Во дворце Павла Мандича он вином отгонял от себя тяжкие мысли. Он допоздна 
засиживался в дубовом салоне. Несколько раз засыпал на софе. За два месяца ему 
ни разу не приснился Данила. Зато еженощно к нему являлся Сигети с рассказами о 
своих приключениях в райских борделях. Тесла обнимал его:
— Представь, Антал, мне сказали, что ты умер!
В Помазе Теслу нашла еще одна делегация сербской молодежи.
С шумом и смехом они ввалились в барочный дворец. Увидев Теслу, они ничуть не 
посерьезнели. Длинноволосый юноша выступил из группы и поправил галстук. Потом 
покраснел и забыл о формальностях:
— Не хотите ли обрадовать нас и приехать в Белград?



58. Сон в летнюю ночь


— Ей-богу, я уж и не чаял его увидеть! — рассказывал Моя Медич. — Сначала он 
мне писал из Лондона. Я искал его в Госпиче. Говорят: болен он. И вдруг его 
телеграмма из Пешта: еду в Белград, приезжай и ты. Я, конечно, моментально 
решился и пароходом из Земуна
[10]
прямо в Белград. Я знал, что он остановился в отеле «Империал».

Вот и я там.

Я в каждое мгновение знал, где он находится, потому что о нем говорил весь 
Белград. Пока я тащился на трамвае, его во дворце на Теразиях
[11]
награждал король Александр.

Белградские улицы, с рядами деревьев и низенькими домами, в июльскую жару стали 
бесконечными. Шустрые детишки дразнились и цеплялись за трамвай. Кондукторы 
отгоняли их. Я смотрел вдоль длинной улицы и думал, что в самом ее конце люди 
все еще живут в прошлом веке. Многие белградцы помнили, как город покидали 
турки. Старики помнили бабу Вишню и господаря Еврема, в честь которых потом 
назвали улицы.

Пока юный король хвалил Николу за «идеальный, прекрасный» сербский язык, я на 
Скадарлии
[12]
обедал в одиночестве под тенью лип. На стене трактира было написано: «Тяжко 
тому, кто верит!» На противоположном тротуаре парень на пеньке разрубал 
жареного ягненка. Заспанный цыган настроил скрипку и начал выскрипывать 
румынскую песню.

— А ну, вали отсюда! — рявкнул официант.
— У-у, какой ты человек нехороший, — прокомментировал цыган и перестал играть, 
но трактир не покинул.
Потом ко мне прицепился какой-то лохматый поэт. Он протянул мне руку. «Я 
любимец муз и мастер сонета. Рад видеть, — говорит, — серба с того берега Дрины.
 Как вам нравится Белград? Это, — он указал мне на вереницу трактиров, — наша 
настоящая академия. Тут много трактиров. Но есть и другие». Возгордившись, 
златоустый поэт запел:

«У
спичек», «Золотая дыра»,


«Башня астронома»,


«Павлин», «Лунный свет» и «Голубь»,


«Садовник Петко», «Жмурки» и «У Перы Джамбаса»,


«Белая овечка», «Еврейская столовая»,


«У черного орла», «У семи швабов»,


«Ничьим не был, ничьим и не будет»,


«Веселые дворы», «Белая кошка», «Девять кучеров»…

А интонация его была совсем иной: