|
отважившийся броситься в Муру в Граце, решил повторить попытку в Мариборе.
— Тесла, бог ты мой! — воскликнул Кулишич.
— Коста! — расцвел Никола, увидев знакомый импозантный нос.
— А мы-то уж всерьез думали, что ты утонул в Муре.
Тесла, улыбаясь, объяснил, что он работает на одного инженера и получает
шестьдесят форинтов в месяц.
— Вернуться? — удивился он. — Да мне и здесь хорошо!
Кулишич мысленно принялся писать письмо отцу Николы. Беспокойным взглядом он
обводил усы то одного, то другого игрока. Тем не менее Никола показался ему
совершенно нормальным.
— Я с чистой совестью отправился домой, — вспоминал впоследствии бывший сосед
Николы по комнате.
Но вскоре после его отъезда, 8 марта 1879 года, чиновник марбургской городской
управы
[6]
Олдржих Таубе подписал документ за регистрационным номером 2160. В соответствии
с этим документом, составленным на основании полицейского протокола, Никола
Тесла, как лицо, не располагающее средствами для проживания, выдворяется из
Марибора в Госпич, по месту проживания его отца, «с целью трудоустройства». Уже
17 марта судья Госпича подтвердил, что Никола Тесла прибыл в указанное место.
Таким образом, глупый младший брат был возвращен из большого мира в маленький
городок. Теперь Никола мог повторить вслед за учеником дьявола: «Я не только
ничему не научился, но забыл и то, что знал прежде».
— Что значит «не надо»? — кричал отец на мать. — Эта несчастная баба Анка
каждого встречного спрашивает, есть ли у того девушка. Баба совсем рехнулась и
даже своего родного зятя спросила, есть ли у него девушка. Стоит Николе только
появиться, она и его спрашивает, нет ли у него девушки, а он только голову
отворачивает.
— Не надо так, — шептала Джука.
— Не захотел стать попом, и почему? Чтобы в монахи постричься?
— Успокойся, Милутин!
Поп отмахнулся от жены. Этой же рукой, многажды целованной прихожанами, он
указал Николе на стул:
— Садись!
Мать вышла, чтобы оставить их наедине. На кухне она подняла крышку с горшка,
где тушилась золотистая капуста. Потом украдкой вернулась к дверям подслушивать,
о чем это они там говорят.
— Боже, как ты живешь! — с отвращением вымолвил поп, как только его жена вышла.
— Я ведь говорил ей: пусть пьет, пусть играет, но пусть только будет как все
другие парни. И тут же мне пишут: он пьет. И в карты играет!
«На мои отличные оценки ты внимания не обращал, — мстительно подумал Никола. —
А вот это тебя задевает!»
На их семейной иконе святой Георгий равнодушно убивал змия, не обращая внимания
на совершаемое им деяние.
— Ты потерял стипендию! Тебя выгнали с факультета! Домой тебя препроводила
полиция! — кричал отец.
— Ой, несчастье ты мое! — шептала под дверью Джука.
— И ничего больше тебя не волнует! Виктор Гюго писал о сербах: «Убивают целый
народ. И где? В сердце Европы!» А ты? Сколько раз ты вспоминал своего Бога и
свой народ, братаясь там, в Граце, с игроками?
— Может, не так часто, но наверняка чаще, чем Виктор Гюго, — не смолчал Тесла.
Здесь, в Госпиче, каждый его шаг сопровождали отцовские упреки. Все его
проповеди сводились к одному: пусть он обещает бросить карты!
Никола улыбался таинственной, порочной улыбкой.
Милутин Тесла считал, что уважение есть универсальный вариант решения любой
проблемы. Шагая днем в трактир, Никола время от времени бросал взгляд на
плывущее в небе облако и задумывался над тем, как на него влияют справедливые
или несправедливые речи попа Милутина.
«Смягчи праведность свою, и отдохнешь в немногие оставшиеся дни живота своего»,
— подсмеивался он над отцом словами отца Пимена.
Днем Никола был ленив и чувствовал себя больным. Ночью его охватывал мрак.
Сердце то рвалось из груди, то замирало в ней. Ел он мало. Кормился, словно
мотылек, огнями трактира. Картежники считали его дурачком и безвольным
человеком. Презрительными улыбками они встречали того, без которого не могла
пройти ни одна ночь. А он знал, что может бросить карты в любой момент. Разве
он не обладал волей, давшей ему возможность прочитать сто томов Вольтера и
решать любые математические задачи, с которыми он сталкивался? Иногда он
действительно говорил:
— Сегодня не играю.
И тогда дьявол фальцетом напевал ему: «Иди в корчму! Сегодня точно выиграешь!»
В душе начиналось томление. Нетерпение разливалось по телу, как постное масло
по столу. «А может быть, все-таки?..» — страстно нашептывал внутренний голос.
Мир становился тесным. Он чувствовал себя как человек, спешащий в нужник, на
бегу расстегивающий пуговицы. Слабый. Страстный. Дрожащий. Бог превратил его в
сущую алчность. Бог отстегнул его с ремешка разума.
Никола скрежетал зубами.
В голове ритмично стучало: «Хочу! Хочу! Хочу!»
Страсть приводила его туда, где пальцы тасуют и мечут карты. Он падал за стол.
|
|