глухому Эдисону.
*
— Я слишком нервничаю и потому не пойду с тобой, — извинился Сигети. — Ты мне 
расскажешь как было.
Когда 15 мая 1888 года элегантное ландо с двумя мудрыми гнедыми в упряжке 
остановилось перед лабораторией на Либерти-стрит, Сигети все-таки выбежал:
— Подвинься. Я еду.
Уместившись рядом с Теслой, он повернулся к нему, сморщив нос. Его спутник 
благоухал фиалкой.
— Но! — гаркнул кучер.
Сигети нервничал больше Теслы. Он глотнул из серебряной фляжки.
— Антал!
— Каждый любит, чтобы ему хоть что-то прощали, — извинился Сигети.
Не прошло и двадцати минут, как кони с подрезанными хвостами замерли перед 
входом в Американское общество электроинженеров. Вход был украшен 
монументальным кирпичным орнаментом. Бронзовые прутья прижимали ковер к 
ступеням. Из атриума расходились гулкие коридоры.
— Сюда, — направили Теслу.
— Счастливо! — шепнул Сигети, растворяясь в публике.
Шаги по коридору привели на шахматные поля.
— Сюда! — шепнул Мартин на ухо Тесле.
В зале, обшитом деревом, стоял застоявшийся, но приятный запах.
Тесла вышел к публике, высокий, словно на ходулях. Его лицо от широкого лба 
сужалось к острому подбородку. Волосы на голове распадались на два черных крыла.
 Под бровями горели раненые загадочные глаза.
«Чего они ждут от меня? — вдруг со злостью подумал он. — Что я чечетку стану 
отбивать? Факелами жонглировать?»
Он так нервничал, что желал выскочить из собственного тела.
В детстве он часто прыгал с высокого берега в холодную Корану. Так и сейчас — 
просто прыгнул и начал.
Объяснил, что электричество ведет себя как неукротимая жидкость. Оно — 
фундаментальный организующий принцип связующей его материи. Оно практически 
никогда не бывает в свободном состоянии. Если бы в напряжении электричества не 
существовало равновесия, то его сила овладела бы Вселенной, поскольку оно 
намного сильнее гравитации.
Лицо Теслы приняло вдохновенно-мученическое выражение. С поднятым подбородком и 
трепещущими ресницами он походил на слепого.
Он сказал, что электричество — чистая сущность грязного мира, или, по крайней 
мере, так его поняли слушатели.
Его невозможно ни произвести, ни уничтожить, его количество в мире постоянно. 
Про электричество, как и про Аллаха, можно сказать: ни запаха, ни облика, ни 
звука, но, когда оно появляется, ничто не может устоять перед ним. Стрела 
молнии — горячий воздух, а не электричество, которое остается невидимым.
Лектор открыл раненые глаза. В них сияло растущее осознание.
Он рассказывал о феноменах притяжения и отторжения, а слушателям казалось, что 
он повествует о любви и презрении. Он продолжил рассказ о загадочном очаровании 
электричества и магнетизма, с их на первый взгляд двойственным характером, 
исключительным в среде сил природы. Главный вопрос, с которым мы сталкиваемся: 
найдут ли эти силы практическое применение?
В этом нет никакого сомнения!
В публике серб Пупин из Колумбийского университета и еще несколько слушателей 
свистели и отпускали реплики.
— Тсс! — послышалось со всех сторон.
Люди утихомирили их.
Оказалось, что все вдруг были готовы выслушать то, о чем не хотел слушать 
глухой Эдисон. Теплая эктоплазма, изливавшаяся из ректора, окутала публику. 
Тесла подумал: «Они мои!»
С этого момента он не помнил, о чем говорил.
Он захлебывался, говоря о предстоящем переносе электричества на большие 
расстояния и о дне, когда Ниагара зальет светом Нью-Йорк.
Лектор не любил вдаваться в вещи, каждая из которых (если коснешься ее) 
превращается в омут. Он любил парить над ситуацией, легко улыбаясь, совсем как 
Аполлон.
— Зачем городу две тысячи электростанций, если хватит одной? — спрашивал он.
Золотой клубок опять бодро катился перед ним. Заходясь в скороговорке, он 
забывал дышать. Люди слушали его с удивлением, похожим на раздражение. Многих 
слушателей знобило от восхищения. Многим казалось, что у них снесло темя. 
Наконец потолок сотрясся от овации.
Это был его час.
Это был его мир.
Голенастый, как журавль, изобретатель купался в аплодисментах. Лысоватый 
круглоглазый Мартин отнял у него доклад, чтобы напечатать его в «Электрикал 
уорлд».
«Это пробуждение! — мелькнуло в голове Николы. — Только чье? Их или мое?»
Публика окружила его как единое существо со множеством глаз и благородных усов. 
Многоокое создание спрашивало:
— Вы уверены, что система достаточно безопасна?
— На какое расстояние можно передать электричество без потерь? — выкрикивало 
существо множеством ртов.
— Поздравляю. Ты расшевелил муравейник, — дохнул на него парами алкоголя Антал.