чтобы он не познал слиш­ком многого, чтобы он не стал господином самому себе. 
На вос­токе, у Сада Эдемского, был поставлен пламенный меч обращающийся, чтобы 
охранять путь к древу жизни. И чело­век должен был теперь работать, возделывать 
землю, чтобы познать ценность своего труда. Теперь он учится пахать окру­жающие 
его поля и жить согласно законам природы. Когда-нибудь в далеком будущем может 
появиться книга, в которой будет сказано, что человек достиг, наконец, такого 
уровня знаний, чтобы вернуться в Сад. И что у восточных ворот Сада он завладел 
пламенным мечом – символом власти – и поднял его над собой, как факел, 
освещающий ему дорогу к древу жизни». Завладеть пламенным мечом, получить 
власть над древом жизни? Интересно, хватило бы тогда в Эдеме места и для Бога, 
и для такого одержимого наукой человека, как Мер­риам?



Возвращение на Яву

Заручившись финансовой поддержкой Фонда Карнеги, фон Кенигсвальд в июне 1937 
года возвращается на Яву. Немедленно по прибытии на остров он нанимает сотни 
местных жителей и посылает их на поиски ископаемых остан­ков. И таковые были 
найдены. Но практически все, что было обнаружено, являлось челюстно-черепными 
фрагментами, взятыми на поверхности земли близ Сангирана. Информация же о месте 
и обстоятельствах находок была весьма скудной и ненадежной. Это затруднило 
правильное определение их воз­раста.
Все время пока шли поиски в Сангиране, поисков фон Кенигсвальд оставался в 
Бандунге, примерно в 200 милях от места раскопок, хотя иногда, после получения 
сообщения об очередной находке, он туда и приезжал.
Осенью 1937 года Атма, один из коллекторов фон Кенигсвальда, отослал ему почтой 
височную кость, по всей видимо­сти принадлежавшую окаменелому черепу гоминида. 
В со­проводительной записке сообщалось, что образец был найден неподалеку от 
берега реки Кали Тжеморо (Kali Tjemoro), как раз в том месте, где она 
прорывается через песчаник Кабухской (Kabuh) формации в Сангиране.
Сев на вечерний поезд, отправлявшийся в центральную часть Явы, утром следующего 
дня фон Кенигсвальд уже был на месте. «Мы собрали максимальное число рабочих, – 
рас­сказывает фон Кенигсвальд. – Полученную по почте височ­ную кость я захватил 
с собой. Показав ее всем присутствую­щим, я пообещал 10 центов за каждый новый 
фрагмент, принадлежащий черепу. Это были большие деньги. За обыч­ный зуб я 
платил от 1/2 до 1 цента. Мы вынуждены были дер­жать расценки на таком низком 
уровне, потому что за каждую новую находку платили наличными, и когда яванец, к 
приме­ру, находил три зуба, он уже больше не занимался поисками до тех пор, 
пока находку не продавал. Таким образом, мы бы­ли вынуждены покупать огромное 
количество сломанных и бесполезных зубных осколков, чтобы затем выбросить их в 
Бандунге. Иначе, если бы мы делали это в Сангиране, рабочие предлагали бы нам 
купить их снова и снова».

Имея такой великолепный стимул, команда быстро набирала искомые черепные 
фрагменты. Позже фон Кенигсвальд скажет: «Там, на берегах небольшой речки, 
почти пе­ресыхающей в это время года, лежат вымытые из песка водой остатки 
черепов и конгломераты, содержащие тринильскую фауну. В компании возбужденных 
туземцев я карабкался по крутым берегам реки, не пропуская ни одного костного 
фраг­мента. Я пообещал платить по 10 центов за каждый осколок того черепа. Но я 
недооценил способности моих цветных коллег делать „большой бизнес“. Результат 
оказался ужасным! За моей спиной они разбивали кости на части, чтобы увели­чить 
количество предлагаемых мне фрагментов!.. Мы сумели собрать около сорока 
фрагментов, тридцать из которых при­надлежали нашему черепу… И они составили 
почти идеаль­ную черепную коробку существа, именуемого
Pithecanthropus erectus
. Наконец мы получили то, что так упорно искали!»

Но каким же образом фон Кенигсвальд узнал, что найденные на поверхности холма 
фрагменты относились, по его утверждению, к Кабухской формации периода среднего 
плей­стоцена? Ведь вполне возможно, что туземные рабочие где-то нашли этот 
череп и разбили его, отослав одну часть фон Кенигсвальду и разбросав оставшиеся 
по берегам Кали Тжемо­ро.

Фон Кенигсвальд реконструировал череп из находившихся в его распоряжении 30 
фрагментов, назвал его
Pithecanthropus II
и отправил Дюбуа предварительный отчет о результатах работ. Этот череп оказался 
намного совершен­нее, чем обнаруженный Дюбуа в Триниле. Фон Кенигсвальд всегда 
считал, что череп питекантропа, реконструированный Дюбуа, имеет слишком низкий 
профиль. А только что найден­ные фрагменты, по его мнению, позволяли увидеть 
череп бо­лее похожим на человеческий. Дюбуа, пришедший к тому вре­мени к выводу,
 что его
Pithecanthropus
есть не что иное, как ископаемая обезьяна, не принял предлагавшуюся фон 
Кенигсвальдом реконструкцию осколков черепной коробки и об­винил его в 
мошенничестве. Позже он снял свое обвинение и заявил, что ошибки, которые он 
видит в произведенной фон Кенигсвальдом реконструкции, скорее всего не были 
предна­меренными.