крюк с паникадилом, на нем висящим, вынул, — ничего похвального не свершил».

От своего странного отца Никола унаследовал способности к математике, языкам, а 
также удивительную память.
Он всегда жил против его воли. Вопреки ему читал Вольтера. Никола хотел 
выплакаться, но не знал, как это делается. Руки его дрожали. Из папки выпали 
газетные вырезки. По комнате разнесся запах газетной бумаги «Сербского 
глашатая» четвертьвековой давности, в котором отец описал чудный феномен в небе 
Лики. На этот раз сыну показалось, что это не заметка астронома-любителя в 
провинциальной газете, а чистая поэзия:

«Небо смеялось, а звезды были ясными, как никогда; вдруг сверкнуло с восточной 
стороны… звезды померкли, и природа словно замерла…»




27. Не желаете ли осмотреть злату Прагу?

Он много гулял после возвращения в Прагу. Замирал у перил Карлова моста и 
смотрел в черную воду. Некогда в этом городе рабби Леви создал Голема и вдохнул 
жизнь в глиняного великана. Мало кто из преподавателей Николы мог подобным 
образом оживить свои дисциплины. Напротив. В аудиториях факультета монотонные 
голоса убивали смысл, а знания оставались мертвой глиной, не тронутой духом 
жизни. Никола научился не говорить об этом с коллегами. Он бормотал:
— Нет ничего хуже, когда в разговоре с людьми касаешься предрассудков, которых, 
как они полагают, у них нет.
Пражская университетская бюрократия была сложнее иерархии ангелов в ассирийской 
мифологии. Какие-то жуки сидели за конторками. Жуки объяснили Николе, что 
поскольку он не знает греческого, то не может стать студентом Каролинума. В 
качестве экстраординарного студента он дважды в неделю ходил на занятия к 
знаменитому Карелу Домалипу.
Кроме этого, он посещал лекции Адальберта фон Вальдховена по физике на немецком 
техническом факультете.
Письма от Сигети приходили регулярно, но они были удивительно однообразными, с 
той лишь разницей, что в одном предмет обожания звался Эрикой, во втором — 
Марией и так далее. Тесла писал ему, что отделил коллектор от машины и укрепил 
его на отдельном основании. Мотор на переменном токе должен быть мощным, 
неизменно повторял он в письмах, которые отправлял в Пешт.
По утрам он пил кофе в заведении на Водниковой улице. Куда бы он ни направлялся,
 рядом с ним всегда шагал тот, другой, который постепенно становился все 
страшнее. Тесле казалось, что над ним постоянно нависает силуэт Градчан. Его 
поражали кукольные домики Золотой улочки. Старое еврейское кладбище со слоями 
могил наполняло его ужасом. Вечерами он возвращался в «Националь» выпить пива.
В этом кафе он познакомился с приятным, богемного вида завсегдатаем. Это был 
Франтишек Журек, воспитанник Каролинума. Журек водил Теслу на концерты. Музыка, 
словно луна, вызывала приливы и отливы, вздымая в душе Николы огромные волны. В 
«Национале» Журек показал ему за соседним столиком композитора Бедржиха Сметану.
 Композитор выглядел очень плохо.
— Говорят, он сошел с ума, — шепнул ему Франтишек.
Славянофил, у которого была любовница-немка, Журек заинтересовался Теслой после 
случая в Императорской публичной библиотеке Клементинума. Рыжеволосый студент 
философского факультета сравнивал немецкий перевод Байрона с английским 
оригиналом, когда к нему подошел Тесла и костлявой рукой ухватил книгу. Тесла 
предложил:
— Прочитайте начальные строки любого стихотворения Байрона, и я продолжу его по 
памяти.
Молодой чех прочитал первое, что пришло ему на ум. Тесла продолжил 
декламировать. Журек выбрал стихотворение в конце книги. Глядя ему прямо в 
глаза, Тесла продолжил. Он знал наизусть всего Байрона. Из-за этого Журек 
прозвал его Манфредом. Манфред говорил обо всем с манерами «светскими и 
нешокирующими». Что бы он ни произносил, это произносилось красиво. Злые языки 
утверждали, что он живет игрой в бильярд. Иногда он брался за кий в «Национале».
 И тогда люди в кафе умолкали.
— Принц! — восхищенно шептали они.
Манфред и его новый друг гуляли по Праге, беседуя так, как беседуют поэты.
— Все в мире взаимосвязано именно так, как считают сумасшедшие, — задумчиво 
говорил Тесла.
— Можно ли потерять то, чего не существует? — хотел знать Журек.
Он поставил перед собой задачу показать гостю каждый уголок таинственного 
города.
Знает ли Тесла, что здесь, в Праге, каждый камень может поведать занимательную 
историю? Прекрасно. Известно ли ему, что в Тридцатилетней войне погибла 
четверть чехов? А знает ли он, что тюльпаны задолго до Голландии появились 
здесь, в Королевском саду, рядом с Поющим фонтаном?
— А здесь… ха-ха! — здесь у нас кое-что поинтереснее, — продолжил чичероне 
Журек, — здесь, в доме сорок на Карловой площади, — сейчас я тебе покажу, — жил 
доктор Фауст. Дьявол вынес его вон в ту трубу.
Тесла уставился на дымоход.