был брат Данэ, старше меня все на те же семь лет. По отзывам окружающих, он был 
чрезвычайно одарен, а я просто боготворил его, как младший брат старшего. 
Однажды он отправился на конную прогулку на нашей лошади арабских кровей, 
обладавшей почти человеческим разумом. И она сбросила его! Родители, особенно 
мать, так, и не оправились от гибели их любимца. По сравнению с его талантами, 
мои казались бедным подобием. А если я делал что-нибудь стоящее, родители лишь 
еще глубже ощущали горечь потери.
С тех пор я пребывал в мучительном одиночестве в кругу родных и близких, меня 
преследовали мысли о боли и смерти, я жил в непреходящем страхе, думая о злых 
духах, привидениях, людоедах и других представителях темных сил. Я искал защиты 
у Бога и постоянно обращался к Нему в своих детских молитвах. Все шло к тому, 
что я стану священником. Так хотел мой отец, в пользу этого говорили традиции 
моей семьи, в которой священнический сан наряду с военным поприщем был 
привычным призванием, у меня самого не было оснований противиться этому, кроме 
каких-то смутных видений и ожиданий, свойственных, впрочем, всем юношам. Я все 
откладывал решение, говоря отцу: «Как я могу стать священником? Ведь я люблю не 
людей, а человечество. Не церковь, а Бога!» И тут случилась эта болезнь…
— Да-да, расскажи о болезни!
— После окончания школы, а учился я далеко от родительского дома, в Карловаце, 
я получил письмо от отца. Он велел мне не возвращаться домой, потому что в 
округе свирепствовала эпидемия холеры. Но какая-то сила неотвратимо влекла меня 
к дому, я пренебрег приказом, вернулся и — заболел. Я провел в постели девять 
месяцев и был истощен до крайней степени, как говорят в наших краях: дышал на 
ладан. Но мозг мой работал с прежней ясностью, и все чувства были обострены. И 
вот я услышал: ты выздоровеешь. Что я должен для этого сделать, спросил я, 
Покориться моей воле и следовать предначертанным путем. Что я должен для этого 
сделать, повторил я. Для начала — поступить в лучшее инженерное училище в мире, 
упорно учиться, потом еще более упорно работать и сделать открытия, которые 
облагодетельствуют человечество.
И это все, спросил я. Этого более чем достаточно, это тяжелая ноша, не всем под 
силу вынести ее. Слова об упорном труде и тяжелой ноше повернули мои мысли в 
новом направлении. А что я за это получу, спросил я. Вот ты уже и торгуешься, 
проворчал мой невидимый собеседник. Что ж, если мы заключим договор, то ты 
получишь, во-первых, здоровье, это сейчас для тебя, как мне кажется, важнее 
всего. Во-вторых, долгую жизнь. Ты будешь жить и в следующем, двадцатом веке, и 
в двадцать первом… Это что же, минимум сто пятьдесят лет, невежливо и 
опрометчиво прервал я Его. Ты уже разочаровываешь меня, проворчал Он — Он 
вообще довольно ворчливый старик. У тебя такие маленькие запросы. Никто тебя за 
язык не тянул… Впрочем, это ты сам увидишь, потом, а пока о главном. Главное, 
что я дам тебе, — талант. Талант проникновения в суть явлений, талант видения 
явления целиком, а не по частям, что свойственно подавляющему большинству людей,
 и талант превращения увиденного в устройства, работающие на благо людей. 
Отпущенная тебе мера таланта будет такова, что, если ты реализуешь его хотя бы 
наполовину, люди назовут тебя гением, возможно, величайшим гением в истории. Я, 
конечно, буду помогать тебе, но только в том случае, если ты будешь честно 
выполнять условия договора.
— А счастья — счастья ты у Него не попросил?
— Нет, счастья я не попросил, а Он не предлагал. Да и что такое счастье? 
Счастье — такая абстрактная штука, а у меня голова шла кругом от куда более 
простых вещей, от вечности, от таланта, щедро предложенных мне. Я не мог 
охватить их своим неокрепшим умом, мне нужно было что-то конкретное. И Он 
откликнулся на мой безмолвный вопрос. У меня над кроватью висела картина…
— Что же остановился? Расскажи о картине.
— Просто я вспомнил, как первый раз увидел водопад. Это было на Плитвичских 
озерах. Они находились в дне пути от нашего дома, и мы иногда ездили туда всей 
семьей.
Прекраснейшее место на земле, и водопады, их там много, его главное украшение. 
Позже я прочитал о Ниагарском водопаде и, только представив его, был буквально 
заворожен его мощью. Я раздобыл рисунок с его изображением и прикрепил к стене 
в ногах кровати. Бывало, я часами разглядывал его, о чем-то мечтая, а во время 
болезни он один укреплял мои силы. И вот Он приковал мой взгляд к рисунку и 
сказал: ты обуздаешь его. Эти слова решили дело, я немедленно согласился. И 
сразу почувствовал, как из меня с обильным потом вытекает болезнь. Я хотел тут 
же встать и побежать к матушке, известить ее о моем чудесном выздоровлении, но 
Он удержал меня. Ты еще слишком слаб, сказал Он, тебе надо набраться сил. Я 
могу остановить болезнь мановением руки, но восстанавливать гибкость членов и 
наращивать мышцы тебе придется самому. Это как с судьбой. Я могу изменить ее 
линию, но каждый человек должен сам пройти свой путь, я не вмешиваюсь в 
свободный выбор и сужу лишь по результату. И не забывай, что наш договор должен 
оставаться в тайне, его раскрытие послужит, несомненно, вящей моей славе, но 
тебе может только повредить. Еще одно соображение: я люблю, когда все делается 
по правилам, мною же установленным, вы это почему-то называете — по-людски. 
Поэтому получи родительское благословение, негоже начинать благое дело с ссоры. 
Я сгорал от нетерпения, ожидая отца. Он вошел, скорбный и понурый. Отец, сказал 
я слабым голосом, мне кажется, что я смогу выздороветь, если ты разрешишь мне 
заниматься инженерным делом. За твою жизнь и здоровье я готов отдать все, что 
угодно, ответил отец и, приложив руку к сердцу, торжественно продолжил: обещаю, 
что ты поступишь в лучшее инженерное училище в мире. И я стану великим 
инженером, добавил я. Да, мой мальчик! Я был счастлив. Через три дня я уже 
ходил.