Дальше — больше. В детстве я все время играл в солдатиков — только в войну, и 
исключительно за немцев. И во дворе с другими ребятами тоже. Часто перелистывал 
книги отца по немецкой военной технике, хотя он не очень-то это одобряя. В 
школьных тетрадках рисовал свастики разных размеров. Меня постоянно ругали за 
это, долго и старательно объясняли, что это за символ и что он означает. 
Никакой тяги к фашизму, нацизму или чему-то подобному у меня никогда не было, 
просто нравился сам знак. И руны рисовал тоже, причем откуда я их брал — не 
знаю. У отца таких книг никогда не было. Немецкий язык мне всегда нравился 
гораздо больше, чем польский или испанский. Если был выбор, я предпочитал 
писать и говорить на нем. Мой интерес к Германии был настолько сильным, что, 
когда мой отец умер, а мне исполнилось двадцать пять, я уехал в Европу и 
несколько месяцев жил в Германии и Польше. Был даже на Украине и в России. Там 
я познакомился с группой ребят и стал вместе с ними работать. Их 
называли «черными следопытами» — на местах сражений Второй мировой они 
поднимали незахороненные останки русских и немецких офицеров. Я сам поднял и 
похоронил больше сорока человек.


Эти-то ребята и рассказали мне о том, что бывает так называемая прошлая жизнь. 
То есть наша душа в прошлой жизни жила в другом теле, а потом, после его смерти,
 переселилась в нынешнее. Вспомнить прошлое можно на специальном сеансе 
регрессии, который проводят некоторые психиатры и люди, у которых есть 
специальные знания.


У меня совершенно обычное воображение, вначале гипноз на меня не действовал, 
ничего не получалось. Зато потом пошли такие яркие картины! Я словно бы сам был 
там, в прошлом. Я испытывал такую эйфорию, такие чувства! Я видел свой родной 
дом в Берлине, отца, маму — только других, не моих настоящих родителей. Жену 
потом свою видел, Марту. Двух дочек. Фамилию не вспомнил, зато вспомнил имя. 
Оказалось, тоже Ференц. Внешность свою не вспомнил. Дальше увидел, как служил в 
СС. Начал со штурмовиков, в партию вступил в первых рядах. Потом пошел в боевые 
части СС, был отмечен наградами рейхсфюрера, дослужился до штурмбаннфюрера и 
погиб в апреле 1945 года в уличных боях в Берлине. Помню, верил в те идеалы, в 
фюрера верил, очень любил Родину.


Вспомнил я все это уже дома, то есть в Чили, когда почти окончил университет и 
выучился на журналиста. Тогда я стал собирать информацию о других людях— тех, 
кто тоже что-то чувствовал и вспоминал, подобно мне. И таких людей я нашел 
немало. Причем не только в Чили — по всему миру, даже в России и в Китае, и не 
только немцев по национальности. Но немцев все же намного больше. Меньше всего 
русских, поляков и югославов.


Я совершенно ясно осознаю в себе эти две части — бывшего эсэсовца и теперешнего 
журналиста. Нет, герр Кранц, не смотрите на меня так. Я был у психиатра, он 
сказал, что ни раздвоения личности, ни шизофрении — ничего такого у меня нет. 
Он называет это ложной памятью. Хотя в неофициальной обстановке сказал мне, что 
все возможно — и переселение душ тоже. Мы знаем меньше одной тысячной о нашем 
мире, так что на свете может быть всякое. Даже такое. Я сам в это с трудом 
верил, но теперь убедился.


Так вот, я долго думал, кем был этот штурмбаннфюрер Ференц. Отец мой к тому 
времени уже умер, спросить было некого. И все же я решился и как-то спросил 
мать, не знает ли она случайно какого-нибудь еще Ференца, кроме меня. 
Разумеется, я ей ничего не сказал о том, что вспомнил, — не хотел ее волновать. 
А в том, что она сразу мне поверит, я сомневался. Она ответила, что одного из 
лучших друзей молодости моего отца звали Ференцем — видимо, отец ей рассказывал 
о своей жизни в Германии. Когда она сказала, что тот Ференц был 
штурмбаннфюрером СС, служил вместе с моим отцом и погиб в боях за Берлин, я 
чуть не упал в обморок. Судя по всему, это и был я.


В то время, как я уже говорил, я начинал работать журналистом, и взгляды на 
нацизм и фашизм у меня были тогда совершенно определенные. Я даже статьи об 
этом писал, довольно много — меня эта тема очень интересовала.


Как сейчас помню свою статью «Главная ложь нацизма»:



«Нацизм возник в Германии двадцатых годов. В стране, потерявшей все, в 
стране-неудачнике, разоренной войной и униженной странами-победителями, 
ограбленной и заплеванной. Могла ли новая идеология, порожденная оскорбленным и 
почти уничтоженным народом, быть идеологией сверхлюдей, считающих себя выше 
всех по праву рождения? Казалось бы, нет. Но это ведь так и было! Нацизм — это 
убеждения неудачников. Получалось-то как? Германия, а с ней и весь немецкий