на письменный стол, опустился на стоящий рядом стул, придвинул к себе чистый 
лист бумаги и задумался.
«Скольких людей я повстречал за свою долгую жизнь, со сколькими вместе работал, 
скольких озолотил и скольким помог, а на закате жизни не к кому обратиться с 
пустяшной, по видимости, просьбой. Кто может выполнить ее от слова до слова, не 
задавая глупых вопросов и не суя нос в шкатулку? Никто. Кроме одного человека!»
Тесла взял карандаш и принялся писать, старательно выводя буквы:

«Дорогой Сэмюэл! Я впервые позволил себе обратиться к тебе по имени, потому что 
это обращение — последнее. Я прошу тебя сохранить прилагаемый ларец с 
содержащимися в нем документами для вечности. Ты придумаешь, как это сделать.
Любящий тебя Ник».

Он аккуратно сложил письмо в три раза и вложил его в узкий почтовый конверт. В 
этот момент раздался осторожный стук. Тесла прикрыл шкатулку и конверт 
развернутой «Нью-Йорк Тайме» и поспешил к входной двери.
— Прошу вас, мистер Карриген. Весьма признателен, что вы так быстро 
откликнулись на мою просьбу.
— Не стоит благодарности, мистер Тесла. Вы мой самый старый и самый любимый 
клиент. Что, надо опять покормить голубей на площади у Публичной библиотеки? 
Сделаю с удовольствием. Привык я за эти годы к этим птахам. Они такие забавные! 
Не поверите, но я и сам иногда хожу их кормить.
— Ходите и впредь! Раскрою мой самый большой секрет: только благодаря голубям я 
сумел дожить в добром здравии до столь солидного по земным меркам возраста.
— Правда?
— Я всегда говорю правду и только правду. За каждое семя, что вы бросите божьим 
птицам, их небесный покровитель прибавит вам минуту жизни. Я это знаю 
доподлинно. Но сегодня у меня к вам другое поручение. Я прошу вас сходить к 
мистеру Марку Твену и передать ему от меня посыпку и письмо. Он живет в 
Грамерси-Парке, нет-нет, извините, как же я запамятовал, он переехал на Пятую 
Южную авеню, дом 35, если не ошибаюсь. Вы там поспрашивайте. Марк Твен — 
знаменитый человек, его все должны знать.
Посыльный пребывал в явном смущении. Марк Твен умер, давно умер, насколько 
давно, он точно не знал, но когда он читал «Приключения Тома Сойера», автор был 
уже записан в бессмертные классики.
— Прошу меня извинить, мистер Тесла, — замялся он, — но, насколько мне известно,
 писатель Марк Твен… уехал, — нашелся посыльный, — уехал из страны, давно. Он 
теперь в Европе.
— Вы что-то путаете, — мягко сказал Тесла, — мой старый друг третьего дня сидел 
вот в этом самом кресле и читал мне своего «Загадочного незнакомца». Занятная 
вещица! Между нами говоря, этот загадочный незнакомец списан с меня, — добавил 
он с гордостью. — Так что идите и ищите.
Тесла вышел из комнаты и тут же вернулся, неся в руках шкатулку и письмо.
— Да, кстати, чуть не забыл! Мой друг вечно сидит без денег. Передайте ему, 
пожалуйста, — он открыл другую шкатулку, стоявшую на столе, и сгреб 
немногочисленные купюры, лежавшие на дне, — вот, сто долларов. Я положу их в 
конверт.
— Мне ждать ответа? — со страхом выдавил посыльный.
— Ни в коем случае! Мой старый друг, увидев деньги, может оскорбиться — он 
такой ранимый, артистическая натура! Так что вы вручите ему посылку с письмом и 
— сразу уходите.
— Я так и сделаю!



Глава 7
Голоса за дверью

По прошествии полутора часов из лифта вышел представительный моложавый мужчина 
и уверенным шагом направился к номеру Теслы. Он уже положил руку на дверную 
ручку, когда из номера донеслось:
— Я впервые услышал Его голос в восемнадцать лет, во время болезни. У меня была 
холера, и я, болезненный от рождения, находился на грани жизни и смерти. Мой 
отец, священник, уже готовился к соборованию, да и я сам потерял всякую надежду.

«Дядя Нико! С кем это он разговаривает? — изумился мужчина. — Он же несколько 
недель никого не принимал. Даже отказал во встрече Элеоноре Рузвельт, супруге 
президента. И голос какой-то странный, помолодевший». Мужчина опустил руку и 
застыл, приблизив ухо к двери.
— А что, до этого случая не было ничего э-э-э такого, необычного, связанного с 
Ним? — раздался хрипловатый голос.
— Необычного — нет, не было. А обычное было. Ведь Бог был своим в нашем доме, 
он был всегда со мной, в мыслях и делах. Вот, помню, глажу я, маленький мальчик,
 спину нашего кота Мачака, а с моей ладони сыплются искры. «Что это такое», — 
спросил я отца. «Это всего лишь электричество, — ответил он мне, — то же самое, 
что можно видеть на деревьях во время грозы». Так я впервые в жизни услышал 
слово электричество, но не оно занимало мои тогдашние мысли. «Природа — тоже 
кошка?» — спрашивал я себя. Если да, то кто гладит ее по спине? Это может быть 
только Бог, решил я.
Тогда же, в семь лет, я получил первый урок неисповедимости Его путей. У меня