том, что человек существовал и в глубокой древности, а также на обсуждение 
ведической концепции происхождения человека. Эти доклады показали, что 
приверженцы Дарвина в мире науки не достигли того успеха, о котором мечтали, 
когда проводили границу между наукой и явлением, которое они по религиозным 
соображениям называли «псевдонаукой», если пользоваться их излюбленной, 
раздраженной терминологией. Лично я не признаю становящееся все более 
неуместным разграничение, которое некоторые пытаются провести между научным и 
религиозным путями познания. Я не считаю себя ни научным, ни религиозным 
деятелем, а просто человеком, который готов использовать самые разные пути 
познания, чтобы приблизиться к истине.
«Запрещенная археология» удостоилась многих откликов в профессиональных 
журналах по археологии, антропологии и истории науки. Полный текст этих 
откликов, а также писем на эту тему, я привел в своей книге «Влияние 
„Запрещенной археологии“», которая, в свою очередь, тоже повлекла за собой 
целый ряд академических отзывов. Например, Симон Локе пишет в «Public 
Understanding of Science» (1999. Vol. 8. № 1. Pp. 68–69): «Социальный 
конструктивизм, рефлексивность и все, что мы называем «постмодернизмом», 
вдохновили на многочисленные эксперименты, облаченные в новые литературные 
формы, которые были призваны оживить степенный старый мир общепринятого 
академического знания… Попытки запечатлеть социальный процесс обретения знания 
и разглядеть в нем изрядное количество противоречий своевременны и достойны 
того, чтобы называться смелыми. Такова и книга Майкла Кремо. Отзывы, которые 
содержатся в этой книге, пришли на его предыдущую книгу „Запрещенная 
археология“. Там, избегая создания своей собственной картины истории, Кремо 
избирает гораздо более интересную стратегию, просто представляя лежащие в ее 
основе многочисленные исходные материалы. В результате мы получаем многогранный 
словесный калейдоскоп, в котором многочисленные истории о современной науке 
завораживающим образом отражают и преломляют друг друга… Кремо предоставил нам 
богатейшие материалы, которые будут ценны для тех, кто изучает человеческое 
восприятие [науки]… Эту книгу также можно назвать ценным учебным пособием, 
поскольку она является одним из наиболее полно документированных трудов о 
«научных войнах» и поднимает широкий круг вопросов, связанных с методами 
передачи знания, делая это в такой манере, которую в учебных заведениях 
непременно назвали бы провокационной».
Позитивные или негативные отклики на «Запрещенную археологию» в академических 
журналах не так важны, как сам факт, что такие отклики вообще появились. Они 
представляют собой скрытую форму признания того, что ведическая критика 
дарвинской теории эволюции человека, представленная в «Запрещенной археологии», 
является живой частью современной науки и образования. На эту тему высказался 
Кеннет Федер в своем отзыве в «Geoarchaeology» (Pp. 337–338): «Книга 
представляет собой нечто, доселе невиданное; это с чистой совестью и без 
малейшей иронии можно назвать „кришнаитским креационизмом“… Данный труд, 
несмотря на то, что его автор решительно настроен против теории эволюции, по 
форме, содержанию и стилю превосходит обычную критику дарвинизма. В отличие от 
привычных публикаций такого рода, здесь авторы используют древние источники и 
изящный слог. Более того, сам стиль этой книги выше, чем обычный стиль 
литературы по креационизму».
Йо Водак и Дэвид Олдройд опубликовали большую статью о «Запрещенной археологии» 
в «Social Studies of Science» (1996. Vol. 26. Pp. 192–213), названную: 
«Ведический креационизм: Дальнейший виток спора об эволюции». В этой статье они 
задают следующий вопрос: «Итак, внесла ли „Запрещенная археология“ какой-либо 
вклад в литературу по палеоантропологии?» И отвечают: «Наш ответ – твердое „да“,
 и на это есть две причины. Первая – никогда прежде исторический материал не 
был представлен так подробно. И вторая – эта книга поднимает основную проблему 
науки, заключающуюся в том, что никто не уверен в „истинах“, которые она 
провозглашает» (P. 207). Они также замечают: «Нужно признать, что „Запрещенная 
археология“ поднимает множество интересных вопросов, которым историки уделяли 
мало внимания. Авторы досконально изучили древние книги, что, несомненно, 
вдохновляет и заставляет серьезно призадуматься и историков, и тех, кто изучает 
социологию научного знания. В самом деле, авторам, похоже, удалось проникнуть в 
ход истории так глубоко, как еще не проникал никто из известных нам писателей».
На первых страницах своей статьи Водак и Олдройд приводят подробную информацию 
о Международном обществе сознания Кришны, членами которого являются авторы 
«Запрещенной археологии» («современном варианте школы бхакти, которая 
господствует в религиозной жизни индусов уже свыше полутора тысяч лет»), а 
также об учении основателя этого движения, Бхактиведанты Свами Прабхупады 
(«согласно Прабхупаде, наука не дает адекватного объяснения происхождения 
Вселенной и жизни»), об Институте Бхактиведанты (они отмечают «смелость его 
интеллектуальной программы») и о ведическом времяисчислении («частичное 
разрушение мира, пралая, происходит каждые 4 миллиарда 32 миллиона лет, приводя 
к катаклизмам, от которых могут исчезнуть целые виды живых существ»). Водак и 
Олдройд также приводят множество ссылок на «Ригведу», «Веданту», Пураны и такие 
понятия, как атма, йога и карма (Pp. 192–195).

Как и другие рецензенты, Водак и Олдройд проводят параллели между «Запрещенной 
археологией» и работами христианских креационистов. «Как известно, – замечают 
они (P. 192), – креационизм пытается показать, что человек возник не так давно 
и что эмпирические исследования находятся в соответствии с историей 
человечества, как она записана в Ветхом Завете. „Запрещенная археология» 
представляет собой разновидность креационизма, имеющую в основе нечто прямо