О ты, что парила над водами прежде Создания! Ты, которую Ной после потопа 
выпустил из ковчега!
Я питаю тебя, питая себя и весь мир, суть которого есть ты. Когда твоя стая, 
словно конфетти, засеребрится над городом, я взмою с вами. Сразу узнаю тебя по 
красоте лета. По белизне.
Святая чистая душа, оставайся со мной.
Анима! Аминь!
Пока держу тебя на ладони, клюв твой целует уголок моего рта. Сияние исходит из 
твоих глаз и из центра мира. Сияние заливает мои ноги, поднимается выше коленей.
 Прилив внутреннего света охватывает мои бедра и поднимается все выше, достигая 
сердца и головы. Моих губ касается розовый клюв. Ослепленный белизной, потеряв 
зрение, повторяю последние Христовы слова, как о том рассказал Иоанн:
— Совершилось.



115. И тогда

Рулетка двадцатых остановилась на черном вторнике. Брокеры на бирже носились, 
подгоняемые секундомером. Брокеры объявляли о падении акций голосами 
утопленников. Толпа напирала на запертые двери банков. Над входом в биржу на 
Уолл-стрит вырезали слова Гоббса «Человек человеку волк».
Фермеры Запада жгли зерно. В Нью-Йорке люди падали в обморок от голода.

Невозможно!

Женщины, чтобы не попрошайничать, продавали «райские яблочки». На общественных 
кухнях ходячим раненым в шляпы наливали суп.

Невозможно!

За шесть ежедневных обедов голодающие тряслись в танцевальных марафонах.

Невозможно!

И тогда вдовец Джонсон вернулся из Парижа. Он вздохнул и пожаловался:
— Куда ни поеду — я там! — потом улыбнулся и похвастался: — Постоянные 
путешествия не позволяют превратиться в провинциала.
— Я так не думаю, — поправил его Тесла. — Я думаю, что провинциальность или 
столичность твоей души не определяется местом твоего проживания.
Чтобы удивить Теслу, Роберт привез ему текст сербского манифеста сюрреалистов 
«L'lmpossible».
— Невозможно! — расхохотался Тесла. — Это рефрен всей моей жизни. Это говорили 
о каждой моей идее, с тех пор как себя помню.
— Ты когда-нибудь видел чудо? — поинтересовался Джонсон.
— Когда-нибудь? Всегда! — огрызнулся Тесла.
В семидесятые годы в Граце женщины носили нечто вроде кружевных слюнявчиков. С 
течением времени и они превратились в чудо.
Джонсон рассказывал ему о том, как Андре Бретон прислушивается к «геомагнитному 
пульсу Земли», и о его любви к невозможному.
— Невозможно! — опять рассмеялся Тесла. — Рефрен моей жизни!.. С тех пор как 
себя помню.
Наутро он почесал под полуцилиндром.
— Все подорожало, — сказал он. — Стало невозможным.
— Что?
— Содержать лабораторию.
Гернсбек развел руками, выражая одновременно удивление и согласие. Он вместе с 
Теслой наблюдал за переездом.
Двадцать сундуков с перепиской, теоретическими трудами и макетами утонули в 
устрашающем складе отеля «Пенсильвания».



116. Виновник торжества

Словно белые голубицы, слетались в его комнату письма с поздравлениями в честь 
дня рождения от Эйнштейна, Ли Де Фореста, Джека Хэммонда, Милликена.
— И еще! Еще! Еще! — бросала конверты на стол горничная.
Тесла выровнял ладонями стопку конвертов и сложил их в шкатулку. Он немного 
стеснялся того, что ему нравилось то, что он на самом деле презирал.
Высокий и с пустыми глазами — как фигура на носу корабля, — он спустился в холл 
гостиницы без четверти двенадцать. В полдень нахлынули репортеры.
Семидесятипятилетний едва обратил на них внимание, но начал рассказывать…
…О том, что наступит день, когда женщины станут важнее мужчин, когда его 
замечательная турбина будет усовершенствована и когда его насос найдет 
применение в теле человека. Потом он остановился на взаимосвязи голодания и 
внутренней энергии.
— Как вы полагаете?.. — хотели знать шляпы с блокнотами на коленях.
Костлявый старик воздел указательный палец:
— Не может весь мир так бессовестно жрать. Я перестал есть рыбу. Я перестал