тайную миссию.
Следует прислушаться ко мнению Елены Блаватской, утверждающей, что само имя 
«Джузеппе Бальзамо», означающее «Тот, кто был послан», или «Данный», а также 
«Господин Солнца», свидетельствует о том, что и оно, а не только громкий титул 
«граф Калиостро», не могло быть истинным родовым именем. К концу прошлого 
столетия среди некоторых теософских профессоров возникла тенденция 
транслитерировать в восточной форме любое имя, которое давалось оккультными 
братствами своим ученикам, предназначенным для работы в миру. И кто бы ни был 
отцом Калиостро, его звали не Бальзамо. Поскольку в юности Калиостро получал 
наставления от человека, которого называли, как предполагается, Альтотасом, или 
«великим герметическим мудрецом», т. е. адептом, нетрудно принять традиционное 
представление о том, что именно этот последний и дал Калиостро его 
символическое имя.

Впрочем, и Елена Блаватская подчас субъективна, утверждая, что главной причиной 
жизненных трудностей Калиостро был его брак с Лоренцой Феличиани, которая была 
орудием в руках иезуитов; и двумя меньшими причинами были его исключительно 
добрая натура и та слепая доверчивость, которую он проявлял в отношении своих 
друзей. Позже некоторые из них стали предателями и ненавистными врагами. 
Никакое из тех преступлений, в которых его обвиняли, не привело к уменьшению 
его славы и к ухудшению его посмертной репутации; но все это произошло, считает 
Блаватская,
«из-за его слабости
к недостойной женщине и обладания тайнами природы, которые он не разгласил 
церкви».

Калиостро похвалялся, что он разговаривал с Александром Македонским, Юлием 
Цезарем, что собственным глазами видел пожар Рима при Нероне и распятие Христа.
Люди верили, и деньги рекой лились в его карманы. Калиостро побывал и в 
Голландии, и в Германии, и в России, но особенный, ни с чем не сравнимый успех 
он имел во Франции. По-княжески расточительный, он всюду будил удивление и 
обожание. Исцеляя больных и одаривая бедных, Калиостро использовал свои 
действительные знания неведомых тогда тайн природы. Сохранились его записки, в 
которых он цинично откровенен: «Люди, за очень малым исключением, до того глупы,
 легковерны и ничтожны, что нет никакого греха пользоваться их глупостью, 
легковерием и ничтожностью, извлекая из них всю пользу для себя и для других. 
Есть болезни, страдания, горе, нищета — всему этому следует помогать, не думая 
о глупости и ничтожности тех, кто страждет. Потому пусть здоровые, счастливые и 
сытые дают мне средства для помощи, к тому же давая мне наслаждение своего 
тупоумия и недалекости…»

Безусловно, шарлатанства и низкопробного мошенничества было предостаточно в 
деятельности Калиостро, однако они блекнут на фоне мгновений его поистине 
божественного вдохновения. Наверное, об этом хотел сказать Калиостро в 
сочиненной им молитве к Господу, которая висела в дорогой раме в его Парижском 
салоне, где он проводил свои магические сеансы:
«Отче вселенной, Ты,
которому все народы поклоняются под именем Иеговы, Юпитера и господа, Верховная 
и Первая причина, скрывающая твою сущность от моих глаз и показывающая мне 
только мое неведение и твою благость, дай мне в этом состоянии слепоты 
различить добро от зла и оставлять человеческой свободе ее права, не посягая на 
Твои святые заповеди. Научи меня бояться пуще ада того, что мне запрещает моя 
совесть и предпочитать самому небу то, что оно мне велит».

Однако читатель вправе спросить — а не басни ли все эти рассказы о тайном 
знании, магическом искусстве и герметических науках? И где вообще 
доказательства того, что когда-то кто-то владел всеми этими силами и знаниями и 
использовал их? Такие вопросы оправданы, ведь никакие утверждения не должны 
приниматься на веру без достаточного фактического и логического подтверждения. 
Именно поэтому, повествуя о предсказаниях Калиостро, мы обратимся за помощью к 
преданьям старины и к последним научным открытиям в истории и археологии.





Глава 1

 

КЛАДОИСКАТЕЛЬ И ДУХОЗАКЛИНАТЕЛЬ




Что рассказывает о своей подлинной биографии сам Калиостро? Обратимся к его 
«оправдательным запискам», составленным графом-кудесником на скорую руку в 
Париже, когда он оказался замешанным в скандал с «ожерельем королевы», 
увлекательно переданный впоследствии Дюма-отцом на страницах известного романа.