Его душа мучилась в Праге. Его одолевала печаль. Он не мог позволить себе 
успокоиться, потому что это означало бы, что мир не горит. Во сне его навещал 
покойный отец. Ног у него не было. И только ряса под ним колыхалась, как 
щупальца спрута. Николе снился человек с двумя затылками, голос которого 
исходил из пробора и был
как шум воды многия.

— Кто ты?
— Я тебе брат.
— Почему я никогда прежде тебя не видел?
Никола умывался, одевался и выходил гулять еще до зари. Он расхаживал перед 
домом доктора Фауста взад-вперед.
Кто-то шептал в ухо: страшно!
Кто-то верещал в подсознании: страшно!
Больным, горящим взором он следил за падающими снежинками и их тенями. Он 
возвращался через десять минут — и его следы заметало. Он трижды проходил улицу 
в обоих направлениях, и каждый раз следы заметало. Он не замечал рассвета. Мимо 
него старушки спешили на утреннюю мессу. Органисты в храмах начинали исполнять 
мысли Бога.
— А тебе известна трагическая история мастера Гануша, который сделал куранты на 
Староместской площади? — продолжил просвещать его Журек. — Знаешь ли ты, что 
Вацлав Четвертый в Праге отрезал язык святому Яну Непомуцкому, но отрезанный 
язык продолжал пророчествовать? Когда святого сбросили с Карлова моста, мост 
начал разрушаться, и никто не мог остановить разрушение, пока архитектор не 
заключил договор с дьяволом и…
— Похоже, в Праге заключено немало договоров с дьяволом, — оборвал его Тесла.
— Немало, немало, — гордо подтвердил Журек.



28. «Мыслящая капуста»

В Прагу из Будапешта приехал дядя Николы, Пая Мандич. Своими бараньими глазами 
он всмотрелся в племянника, после чего сообщил, что шефа бюро Эдисона в Праге 
зовут Тивадор Пушкаш.
— И что? — удивился Никола.
Полковник Мандич допил бехеровку. Искоса глянул на племянника, роман которого с 
картами он хорошо помнил.
— Эй! Все права на развитие телефонной сети в Венгрии он передал своему брату 
Ференцу. А это мой друг. Ему нужны электротехники. Если ты не против — это 
место твое.
Первым, кто обнял Николу на Будапештском вокзале, был Антал Сигети.
«Прекрасный человек», — с завистью подумал Тесла. Насмешливые глаза Сигети 
напоминали Тесле Плитвицкие озера. По его фигуре было заметно, что он плавает и 
делает гимнастику с гантелями. Антал обнял Теслу и приподнял. Не опуская его на 
землю, он подпрыгнул, воскликнув:
— Ну и худоба! Пора поправиться!
В Пеште молодых людей в одну из суббот принял богатый дядя Теслы — Пая Мандич. 
В следующую субботу — Фаркаш Сигети. Старший Сигети был архитектором и часто 
ездил по разбитым дорогам, зарисовывая образцы венгерских сельских орнаментов. 
Фаркаш Сигети подыскал для Николы квартиру у знакомой домовладелицы.
— Она что, вдова? — спросил Никола.
— Вдова собственного ума, — оскалился Антал.
Гостиную новой квартиры Теслы украшала кафельная печь в форме пагоды. На стенах 
висели две картины. Краски сверкали на портрете хозяйки в молодости. Нынешнее 
лицо зеленоглазой блондинки покрылось морщинами. На второй картине кого-то 
короновали — то ли святого Иштвана, то ли Матию Корвина. Тесла так и не смог 
определить, кого именно. Потолки были так высоки, что даже всадник не смог бы 
коснуться их рукой. Вся мебель страдала элефантизмом.
Как только он переехал, Сигети поставил на стол пузатую бутылку. А на улыбку 
Теслы он с гордостью отозвался:
— Это настоящий токай!
Позвали хозяйку.
Хозяйку звали Марта Варнаи, она написала две детские книги: «Мыслящая капуста» 
и «Ежовы поучения». Из-под ее мглистого венгерского проглядывал природный 
немецкий акцент. Необычайно разумным голосом она рассуждала о произведениях 
Миклоша Йошики, венгерского романтика, которого Моя и Никола полюбили еще в 
Госпиче. Ее сын, военный врач, начинал службу в Сараеве, так сказать в родных 
краях Николы. Госпожа Варнаи разумным голосом поведала, что второй столице 
империи нужны умные люди.
— Нам нужны такие инженеры, как вы, господин Тесла, — и продолжила: — Нам 
необходимо новое здание оперы. Нужны новые мосты, новые улицы.
Марта развела руками, словно открывая новые пространства для строительства.
Разумный голос госпожи Варнаи говорил об одном, а ее обаяние — совсем о другом. 
Порой это отражалось в блеске глаз, порой — в щекочущем смехе. Блеск этот 
иногда охватывал Теслу, и какое-то амебоподобное тепло всего ее существа 
задевало хвостом и его, и Сигети, заглянувшего к нему в гости.
— Уф! — вздохнул однажды Сигети, когда она покинула их. — Ты видел?
— Что? — спросил Тесла.
— Ничего удивительного, что она похоронила двоих мужей, — прошептал Сигети. —