ТРОЕ В ЛОДКЕ


На следующее утро, когда мы с Ричардом Пенкхерстом отправились на озеро Звай, 
нас сопровождал мой старый знакомый — генеральный директор государственной 
туристической компании Йоханнес Берхану. Мы встретились около шести утра в 
главной конторе компании, поскольку Йоханнес предоставил в наше распоряжение 
«тойоту-лэндкруизер» с шофером. Через двадцать минут мы уже оставили позади 
небоскребы и трущобы Аддис-Абебы и загромыхали по широкому шоссе на юг через 
город Дебра Зейт в сердце долины Грейт Рифт.
Если не считать искусственного водохранилища Кона, озеро Звай является самым 
северным из вереницы озер в долине Рифт. Его зеркало составляет примерно двести 
квадратных миль, а максимальная глубина — около пятидесяти футов. Овальной 
формы, оно все усеяно островами, а его заросшие камышом болотистые берега 
служат прекрасной средой обитания для аистов, пеликанов, диких уток, гусей и 
крохалей, а также для огромного количестве бегемотов.
После двухчасовой поездки из Аддис-Абебы мы прибыли к пункту назначения — пирсу 
на южном берегу озера. Как нам сообщили, министерство рыболовства держало здесь 
несколько судов, одно из которых нам обязательно должны были предоставить за 
минимальную плату. Но, как и следовало ожидать, все крупные суда отплыли на 
ловлю рыбы. Доступной оказалась только одна моторная лодка, но и на ней не было 
топлива для подвесного мотора.
Последовал долгий разговор с представителями министерства, которые уверяли, что 
в лодке недостаточно места для Ричарда, Йоханнеса, меня и лоцмана. Остров Дебра 
Сион, куда в Х веке привозили для сохранения ковчег, как мне было известно, 
находился на большом расстоянии — по крайней мере в трех часах пути на утлом 
суденышке. К тому же у него не было палубы, под которой мы могли бы укрыться от 
свирепого солнца. И не могли бы мы прийти назавтра, когда можно будет 
организовать более подходящий транспорт?
Йоханнес красноречиво отверг это предложение. Профессор Пэнкхерст и мистер 
Хэнкок, сказал он, должны на следующий день успеть на важную встречу в 
Аддис-Абебе, которую нельзя отложить ни под каким предлогом. Поэтому мы должны 
попасть на Дебра Сион сегодня.
Продолжая спорить, мы прошли в конец пирса и попробовали усесться в крошечной 
лодчонке. Мы ухитрились разместиться в ней, рассевшись по бортам, хотя наш 
суммарный вес и погрузил ее довольно глубоко в воду.
Что делать? Работников министерства явно обуревали сомнения, но в конце концов 
они решили пойти у нас на поводу. Суденышко — наше. Они предоставят лоцмана. 
Никакой платы. Но мы сами должны побеспокоиться о топливе. Может, отправите 
своего водителя в ближайший город с канистрой?
Мы так и поступили. Мучительно потянулось время. Прошел один час, потом другой. 
Горя нетерпением, я стоял на конце пирса и знакомился с аистами марабу: 
огромные печальные, длинноклювые, лысоголовые птицы явно вели свое 
происхождение от птеродактилей. В конце концов наш водитель вернулся с топливом,
 и — где-то уже после одиннадцати — мы завели подвесной мотор и отчалили.
Мы медленно плыли по покрытой рябью воде, обходя один густо заросший 
растительностью остров за другим. Обрамленный камышами берег отступал и затем 
исчезал за нашими спинами, не было даже признака Дебра Сион, солнце стояло 
прямо над головами. А наше суденышко протекало довольно заметно.
Тут-то, Йоханнес Берхану и напомнил мне, что озеро кишит гиппопотамами (которых 
он описал как «очень агрессивных и недружелюбных животных»). Сам он, заметил я, 
напялил спасательный жилет, который ухитрился раздобыть перед нашим отплытием. 
Тем временем нос Ричарда Пэнкхерста приобрел интересный розовый цвет вареного 
рака. А я… я скрежетал зубами и пытался не обращать внимания на переполненный 
мочевой пузырь. Где же этот чертов остров? Когда же мы наконец доплывем до 
него? Бросая нетерпеливые взгляды на часы, я вдруг осознал весь комизм нашего 
положения. Я имею в виду: одно дело — «Искатели утраченного ковчега» и совсем 
другое дело — «Трое в одной лодке».
Плавание до Дебра Сион не заняло столько времени, как нам предрекали, но все же 
было достаточно долгим. И я первым выскочил на берег, пробежал мимо депутации 
пришедших поприветствовать нас монахов и спрятался за ближайшим кустом, из-за 
которого выбрался через несколько минут в гораздо лучшем настроении.
Когда я присоединился к остальным, они уже что-то обсуждали с «комитетом по 
встрече». Я обратил внимание на несколько лодок из папируса и камыша, 
выстроившихся у берега. Они казались идентичными во всех отношениях виденными 
нами на озере Тана. Я было уже собрался спросить о них, когда Йоханнес прервал 
мои размышления, возбужденно воскликнув:
— Грэм? Здесь происходит что-то странное. Похоже, здешние люди говорят на 
тигринья.
Это действительно было странно. Мы находились в южной части провинции Шоа, 
население которой говорило на амхарском. С другой стороны, тигринья был родным 
языком жителей священного города Аксум и провинции Тиграи — в сотнях миль к 
северу. Из собственного опыта я знал, что в Эфиопии региональные, в частности 
лингвистические, отличия имеют очень большое значение (достаточно серьезное, 
чтобы приводить к гражданским войнам). Поэтому так поразительно было то, что 
амхарский не был родным языком монахов с Дебра Сион.
Как оказалось позже, не только монахов. Вскоре мы установили, что все жители 
острова, включая крестьян и — рыбаков, говорили обычно на одном из диалектов