Жуков.
– Пожалуй, пора, – вышел в центр зала Берия. – Часа через два-три. Пусть люди 
выспятся. Вы со мною согласны? – посмотрел на Молотова, у которого от волнения 
запрыгало пенсне на носу, задрожали губы. – Как чувствует себя наш великий 
товарищ Сталин? – обратился Берия к врачу.
– Температура нормальная. Давление повышенное. Это от волнения. Я сказал ему, 
что вы ждете его решения.
– Ну и что? – тихо промямлил Ворошилов. – Были ли личные указания кому-либо из 
нас?
– Иосиф Виссарионович ничего не передавал, – уклончиво ответил врач, зная, что 
вождь поносил их всех вместе и по отдельности, особенно Молотова и Калинина, 
обвиняя в бездеятельности и тупости.
Мессинг прочитал эти мысли врача, который казался отличным индуктором. Похвалил 
Сталин только генерала Жукова, считая, что тот не спасует перед врагом в самой 
трудной ситуации, а потом впал в беспамятство, путая имена, события, факты…
Пришлось ему дать таблетку снотворного, которую он выплюнул, прохрипев: «Хотите 
отравить меня?! Не пройдет! Я сам кого хочешь отправлю на тот свет!» Выкрикнул, 
повернулся к стене и, наверное, устав от напряжения, уснул сам, похрапывая во 
сне.
– Иосиф Виссарионович, вероятно, еще не составил плана действий в нестандартной 
ситуации, – сказал Жуков, – немцы на подступах к Бресту. Чего ждать? – генерал 
обвел взглядом собравшихся в зале и заставил их смутиться. Кто-то нервно 
замотал головой, кто-то заерзал на стуле, только Берия внешне был спокоен, а 
Вышинский сузил глазки от негодования. Он ненавидел всех присутствующих и с 
большим удовольствием провел бы против них очередной процесс, разоблачил бы как 
двурушников, доведших страну до ссоры с таким верным союзником, как Германия. 
Мессинг прочитал эти мысли, и ему стало жутко.
После ухода врача молчание в зале нарушил Берия. Улыбаясь, он полусерьезно 
заметил:
– Я знаю своего давнего друга Кобу. Чтобы принять важное решение, он мог 
очистить голову благороднейшим грузинским вином. Увлекся. Выпил лишний стакан. 
И скоро вернется к нам и выскажет свои мудрые мысли. И зря товарищ доктор пугал 
нас давлением дорогого Иосифа Виссарионовича. Оно немножко подпрыгнуло, потому 
что товарищ Сталин неравнодушный к судьбе народа человек. С кем не бывает 
такого? Врагов народа мы истребляем и будем уничтожать дальше. А сейчас ясно 
одно: на радио должен поехать нарком иностранных дел. Это его прямая 
обязанность сообщить людям о конфликте с Германией!
– О войне, черт побери, о войне! – не сдержав волнения, воскликнул генерал 
Жуков.
– Пусть о войне, – согласился Берия и строго посмотрел на Молотова. – Вы готовы,
 Вячеслав Михайлович?
– Почему именно я, – вздрогнул Молотов, – а не нарком, отвечающий за 
безопасность страны?
– Я отвечаю за внутреннюю безопасность и служу стране не жалея ни сил, ни 
времени. Я уходил из Кремля только после Иосифа Виссарионовича, – заметил Берия.
 – Сидел ночами. Дольше всех!
– Мы все – после! – неожиданно мяукнул забытый окружающими Калинин.
– А я значительно позже, – подчеркнул Берия, – подписывать расстрельные списки, 
каждое решение по делу врагов народа, думаете, просто? Поставить подпись там, 
где надо. Разобраться в предательстве Ягоды? – Берия нахмурился так, что пенсне 
едва не слетело с носа.
При упоминании о расстрельных списках Молотов сдался.
– Ладно, – сказал он, – я выполнял и выполняю все, что мне поручает партия. Но… 
Но мы еще не решили, чем закончить выступление перед народом, какими словами?
Берия заложил руки за спину и неожиданно почти вплотную подошел к Мессингу.
– Это вы предсказали Гитлеру смерть, если он пойдет войной на Восток?!
– Я, – от страха вяло вымолвил Мессинг.
– Говорите громче, чтобы слышали все, – настаивал Берия. – Это за вашу голову 
Гитлер обещал двести тысяч марок? За вашу?!
– Так было, – увереннее произнес Вольф Григорьевич.
Берия вытер голову платком.
– Извините, трудная работа. Мы, марксисты, не верим разным буржуазным телепатам 
и гадалкам, но товарищу Мессингу, дружественно относящемуся к нашей стране, 
избравшему ее своей родиной, доверяет сам Иосиф Виссарионович. Скажите, Вольф 
Григорьевич, сколько времени продлится война и когда мы победим? Хотя бы 
назовите год и месяц.
Впервые в жизни язык отнялся у Мессинга, он прилег на диван, вызвав удивление у 
присутствующих, и не слышал слов Калинина: «Я тоже люблю думать лежа!» Он впал 
в каталепсию и увидел многолетнюю кровавую войну, похожую на механизированную 
бойню людей.
Горы тел с обеих сторон росли, и, как ему показалось, наши потери намного 
превышали немецкие. Но за всеми смертями, смрадом от трупов и пылающими от 
бомбежек городами он разглядел на крыше полуразрушенного Рейхстага красный 
советский флаг…
– Думайте! Думайте! – донесся до него голос Берии. – Мы не имеем права на 
ошибку. Нам никогда не простит ее Иосиф Виссарионович. И вам за нее, конечно, 
не поздоровится. Придется отвечать…
«…Головой! Собственной головой!» – прочитал Мессинг мысль Берии. Он напрягся до 
предела и отчетливее увидел на крыше Рейхстага советский флаг.
– Победа будет за советским народом! – обессиленно вымолвил Мессинг.