|
– Шейне медхен!
Я немного смутилась тем, что он назвал меня красивой девушкой. (В предвоенные
годы почти во всех школах изучали немецкий язык, надеясь на многолетнее и
доброе сотрудничество с Германией. После начала войны переводчиками с немецкого
нередко были выпускники школ, имевшие пятерки по немецкому. –
В. С.
). Потом спросил по-русски с сильным акцентом, как меня зовут. Я сказала: Таубе
(голубь), но обычно – Таня.
– Тайбеле, – повторил он. – Маленький голубь? Вы здесь ждете кого-то?
Пока я говорила, он сидел закрыв глаза и опустив голову. Потом сказал:
– Нет, ничего этого не будет.
– Чего не будет?
– Ничего. Ни фильма, ни путешествия. И надолго.
Он проговорил каким-то особым голосом пророка, потом встал и ушел…
Через несколько дней началась война».
Вольф Григорьевич знал о ее начале и понял, что Сталин вызвал его в Москву
уточнить это. Но прошел первый день пребывания в столице, второй, третий, а
майора все не было.
Он заявился среди ночи 22 июня. Рассвет еще не наступил. Его приход не удивил
Мессинга. Сегодня утром должна была начаться война с Германией. «Эмка» отвезла
их в Кремль. Там Мессинга провели в зал с лепными украшениями, где находилось
несколько человек. Мессинг сразу почувствовал, что все они до единого волнуются
и кого-то ожидают. Он стал всматриваться в лица, узнал Молотова, Калинина,
Берию, Микояна, Ворошилова, Жукова, Буденного, Василевского, и вздрогнул,
встретившись взглядом с главным прокурором страны Вышинским. Мессинг
сталкивался в своей жизни с убийцами, знал о существовании в прежние века графа
Дракулы и других вампиров, о кровожадности маньяков, но такого кровопийцу не
встречал никогда. Обмяк от страха и сел вдалеке от всех на край дивана. Он
никак не мог привыкнуть к тому, что находится рядом с этими людьми. Людьми ли?
– Светает, – заметил генерал с высоко поднятой головой.
– Вы так думаете? – невпопад, задумчиво произнес Микоян, глядевший в окно. –
Может, еще подождем, товарищ Жуков?
– Подождем, – согласился генерал, но Мессинг прочитал его мысли о том, что
Сталин не приедет, что он может предать любого из сидящих в этом зале.
– Ладно, – тихо вымолвил бледный и растерянный маршал Ворошилов. По званию выше
Жукова, он должен был сам принимать решение, но почему-то, видимо для того,
чтобы успокоиться, мысленно читал стихи о себе, написанные детским поэтом Львом
Квитко: «Климу Ворошилову письмо я написал: „Товарищ Ворошилов, народный
комиссар…“ Это уловил Вольф Григорьевич. И не раз. Стихи, вероятно, успокаивали
Ворошилова.
– Может, спиваем? Хором. Могу один, – вдруг предложил Буденный. – Для разрядки.
Я и сплясать могу. Гопака! – И вопросительно посмотрел на Василевского.
«Ты, гад, на что угодно пойдешь, лишь бы угодить Сталину, – прочитал Мессинг
мысли генерала. – Тебя и оставили у власти, потому что ты ничтожество!»
Василевский сделал вид, что не услышал Буденного.
– Видели, как ты танцуешь гопака, – нервно заметил Молотов, сверкая черными
зрачками через пенсне и нервно теребя в руках лист с текстом, отпечатанным на
машинке.
Генерал Жуков окинул наркома иностранных дел презрительным взглядом, словно
хотел сказать: «Разве ты ровня Литвинову? Он был настоящим дипломатом, а у тебя
жену отнимут, и то промолчишь в тряпочку, размазня!» Вольф Григорьевич потом
удивился прозорливости генерала.
В комнату вошел незнакомый Мессингу человек с грустными глазами, в
безукоризненно чистом белом халате. Взгляды присутствующих устремились на него.
Вероятно, это был личный врач Сталина.
– Иосиф Виссарионович не верит в происшедшее, – сам удивляясь сказанному,
произнес врач, умолчав о том, как выяснил Мессинг, что Сталин бредит. Говорит,
что его обманывают, что ему мстят Тухачевский, Блюхер, Якир и другие
объявленные им предателями командармы, а на замечание врача, что их нет в живых,
Сталин вскрикнул как помешанный: «Нет, они живые, я вижу их глаза, их
пронзающие меня взгляды, мое сердце. Уберите их, доктор! Немедленно!» Доктор
сказал, что вывел их из комнаты. «И закройте дверь на ключ!» – приказал Сталин.
– Как он может не верить?! – изумился Жуков. – Когда враг шагает по нашей земле,
обстреливает заставы, горят приграничные деревни!
Внимание Мессинга вновь привлек Ворошилов, мысленно твердящий про себя песню:
«Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим!»
– Не преувеличивайте, товарищ Жуков! – вдруг услышал Мессинг каменный голос
Лаврентия Павловича Берии, укрывшегося от всех в темном углу зала, как в засаде.
– Я предупреждал о готовящемся нападении, мои люди не раз сигнализировали об
этом, но у товарища Сталина было другое мнение. Он верил своему другу Адольфу.
Имел основание. Мы, грузины, народ гостеприимный, доверчивый, – мягко улыбнулся
Берия.
– Правильно думает товарищ Сталин! – воскликнул Буденный. – Может, это не война
началась, а военные маневры. Жаль, что в них не участвует моя конница!
– Твою конницу уничтожил бы один вражеский пулемет, – иронично заметил генерал
Василевский, и Буденный от обиды стал нервно разглаживать свои длинные,
торчащие, как у клоуна, усы.
– Спивать не будем! Пора сообщить о начавшейся войне народу! – заключил генерал
|
|