горячего рома, камфары, бензина и кокаина. Они были вооружены револьверами, 
обломками кирпичей и бронзовыми крючьями для выковыривания глаз. Помимо грабежа,
 они торговали женщинами, словно скотиной. Они собирали деньги с игорных домов 
и борделей, отстегивая долю полиции. Тесла узнал, что их защищают известные 
адвокаты Хоум и Хамел, в распоряжении которых имеются целые табуны 
клятвопреступников.
— Почему их зовут хиосами? — спросил он.
— По звукам, с помощью которых они перекликаются ночью.
— Где они живут? — не отставал Тесла.
— Главное их сборище здесь, у нас, — через силу ответил ему молодой друг, 
щурясь так, будто смотрит на солнце. — А вообще-то, они заседают в «Морге», на 
«Бауэри», там и пьют. Там у них висит ценник на убийства и травмы.
— Сколько стоит откушенное ухо? — пошутил Тесла.
— Пятнадцать долларов, — серьезно ответил Простран.
Хуже всего было по утрам. Утром душа Теслы начинала шипеть. Тесла наступал на 
нее ногой. Но эта жилистая змея упорно вертелась у него под ботинком.
— Смирно! — отчаявшись, перекрикивал он собственную панику. — Смирно!
Светало, но город продолжал тонуть в серости и дождевой пыли. Осень 
приказывала: умри! Бесцельно блуждая по городу, Тесла наткнулся на группу 
землекопов. Он присел на корточки у края канавы и спросил, не найдется ли у них 
работы. Щербатые рабочие ухмылялись. В ответ на это прилично одетый молодой 
человек спрыгнул в яму и схватился за кирку.
— Давай! Давай! — кричали щербатые.
Вечером у него болело все тело. Все. Болело.
Страшнее всего был первый вторник. В среду лопнула последняя мозоль. Склизкая 
водичка подсохла.
Раны затянулись.
— Я все время подозревал, что моей жизнью кто-то руководит, — бормотал Тесла. — 
Теперь я в этом усомнился. Может, и нет никакого волшебного клубка, который 
катится передо мной? Может, все это бессмысленно и пусто? Механическая работа 
помогает копать, но она убивает ум. Я работаю на мэрию Нью-Йорка, копая канавы, 
в которые положат кабели Эдисона. Так что я опять работаю на Эдисона.
Он бормотал так, как это делают безумцы на улицах.
И жил вопреки собственному сердцу.
В Праге, а еще больше в Париже он полюбил оперу и ходил в нее при первой 
возможности.
Ужасаясь собственным страданиям, Тесла слонялся вокруг нью-йоркской 
Метрополитен-оперы. Плакаты объявляли, что девятого ноября состоится тысяча 
восемьсот восемьдесят пятое представление оперы Вагнера «Зигфрид». На 
фотографии певец Макс Элвери в короткой тунике со значением уставился в небо. 
Сгорбленный Тесла с удивлением смотрел на прямые мужские и женские спины. 
Ангельский запах чистоты щекотал ноздри. Свежий говор публики в холле доносился 
из другого мира. Женщины средних лет кокетничали в молодежных платьях. Их смех 
напоминал разбиваемые об пол тарелки. Люстры наливались жаром. Улыбающиеся 
фраки и безобидные декольте болтали в фойе. Все это двадцатидевятилетний 
рабочий рассматривал, пребывая в состоянии бездомного пса. Отчаяние медленно 
разливалось по его душе, как постное масло по столу. Как только поднялся 
занавес «Зигфрида», в голове его застучали молоточки карликовых кузнецов. 
Протертые локти, плохие ботинки, грязная сорочка, пропахшие волосы и подмышки — 
таков был он теперь. Костюмом ему служило одеяло. Перед театром на него 
смотрели как на волос в супе. Он вздрагивал, когда откормленный швейцар кричал 
ему:
— Эй, ты! Что ты тут делаешь?
После наихудшей осени его жизни наступила ужасная зима. Ветер обращал снег в 
туман. Вьюги были такими сильными, что газеты называли их «смертельно белыми».
Проснувшись, Тесла видел собственное дыхание. Холодная одежда казалась ему 
мокрой. Благословенный Стеван возвращался с ночной смены с замотанным шарфом 
ртом и теплым хлебом. Его спокойное лицо отвлекало печального Теслу. Он пил 
кофе и выходил, чтобы дать другу выспаться.
— Всю жизнь я стремился работать на человечество, — жаловался расстроенный 
изобретатель. — Неужели человечество — это официанты, сливающие из кружек 
недопитое пиво? Или те несчастные, которым они его подают? Или хиосы, 
добавляющие в спиртное жидкую камфару? Или бляди, выживающие на панели не более 
двух лет?
Едва он успевал нащупать хоть какой-то смысл в жизни, начинался ледяной дождь, 
который все растворял. На улицах пар шел от конских спин. Рельсы тонули в грязи,
 дома — в тумане.
Он смирялся, вспоминая глубокие глаза матери.



39. «Опасные классы»

— Кто бы мог подумать, что опять наступит весна? — удивился Педди Мэлони.
Вряд ли поздний нью-йоркский март можно было назвать весной. Прораб Обадайя 
Браун сдержал обещание и вновь принял на службу всю прежнюю группу рабочих. 
Браун был родом с юга гордого штата Миссисипи, где стригутся при смене фазы 
луны, после чего сжигают волосы и ногти. Куст волос на голове скрывал его 
вислоухость. В уголке рта у него пульсировала сигара. Прекрасные слова 
произносили губы этого грубого человека.