- единицы;
виналь
- двадцатки;
тун
- 400;
катун
- 8000;
бактун
- 160000.




Я не переставал изумляться совершенству устройства этой системы и загадочности 
ее подлинного предназначения. Очевидно, Морли оно было неизвестно. Несмотря на 
его высокое мнение о культуре Майя он (и, как мне предстояло узнать позже, - 
подавляющее большинство археологов) оценивал цивилизацию Майя с точки зрения 
материального, технологического развития и поэтому считал их относящимися к 
каменному веку: Майя не использовали ни металлов, ни колеса. И все же 
удивленный Морли отмечает, что даже без элементарных материальных 
приспособлений Майя удалось разработать систему знаний и принципы архитектуры, 
исполненные соразмерной гармоничной красоты, сравнимой с величайшими 
достижениями цивилизаций Старого Света. Для Морли, написавшего свою книгу в 
1947 году, Майя остались «поразительным исключением... Вряд ли существовали 
иные культуры подобного примитивного уровня... настолько глубоко 
сосредоточенные на интеллектуальных достижениях».
Моя неудовлетворенность ограниченностью подхода Морли смешивалась с отсутствием 
личного опыта и знаний, необходимых для осознания действительных причин моего 
дискомфорта. Чем более страстным становилось мое стремление проникнуть в 
математические, астрономические и календарные знания Майя в той форме, в какой 
оно было представлено расшифровками Морли и его коллег, тем яснее я ощущал 
плотную завесу, непроницаемую для моего восприятия. Мне пришлось отступить в 
область грез и фантазий. Одна из них посещала меня чаще всего - мечта о 
путешествии в жаркие джунгли Мезоамерики, где я обретаю преображающий, 
невыразимый опыт, переживаю катарсис и возвращаюсь назад совсем иным человеком 
- носителем знания, провидцем. Эта мечта, эта навязчивая идея вела и 
подстегивала меня в погоне за Майя.
Майя оставались моим основным увлечением на протяжении обучения в колледже и - 
особенно - в годы аспирантуры. Историю искусств в Чикагском университете 
преподавали на очень высоком уровне, но, к сожалению, там не читали ни одного 
курса по искусству доколумбовой Америки. Я изучил все, что только смог 
обнаружить в университетской библиотеке, а также в Институте Искусств и музее 
Филда в Чикаго. Используя мастерство и упорядоченность, которые я обретал при 
изучении традиционной истории в университете, я окунулся в самостоятельные 
исследования Майя и всего искусства доколумбовой эпохи в целом. В большей части 
я получал удовольствие от этого изучения, и теперь я мог полностью погрузиться 
в то, что стало моим любимым направлением истории искусства.
И все-таки, чем больше я читал, изучал, обдумывал и сопоставлял, тем четче 
становилось мое ощущение того, что что-то упущено. Казалось, никто из 
исследователей Майя не мог уловить самого главного. Все археологи относились к 
ним как к счастливому и загадочному исключению среди цивилизаций каменного века.
 Я начал подозревать, что причиной, по которой изучение культуры Майя вообще 
продолжается, является именно невозможность понять их с традиционных позиций 
археологов, относящихся к этой цивилизации настолько самодовольно, словно в 
этом непонимании виноваты сами непредусмотрительные Майя!

Самым именитым, помимо Морли, исследователем и толкователем культуры Майя 
является археолог Дж. И. С. Томпсон. Ему, составителю двух прекрасных 
монументальных трудов -
«Иероглифическая письменность Майя» и «Каталог иероглифов Майя»
, более чем кому-либо другому, свойственно отношение к Майя как к умственно 
отсталым и одержимым гениям, «Бог-знает-по-какой-причине» достигшим дьявольских 
высот астрономической математики, - впрочем, не имевшей, по его мнению, 
никакого рационального применения. Еще в большей степени, чем Морли, Томпсон 
оценивал Майя по меркам эпохи Возрождения европейской цивилизации. Высказывания 
Томпсона об искусстве Майя исполнены унижающей нетерпимости. Поскольку 
археологи вроде Томпсона не способны вникнуть в подлинные глубины культуры Майя,
 они склонны приписывать им самое худшее - это связано с тем чувством 
неловкости и конфликта, которые возникают, когда их «передовые и современные» 
убеждения сталкиваются с чуждым им фаталистическим миром. Поэтому, когда дело 
касается, несомненно, самого загадочного вопроса цивилизации Майя - их 
внезапного упадка в девятом веке нашей эры - Томпсон предпочел увидеть причину 
этого заката в восстании рабов, разрушивших деспотическое правление. Морли же 
сомневается в этом: «Трудно поверить, что настолько слаженная и мощная 
цивилизация могла быть низвержена мгновенно... Даже если недовольство 
государственным строем медленно накапливалось в течение столетий, не осталось 
никаких следов, позволяющих археологам его выявить».

Размышления о неудовлетворительности подобных объяснений переполняли меня летом 
1964 года, когда я готовился к очередной поездке в Мексику. Мое романтическое