Словом, не она будет звездой. Но ей об этом говорить не надо…
Можно подумать, Анна и сама не поняла! Конечно, и на ее долю выпала часть 
грандиозного триумфа. Но лишь часть… А ведь она — прима русского балета и 
достойна показать миру свое искусство!
Она безжалостно бросила Дягилева, взяв другого импресарио. Партнером уговорила 
стать московского танцовщика Михаила Мордкина — даже к имени не пришлось 
привыкать. В Нью-Йорке и Лондоне ее встречали огромные афиши: «Анна Павлова». 
Не «Императорский балет» — как на афишах Петербурга, не «Труппа Дягилева» — как 
в Париже. Теперь именно ее имя — символ балета.
Разъяренный Дягилев слал депеши, упрекал в жадности.
— Да, в Америке каждое мое движение стоит доллар! — смеясь, гордилась Анна.
А что, кому-то в этой жизни не нужны деньги? Правда, в Лондоне пришлось 
выступать в мюзик-холле «Палас» — прямо между дрессированными обезьянами и 
чечеточниками. Ну и что? Обезьяны оказались даже более добродушными, чем бывшие 
коллеги по Мариинке.
Теперь она получала по 1200 фунтов стерлингов в неделю — больше ее годового 
жалованья в Мариинке и могла заплатить театру громадную неустойку в 21 тысячу 
рублей. Но главное, за границей Анна могла танцевать, что хотела. И все чаще 
выбирала «Лебедя». А как-то, стоя за кулисами, вдруг вспомнила слова графини 
Бенкендорф: «Эта от нас упорхнет!» Вспомнила и засмеялась. Сбылось: упорхнула. 
И крылья оказались сильными — лебедиными!
«Дело» Дандре
В феврале 1911 года Павлова гастролировала по Америке. Перед репетицией ей 
подали телеграмму. Открыла — не поверила. Дикость какая-то! Сенатор Нейдгарт 
вызывает ее в Россию «для дачи показаний». Каких еще показаний?! У нее контракт 
с Метрополитен-опера. Она танцует «Жизель» и «Лебединое озеро». Зачем она 
поедет в Россию? Там «Лебединое» никто ей не предлагает! И что за длинная 
телеграмма… «показаний в связи с делом Виктора Дандре». Буквы поплыли перед 
глазами.
— Немедленно! — закричала она секретарю. — Билет в Россию!
Виктора арестовали 28 декабря. Ревизия обнаружила растрату при постройке 
Охтинского моста, а Дандре эту стройку курировал. Анна не верила в виновность 
Виктора, зато была наслышана, что царившая на сцене Мариинки всесильная 
Матильда Кшесинская поклялась, что не допустит возвращения Павловой в театр. И 
потому в интервью петербургским газетам «несравненная» начала раскрывать «тайны 
жизни уехавшей примы», прозрачно намекая, что Дандре растратил деньги на свою 
заграничную любовницу, читай — ее, Павлову. Анна читала газеты и скрипела 
зубами. Идиоты! Зачем ей чужие деньги при ее-то фантастических заработках?! Ну 
погодите, черти, во главе с сенатором: Анна Павлова найдет на вас управу!
Так и вышло. Недолго Дандре просидел в тюрьме. Его выпустили под колоссальный 
залог в 35 тысяч рублей. Газеты раструбили, что его выкупил брат. Пусть считают 
так и дальше. Это Павловой только на руку. Тем более что она задумала 
немыслимое. Дандре выпустили под подписку о невыезде. Но нечего перебиваться в 
стране, которая никого не ценит! Словом, Анна убедила Виктора тайно уехать в 
Европу. Правда, после этого возвращение в Россию Дандре будет заказано. Но он 
не в претензии. Он будет жить там, где живет Анна.
И как она обходилась без него? Импресарио, администраторы, секретари — Виктор 
Дандре один заменил их всех. И как она жила одна среди чужих и говорила, что ни 
за кого не пойдет замуж? Да как она вообще жила без Виктора?.. Права оказалась 
пророчица Бенкендорф: только увидев Виктора в тюрьме, Анна поняла, что любила, 
любит, не может не любить…
Они обвенчались тайно. Перед визитом в церковь Павлова поставила условие:
— Если хоть кому скажешь, что мы — повенчаны, я буду отрицать. Да я лучше под 
поезд брошусь, чем стану какой-то «мадам Дандре». Я — Анна Павлова!
Виктор условие принял — счастье важнее имен.
Полет
Говорят, разъездной жизнью трудно жить. Да Анне все равно, лишь бы танцевать! 
За год она изнашивает 2 тысячи пар балетных туфель. И куда ни приезжает, 
президенты и монархи всего мира устраивают приемы в ее честь. От короля Испании 
ей много лет приносили букет перед каждым выступлением, где бы она ни 
концертировала. Она зарабатывает баснословные гонорары — до 600 фунтов за вечер 
— самые большие деньги в балете. Но может выступать и задаром. Однажды в 
Австралии, чтобы ободрить уставших людей, танцевала на наскоро сколоченной 
эстраде. В Мексике выступала в парке — прямо под проливным дождем. В Индии же 
Анне и вовсе пришлось дать половину спектаклей бесплатно. У большинства 
сидевших прямо на земле перед театром зрителей не было денег.
Что ж, она была счастлива — ее ждал весь мир. И был дом, куда она, выгнанная из 
России, могла вернуться. Лондонский Айви-Хаус — Дом в Плюще, окантованный 
парком с озером и подстриженной лужайкой на английский манер. Просторные 
комнаты, огромные камины, тяжелые гардины на стенах и ковры на полу — все тоже 
типично английское. Но быт в этой английской усадьбе наладился совершенно 
русский — здесь ставили самоварчик, ели гречневую кашу, пекли черный хлеб. На 
кухне Анна приютила повара Владимира. Во время обеда он, уже подслеповатый и 
полнеющий, бочком просачивался в столовую, интересуясь: угодил ли «мадам Нюре»? 
И стоило кому за столом зазеваться, быстро подкладывал на тарелку еще кусочек, 
еще ложечку. Ведь все они — такие худышки, особенно сама «мадам Нюра».
«Худышки» — ученицы балетной школы, которую Анна устроила тут же в Айви-Хаусе. 
С 10 утра только и слышно: держи спину, тяни носочек. Великая балерина Анна 
Павлова ползает на коленях вокруг учениц, выправляя движения их ног. Своих 
детей Бог не дал, вот и возится с чужими. Одно жаль, времени на школу не