Мне снилось, что я — слуга, а ты — служанка и что мы проводим ночь на кровати 
изо льда.


Осадок одной улыбки терзал ее внутренности. Она вспоминала октябрьский полдень 
более чем двадцатипятилетней давности, когда белки вздымали хвостики и 
волнистыми прыжками неслись сквозь трепещущую природу. Она и он шагали сквозь 
желтизну и багрянец бабьего лета. На водной глади дремали утки. Солнце купалось 
в уголках ее губ и глаз. Невидимое пламя Гераклита лизнуло мир.


Но дворец был изо льда. Статуи под сводами были изо льда. Изо льда была комната 
для новобрачных.



Ей снились водовороты и гейзеры. Ей снилось, что она целует единорога, который 
в Бразилии питается фруктами. Что скользит на лыжах по склону алмазной горы, 
что поит из наперстка кузнечиков и колибри… Ей снилась
другая сторона мира, ненаселенная и ненаселимая.
Ей снилось, что ее щекочут пианисты.

«Уверен, человеку должно принадлежать множество других жизней», — писал Артюр 
Рембо.
Но…
Вены выступили на ладонях, сложенных на груди. Кэтрин более не только не 
выходила в свет, но и старалась целыми днями не спускаться в гостиную.
Тот, кто всю жизнь согревал ее своим телом, теперь нервировал ее. Веки Роберта 
вздулись, глаза превратились в щелочки. Он теперь жевал не только губами, но и 
всеми морщинами лица. Стоило ему только приоткрыть рот, и она уже знала, что он 
намерен сказать. Он до отвращения походил на печального льва.
— Если я принесу золото, то она скажет, что оно слишком желтое, — жаловался он 
сыну Оуэну.
Боль являлась Кэтрин дуэтом, переходящим в хоры.
— Но ведь всякому нравится, когда ему хоть что-нибудь прощают, — мягко добавлял 
Роберт.
Ее пугал ужас вещей.
Звонил телефон. Она не снимала трубку. Она думала: «Меня не будет, а он будет 
звонить все так же».
Она старалась засыпать как можно позже: «А проснусь ли я утром?»
Балюстрады и люстры были изо льда.
«Разве только это?» — думала Кэтрин.
Французские столики и трехногие комодики были изо льда.
«Что мне сказать святому Петру?» — улыбалась Кэт призрачной улыбкой.
Ее кровать была изо льда. Ее волосы были полны ледяной пыли.
— Ах! — вздохнула она с облегчением. — Скажу, что все говорят. Я не умела жить 
иначе.



112. Дорогой Тесла


15 октября 1925 года


Миссис Джонсон в последнюю ночь своей жизни просила меня не прерывать отношений 
с тобой. Это не так просто сделать, однако, если это не получится, моей вины в 
том не будет.
Твой верный Лука.




113. Когда…

Он вспоминал ее, когда у пиджака отрывалась пуговица, когда у него рвался 
шнурок.



114. Письмо голубице

Мягкая! Милая! Моя!
О исполненная света и воркования! О грациозная неуловимость!! О белизна! 
Чистота! Сияние! Пернатая мечта без единого пятнышка. О ты, чьи крылья, 
дымчатые от скорости, взмахами своими очищают мир! О соучастие, в котором 
пульсирует кровь бытия! О печаль, выплаканная всем сердцем и прощенная! О милый 
уголок души моей! О душа!
Грациозная слабость, побеждающая силу!