заметьте,
 что даже отказ отвечать сам по себе уже есть коммуникация. Когда кто-то 
говорит, что не может общаться с кем-то, его позиция эпистемологически не 
обоснована. На самом деле он имеет в виду, что пока что не может получить от 
этого кого-то тот ответ, который ему нужен.
     Коммуникация и эпистемология в этом отношении одинаковы - они вездесущи. 
Невозможно не вступить в коммуникацию, и точно так же, невозможно не иметь 
эпистемологии - она может быть неосознаваемой, нежелательной, абсолютно 
недоступной ее владельцу, но она с точностью отражается в поведении этого 
человека.
     Эпистемология - это гуманитарная дисциплина, которая систематически 
исследует возможности человеческого знания. Начав с того, что мы можем знать, и 
как мы узнаем, что, как мы думаем, мы знаем, эпистемология переходит к вопросу 
о том, знаем ли мы что-нибудь вообще. То, что люди Запада считают эпистемологию 
неким тайным знанием - красноречивое свидетельство того, насколько не 
исследованы основания наших убеждений, ценностей, актов восприятия. А также - 
критический показатель, насколько все еще не изучены основания и мотивы 
поведения, вытекающего из наших убеждений, ценностей и восприятия.
     Жители Запада обычно смеются, когда впервые слышат шутливое определение 
пессимиста и оптимиста. Пессимист - это человек, который воспринимает ситуацию, 
оценивает ее и ведет себя так, как будто стакан наполовину пуст. А оптимист, 
конечно же, воспринимает и оценивает ситуацию и действует так, как будто стакан 
наполовину полон.
     Не так забавны истории вроде рассказа об одном эксперименте, как будто бы 
проведенном в Нью-Йорке несколько десятилетий назад. Детей одного возраста 
случайным образом разбили на две группы, А и Б. Эти группы обследовали с 
помощью тестов, измеряющих IQ и уровень притязаний. Различия в результатах 
между группами оказались незначительными. Затем учителям, которые должны были в 
новом учебном году отвечать за обучение этих детей, сказали, что по результатам 
тестирования дети из группы А - одаренные, а дети из группы Б имеют трудности в 
обучении. Спустя шесть месяцев эти две группы снова прошли через те же тесты. И 
результаты тестирования показали, что и дети и учителя сумели превратить эту 
ложь в реальность. Группа А оказалась одаренной, а Группа Б - отстающей.
     Наконец, совсем не смешны многие реальные факты, пропущенные через вялые 
фильтры снижения важности, которые мы называем средствами массовой информации. 
Эти факты ясно показывают неспособность наших политических лидеров справедливо 
и обоснованно учитывать и примирять различия, ставшие повседневной реальностью 
в Центральной Америке, Афганистане, на Ближнем Востоке... различия, убивающие 
мужчин, женщин и детей, которые просто хотят жить в мире. Все эти различия 
можно легко свести к различиям в эпистемологии, которые все еще остаются 
неисследованными.
     Эта книга написана под большим влиянием работ Грегори Бейтсона. И мы 
считаем, что читателю было бы полезно иметь некоторое представление о той 
ситуации, в которой он работал. Бейтсон был в высшей степени творческим, 
синтетическим мыслителем. Говоря «синтетический», мы имеем в виду его 
способность обнаруживать целостные паттерны, независимо от их содержания или 
контекста. С неподражаемым изяществом он убедительно соединял то, что раньше 
казалось совершенно несовместимым - и выявлял более глубокие и более стройные 
структуры. Каковы же были эпистемологические позиции, на которые он отозвался?
     В XVIII веке возникли две классические эпистемологически противоположные 
позиции. Одну из них выразил Юм, в британской эмпирической традиции, а другую - 
Kaнт, в немецкой традиции идеализма. Вкратце, суть этих позиций такова.
     Основной организующий принцип эмпирической традиции был настораживающе 
прост.
     Нет ничего в разуме, что не пришло бы из органов чувств.
     Эта позиция, сформулированная с такой предельной ясностью, кажется 
раздражающе неполной. Так и есть - отсутствует контекст, в котором она возникла.
 Если вы выросли в окружении, где ученые мужи горячо спорят, сколько ангелов 
может уместиться на острие булавки, подобная эмпирическая доктрина покажется 
вам глотком свежего воздуха. Недостаток этой позиции в том, что она отрицает 
активное участие человека в создании опыта. И еще более важно - она не в 
состоянии объяснить один из самых простых фактов человеческого бытия: почему 
два человека, ставшие свидетелями одного и того же реального события, 
впоследствии дают разные отчеты об этом событии. И чем более подробными 
становятся их описания, тем больше возникает между ними различий.
     На другом полюсе этого противоречия находится Kaнт, который откусил 
намного больше, чем смог прожевать и переварить. Суть знаменитого кантианского