|
В таком основополагающем вопросе, как личная гигиена, они различались
радикально: Тесла боялся микробов, был чрезвычайно брезглив, однажды он отметил,
говоря об Эдисоне: «У него нет хобби, его не интересует ни спорт, ни
какое-нибудь другое развлечение, и он живет в полном безразличии к элементарным
правилам гигиены… Если бы он в дальнейшем не женился на женщине исключительно
разумной, единственным делом жизни который было оберегать его, он бы умер много
лет назад от полнейшей запущенности…» [8]
Непримиримые противоречия порой выходили за рамки. Эдисон чувствовал со стороны
талантливого иностранца угрозу своим системам постоянного тока, ошибочно
полагая, что постоянный ток жизненно важен для производства и продажи его ламп
накаливания. Это была старая история заинтересованной стороны. Поначалу Эдисон
сам столкнулся с яростным сопротивлением со стороны газовой монополии. Но он
побил газовую монополию своим научным аргументом для пропаганды — распространял
бюллетени, в которых радостно описывал взрывы газопроводов. Его агенты
рассылались по всей стране, сообщая о любой ситуации, в которой здоровье
рабочих было «повреждено» газовым отоплением или их зрение — газовым освещением.
А теперь дело выглядело так, будто бы он набросился на технологию, которая
оказалась современнее его собственной9.
Тесла в редкие моменты свободного времени, которые ему удавалось ухватить,
изучал историю, литературу и традиции Америки, наслаждаясь новыми знакомствами
и новым жизненным опытом. Он уже хорошо говорил по-английски и стал понимать
американский юмор. Или, по крайней мере, он думал, что это ему удается. Как
покажет практика, у Эдисона еще было чему поучиться в этом отношении.
Тесле нравилось гулять по улицам Нью-Йорка, где новые электрические троллейбусы
создавали пробки и вносили дополнительное оживление в уже и так весьма
интенсивное уличное движение. Половину своего рабочего времени центральные
динамо-машины Эдисона стояли из-за поломок. Когда троллейбусы работали, они
пугали пешеходов в той же степени, что и пассажиров. Издатель журнала
высказывал беспокойство тем, что каждый, кто на них ездит, все время трясется,
не вызывая никакой симпатии у окружающих.
Бруклинцы, которые по некоторым причинам чувствовали себя избранными для атак
со стороны ужасных троллейбусов, объединились под лозунгом «Увернувшиеся от
троллейбусов». Позже, когда этому району Нью-Йорка потребовалась своя
бейсбольная команда, казалось вполне естественным назвать ее «Увернувшиеся из
Бруклина».
У Теслы ушло больше полугода на реконструкцию динамо-машин Эдисона. Когда в
конце концов работа была сделана, он отправился к боссу сообщить о полном
успехе, и в особенности, чтобы узнать, когда он может получить свои 50 тыс.
долларов.
Эдисон снял со стола ноги в черных ботинках, резко наклонился вперед в
неописуемом удивлении.
«Тесла, — воскликнул он, — ты не понимаешь нашего американского юмора» [10].
Опять компания Эдисона сознательно обманула серба. В гневе он объявил, что
увольняется. Эдисон предложил компромисс — поднять ему еженедельную зарплату.
Тесла взял свой котелок и вышел.
[5]
В глазах Эдисона Тесла был «поэтом науки», его идеи были «великолепны, но
крайне непрактичны». Он предупредил молодого инженера, что тот совершает ошибку,
что со временем и подтвердилось. Страна все еще пребывала в состоянии
глубокого финансового кризиса, найти работу было трудно. Эдисон, будучи
полностью во власти Моргана, сам столкнулся с финансовыми проблемами. В то
время как изобретатель желал мчаться на всех парусах, банкир настаивал на
политике медленного продвижения. Он отказал Эдисону даже в весьма умеренных
ссудах, необходимых для расширения дела, так как капитал Торгового дома Моргана
вливался в приобретение гигантской железной дороги.
Процесс «морганизации» становился нормой. Во всем, к чему прикасался финансист,
он вскоре захватывал управление 51 процентом акций и настаивал на том, чтобы
участвовать в директорате, хотя бы и анонимно. «Морганизация» означала
неуклонное поглощение компаний, вовлеченных в родственное направление бизнеса,
продажу акционерного капитала и централизацию власти, а также устранение путем
«разрушающей конкуренции».
Морган, на четвертом десятке лет и на пике своей власти, был грубым, заносчивым,
в то же время одиноким и боязливым человеком, который совершенно не заботился
о своих компаньонах, сотрудниках и просто о людях. Он был шести футов ростом,
весил двести фунтов, и из-за неприятной кожной болезни его нос пылал, как
новомодная лампа Эдисона. Но такова сила власти, что он был донжуаном, победы
которого подчеркнуто выставлялись напоказ [11].
Его показная культурность требовала частых поездок в Европу ради
коллекционирования произведений искусства, в которых он разбирался лучше многих
выскочек, накапливавших сокровища Старого Света. Верный поборник англиканской
церкви, он часто покидал свой офис на Уолл-стрит, чтобы поприсутствовать на
исполнении его любимым органистом четырех счастливых рокочущих гимнов под
сводами англиканской церкви Св. Георгия. Мучимый такими бедствиями, как войны
тарифов на железных дорогах и забастовки рабочих, создававших угрозу его
капиталу, он пользовался любой возможностью, чтобы сбежать из-за своего
письменного стола. Путешествуя по Америке, он ездил во «дворцовом вагоне»
стоимостью в 100 тыс. долларов, который прицепляли к любому поезду по его
выбору. Более скромные колеса переводили на запасные пути, освобождая ему
|
|